Уютный трикотаж: интернет магазин белорусского трикотажа

Бунин и современники – Укажи годы жизни И. А. Бунина, используй дополнительные источники информации. Кого из писателей — современников И. А. Бунина ты знаешь?

Бунин и современники – Укажи годы жизни И. А. Бунина, используй дополнительные источники информации. Кого из писателей — современников И. А. Бунина ты знаешь?

Иван Бунин о своих современниках

Иван Бунин о своих современниках

22 октября 1870 года родился Иван Алексеевич Бунин, первый русский писатель, ставший лауреатом Нобелевской премии.

В письмах к друзьям Бунин бывал порой чрезвычайно остроумен. Однажды, написав Надежде Тэффи, он закончил письмо словами: «А засим, сударыня, целую ваши ручки, штучки, дрючки. Не менее остроумная поэтесса ответила: «Дорогой Иван Алексеевич! Если ручки мне иногда еще целуют, то штучки, а тем более дрючки никто уже лет сорок не целовал».

Надо сказать, что гениальный писатель и выдающийся стилист был невысокого мнения о своих соратниках по литературе. Судите сами:
1. Владимир Владимирович Маяковский — «самый низкий, самый циничный и вредный слуга советского людоедства».

2. Исаак Бабель — «один из наиболее мерзких богохульников».
3. Марина Ивановна Цветаева — «с ее непрекращающимся всю жизнь ливнем диких слов и звуков в стихах».
4. Сергей Иванович Есенин — «проспись и не дыши на меня своей мессианской самогонкой!»
5. Анатолий Борисович Мариенгоф — «пройдоха и величайший негодяй».
6. Максим Горький — «чудовищный графоман».
7. Александр Александрович Блок — «нестерпимо поэтичный поэт. Дурачит публику галиматьей».
8. Валерий Яковлевич Брюсов — «морфинист и садистический эротоман».
9. Андрей Белый — «про его обезьяньи неистовства и говорить нечего».
10. Владимир Набоков — «мошенник и словоблуд (часто просто косноязычный)».
11. Константин Дмитриевич Бальмонт — «буйнейший пьяница, незадолго до смерти впавший в свирепое эротичское помешательство».
12. Максимилиан Волошин — «толстый и кудрявый эстет».
13. Михаил Кузмин — «педераст с полуголым черепом и гробовым лицом, раскрашенным как труп проститутки».
14. Леонид Андреев — «запойный трагик».
15. Зинаида Гиппиус — «необыкновенно противная душонка».
16. Велимир Хлебников — «довольно мрачный малый, молчаливый, не то хмельной, не то притворяющийся хмельным».

teachron.livejournal.com

«Ни символист и ни романтик»

Детство Бунина

Бунин, потомок знатной, но обедневшей фамилии, появился на свет в 1870 году. Детство свое он провел в Орловской губернии, «плодородном подстепье», среди хлебов, цветов и трав.

Его воспитанием и образованием занималась мать. Именно она приобщила Ивана и других своих детей к русской поэзии. Старший брат Бунина, Юлий, окончивший университет и по политическим мотивам на три года сосланный из столицы в родовое поместье, помог ему полностью пройти гимназический и университетский курсы обучения. Впоследствии Юлий вспоминал, что не прошло и года, как Иван так умственно вырос, что он мог с ним почти как с равным вести беседы на многие темы.

бунин.jpg

Иван Бунин. (wikipedia.org)

Отец Бунина, веселый, жизнерадостный, но вспыльчивый и расточительный человек, был заядлым охотником. Часто они вместе с сыном совершали длительные прогулки по окрестностям небольшого поместья, участвовали в полевых работах. Иван с детства приобщался к народной жизни. Он очень много читал. От природы наделенный великолепным зрением, тонким обонянием, слухом Бунин остро ощущал божественное великолепие мира. Возможно, именно эта способность помогала ему в дальнейшем делать изумительные пейзажные зарисовки в поэзии и прозе.

Творчество Бунина

В восемнадцать лет Иван отправился из дома в самостоятельную жизнь, как выразилась его мать, «с одним крестом на груди». В двадцать лет он был уже автором книги стихов. Все творчество Бунина, поэта и прозаика, было подчинено одной цели — найти вечное в человеке и человеческое в вечности. И это ему удалось. Литературовед Олег Михайлов дал образное определение творческой манере Бунина: «пылающий факел в ледяном панцире». Прозу писателя Владимир Набоков уподоблял «золотому шитью по бархату».

В 1899 году состоялось знакомство Бунина с Горьким, который, несмотря на несогласие с Иваном Алексеевичем во взглядах на будущее России, на русский национальный характер, считал его лучшим стилистом среди современников. «Выньте Бунина из русской литературы, — говорил Горький, — и она потускнеет».

В 1896 году Иван Алексеевич создал до сих пор непревзойденный поэтический перевод «Песни о Гайавате». Однако известным он стал только спустя четыре года, когда в свет вышло его произведение «Антоновские яблоки». А до этого был непростой период, вместивший в себя работу за гроши на самых разных должностях, неудачные попытки завести семью. В это же время Бунин познакомился со многими талантливыми прозаиками и поэтами: Толстым, Чеховым, Брюсовым и другими.

В 1902 году был издан первый том собрания сочинений Ивана Алексеевича. Основными в творчестве этого периода были тема природы и тема России уходящей, России «дворянских гнезд». А годом ранее свет увидел сборник стихотворений писателя с поэтическим названием «Листопад», за который ИАН (Императорская Петербургская академия наук) присудила ему самую престижную премию в области литературы — Пушкинскую. Второй раз этой награды Бунин был удостоен в 1909 году.

Бунин с коллегами по литературному цеху.
Бунин с коллегами по литературному цеху. Источник: news.21.by

Как-то Иван Алексеевич высказал мысль, что «вся Россия — деревня», и во многих произведениях своих он касался этой темы. Однако наиболее ярко, реалистично Бунин отразил жизнь и судьбу русского народа в рассказах «Деревня» и «Суходол».

Несмотря на свое стесненное материальное положение, писатель очень любил путешествовать. Он даже называл себя созвучно своему увлечению — «странником». Особенно привлекал его Восток. Вместе с Верой Николаевной Муромцевой, своей будущей женой, Иван Алексеевич побывал в Константинополе, Афинах, Александрии, Египте, Иудеи, Иерусалиме, Хевроне, Вифлееме, Ливане, Сирии, Цейлоне. Наведывался Бунин и в Западную Европу. Из своих странствий он извлек представление о буржуазной цивилизации как обреченной, гибельной. Эта мысль особенно отчетливо прозвучала в его новелле «Господин из Сан-Франциско».

Жизнь в эмиграции

Революцию 1917 года и последовавшего за ней кровавого террора Иван Алексеевич принять не смог. Свой ужас от происходящего он отразил в дневнике, впоследствии опубликованном под названием «Окаянные дни». В 1920 году писатель, «испив (по его выражению) несказанную чашу душевных страданий», покинул большевистскую Россию, эмигрировав во Францию. Он очень тяжело переживал утрату родины. В эмиграции писал только о России, о ее природе, о том, что близко русскому человеку, о любви. Бунин считал себя реалистом и бережно хранил традиции великой русской литературы XIX века.

В 1933 году Иван Алексеевич стал первым русским писателем, удостоенным Нобелевской премии. По свидетельству очевидцев, на вручении награды он держался по-королевски.

Чествование Бунина в Стокгольме.
Чествование Бунина в Стокгольме. Источник: tgline. me

Бунин так и не смог смириться с тем, что советская власть установилась в России надолго. Однако, когда на СССР напала фашистская Германия, он был всецело на стороне своего народа. Иван Алексеевич решительно отказался сотрудничать с фашистами, захватившими Францию (ему тогда предлагали участвовать в антисоветской пропаганде).

Последние годы жизни Бунин, всемирно известный писатель-нобелиат, трудился над книгой о Чехове. К сожалению, эта работа так и осталась незавершенной. Незадолго до смерти Иван Алексеевич записал в своем дневнике, что совсем скоро его не станет, и «судьбы всего мира» будут ему неведомы.

Всю свою жизнь писатель размышлял над вопросами жизни и смерти, любви и счастья. Он прожил некороткий век, без малого 83 года. Однако, по его признанию, ему и двух тысячелетий не хватило бы, чтобы насладиться жизнью, которую он умел ценить в ее мельчайших проявлениях. Ивана Алексеевича не стало в начале ноября 1953 года, но его творчество обрело бессмертие.

diletant.media

И.А. Бунин в воспоминаниях современников

В.П. Катаев: «Я часто наводил разговор на “Господина из Сан-Франциско”, желая как можно больше услышать от Бунина о том, как и почему написан им этот необыкновенный рассказ, открывший — по моему мнению — совершенно новую страницу в истории русской литературы, которая до сих пор, за самыми незначительными исключениями, славилась изображением только русской жизни: национальных характеров, природы, быта. Если у наших классиков попадались “заграничные куски”, то лишь в той мере, в какой это касалось судеб России или русского человека.

В нарушение всех традиций Бунин написал произведение, где русским был только замечательный язык и та доведённая до возможного совершенства пластичность, которая всегда выделяла русскую литературу изо всех мировых литератур и ставила её на первое место… <…>

—    Почему вас удивляет, что я написал такие “не русские” рассказы? Я не давал клятвы всю жизнь описывать только Россию, изображать лишь наш, русский быт. У каждого подлинного художника, независимо от национальности, должна быть свободная мировая, общечеловеческая душа; для него нет запретной темы; всё сущее на земле есть предмет искусства…»

К.И. Чуковский: «Слава Бунина росла очень медленно. Лет пятнадцать, а пожалуй, и двадцать Бунин оставался в тени, уединённый поэт с негромким голосом и слишком уж узкой лирической темой. Знатоки чтили и хвалили его, восхищались его мастерством, но никогда он не был центральной фигурой нашей литературно-общественной жизни.
Но вот два или три года назад возник новый, неожиданный Бунин, нисколько не похожий на прежнего…

Его “Антоновские яблоки” (1900), “Новый год” (1902) и другие ранние новеллы не были популярны в читательской массе. “Милы, поэтичны — и только” — таково было общее мнение. Фактура у них была необыкновенно добротная, в них встречались страницы, написанные рукою большого художника, но им, этим полурассказам, полустихотворениям в прозе, зыбким, забываемым, смутным, не хватало железа и камня. В их очаровательном, женственном стиле была какая-то расслабленность, томность. Много вкуса, мало темперамента. Недаром за эти годы Бунин только и мог написать, что два тоненьких томика рассказов.

И вдруг “Деревня”, “Игнат”, “Суходол”, “Иоанн Рыдалец”, “Сверчок”… — новый, непредвиденный Бунин!

В этих произведениях нового Бунина лаконический, чёткий и твёрдый рисунок, энергичная, часто жгучая фабула (именно фабулами прежний Бунин был особенно беден) и, главное, глубина проникновения в душевную жизнь людей. Это-то чудеснее всего: Бунин неожиданно стал живописцем сложнейших человеческих чувств после нескольких неудачных попыток оказался таким изощрённым психологом, ведателем глубей и высей души человеческой, каких не могли и предвидеть читатели его прежних вещей».

Б.К. Зайцев: «Всегда он мне “нравился”. С самых юных лет, когда я был начинающим писателем, а он уже известным, он мне именно нравился “бессмысленно” и бездумно: как нравится лицо, закат, запах леса. Кончая жизнь и о нём думая, нахожу, что относился к нему, собственно, как к явлению природы — стихии. В его облике, фигуре, движениях, манере говорить, неповторимой одарённости всегда было для меня некое обаяние, внеразумное.

Первые встречи связаны с Москвой — молодой богемой левого литературного направления (сам он к ней не принадлежал, но бывал у нас). А с другой стороны, оба мы были членами вовсе противоположной “Середы”, кружка более взрослых писателей-реалистов.

“На половине странствия нашей жизни…”, лет в тридцать пять, был он изящен, горд, самоуверен. В большую публику не проходил. Горький, Андреев шумели, он — нет. Но прочная литературная оценка его росла. В 1910 году выбрали его в академию, по разряду “изящной словесности”.

Война, годы предреволюционные и сама революция сильно нас разбросали. Только тут, в эмиграции, жизнь снова сблизила. Встречались постоянно и в Париже, но особенно остался в душе Грасс, милая вилла “Бельведер”, скромная, с поразительным видом на Канн, море, гора Эстерель направо. Юг, солнце, свет, необъятная ширь, запах лаванды, тмина — порождение Прованса — и вообще дух поэзии, окружавший жизнь Ивана, Веры, молодых писателей-друзей, с ними живших (Л. Зуров, Галина Кузнецова).

По утрам трое мы строчили каждый своё в верхнем этаже, моя Вера с Верой Буниной (подруги с юношеских лет, ещё в Москве) вели женские свои разговоры, а внизу в большом светлом кабинете Иван писал какую-нибудь “Жизнь Арсеньева” или “Цикады”.

Весь в белом, тонкий, изящный, теперь уже много старше, чем в Москве во времена “Середы”, но лёгкий и быстрый, как прежде, опять нравился как-то художнически: ну вот, особое существо, даровитейшее в каждом слове, движении, — пусть характер нелёгкий (не всем легкими быть, выдающимися же особенно), но какой-то человек-стихия. Всё в нём земное, в некотором смысле языческое. Мережковский сказал о Толстом: “Тайновидец плоти”, — верно. Бунин Толстого обожал. Ему нравилась даже форма лба его: “Ты подумай, ведь как у зверя надбровные…” В юности, как это ни странно, Иван был даже одно время толстовцем (о чём сам писал). С годами это ушло, преклонение же перед Толстым — толстовской зоркостью, изобразильностью осталось.

У самого Ивана внешней изобразительности чуть ли не больше, чем у Толстого. Почти звериный глаз, нюх, осязание. Не хочу сказать, что был для него закрыт высший мир — чувство Бога, вселенной, любви, смерти: он это всё тоже чувствовал с неким азиатско-буддийским оттенком. Будда был ему чем-то близок. Но вот чувство греха, виновности вполне отсутствовало. “Нет, дорогой мой, я никого не убивал, не крал ничего…” — не сомневаюсь, и никто его в этом не подозревал. В общем же “тайновидец плоти” был ему ближе Будды. А к концу жизни самая эта плоть, которая у него к старости и ослабела, существом его как раз и завладела очень, стала как бы даже душить объятиями своими».

Н.Н. Берберова: «Как я любила его стиль в разговоре, напоминавший героя “Села Степанчикова” Фому Фомича Опискина: “Называйте меня просто Ваше превосходительство”, и его крепкое рукопожатие, разговоры о “дворянских родинках” и “дворянских ушах” и вообще обо всём “дворянском” — я такого, конечно, не слыхала никогда даже от дедушки Караулова! Здесь было что-то древнее, феодальное, а ему вместе с тем всегда хотелось быть с молодыми, самому быть молодым. Как я любила его рассказы (взятые готовыми из старых повестей) о собаках — муругих, брудастых, которые опсовели, которые заложились, полвопе-гие, подуздые; о трактирах на главной орловской улице — поди проверь их, вероятно, половина выдумана вот сейчас, на месте, а всё вместе — чудо как хорошо! <…>

Если Зинаида Николаевна (Гиппиус) и Дмитрий Сергеевич (Мережковский) при первом знакомстве учиняли собеседнику некий экзамен (“како веруеши?”), то Бунин делал это совсем по-другому, не “како веруеши?”, а какое на тебя произвожу впечатление? А ну ещё? А это как? Он немного тянул слова (по-барски или по-московски? Или как “у нас, в Белёвском уезде”?) и всё время, когда говорил, взглядывал на меня, стараясь прочитать в моём лице впечатление, которое он на меня производит. <…>

—    А стихи мои вам, конечно, не нравятся?
—    Нет… нравятся… но гораздо меньше вашей прозы.

Это было его больное место, я ещё тогда не знала этого.

Но уже через год он вернулся в наших разговорах к теме стихов и прозы, наболевшему вопросу всей его жизни. Он сказал мне однажды в Грассе, куда я ездила к нему:

—    Если бы я захотел, я бы мог любой из моих рассказов написать стихами. Вот, например, “Солнечный удар” — захотел бы, сделал бы из него поэму.

Я почувствовала неловкость, но сказала, что верю. Я была поражена этими словами: он, видимо, думал, что любой “сюжет” можно одеть в любую “форму”, так сказать, наложить форму на содержание, которое рождалось самостоятельно, как голый младенец, для которого нужно выбрать платье. <…>

Он любил смех, он любил всякую “освободительную” функцию организма и любил всё то, что вокруг и около этой функции. Однажды в гастрономическом магазине он при мне выбирал балык. Было чудесно видеть, как загорелись его глаза, и одновременно было чуть стыдно приказчика и публики. Когда он много раз потом говорил мне, что любит жизнь, что любит весну, что не может примириться с мыслью, что будут вёсны, а его не будет, что не всё в жизни он испытал… я всегда вспоминала этот балык».

lit-helper.com

конец». Слава, изгнание и любовь втроем Ивана Бунина

Крушение Российской империи наложилось на Серебряный век русской литературы, породив множество драматичных творческих судеб. Сегодня Anews хочет обратиться к одной из самых заметных фигур той эпохи — лауреату Нобелевской премии Ивану Бунину.

Как писатель относился к революции? На что потратил Нобелевскую премию? И что заставил вытерпеть собственную жену?

Талантливый юноша, педант и сноб

Иван Бунин с ранних лет обнаруживал в себе талант к слову. Поначалу он выразился в переводе иностранных произведений. Писатель впоследствии признавался, что, взявшись за переложение на русский трагедии Шекспира «Гамлет», «мучил себя над ним с необыкновенным и всё возраставшим наслаждением».

Дом в Воронеже, где родился Иван Бунин. Фото — Википедия

С переводом же связан первый серьёзный литературный успех Бунина — в 1903 он получил престижную Пушкинскую премию за перевод «Песни о Гайавате» поэта из США Генри Лонгфелло (по некоторым данным, сделанный юношей в том же 16-летнем возрасте). Также на получение премии повлиял и выход первого отмеченного критиками сборника стихов литератора — «Листопад».

Обложка сборника 1901 года

В зрелые годы Бунин вновь вернулся к изучению языков. Ради чтения и переводов произведений поэта Адама Мицкевича он самостоятельно освоил польский.

Талант проявлялся и в творческом методе писателя. Специалисты обращают внимание на то, что он, как правило, начинал работу над очередным произведением без предварительных планов. Бунин не рисовал схем, показывающих взаимоотношения персонажей, не продумывал последовательность глав — он сразу воспроизводил готовую историю.

Но при этом, сам текст литератор шлифовал с огромным педантизмом: «Я начинаю писать, говорю самую простую фразу, но вдруг вспоминаю, что подобную этой фразе сказал не то Лермонтов, не то Тургенев. Перевёртываю фразу на другой лад, получается пошлость».

Бунин в 1901 году. Фото — Википедия

Его строгость и педантичность отмечали и современники. Коллега и друг писателя Александр Куприн как-то заметил в разговоре, что у Бунина «в каждой строке виден пот». По воспоминаниям сотрудника журнала «Современные записки» Марка Вишняка, отношение к построению фразы в тексте порой доходило у Бунина до «болезненной щепетильности»; в издательства, с которыми он сотрудничал, перед сдачей рукописи в печать поступали его срочные телеграммы с просьбами поменять слово или переставить запятую.

Александр Куприн. Фото — Википедия

Что касается отзывов о характере Бунина, то они носят противоречивый характер. В одних воспоминаниях писателя называют представлен лёгким, остроумным собеседником, пусть и не слишком открытым. Другими он воспринимался как литератор резкий, неуживчивый. По словам поэтессы Ирины Одоевцевой, порой он «мог быть очень неприятен, даже не замечая этого».

Отмечается также, что Бунин, с одной стороны, весомо помогал тем, кто нуждался в поддержке, но с другой стороны любил, чтобы ученики и поклонники сопровождали его на мероприятиях — такая публичная демонстрация «свиты» порой раздражала коллег, называвших последователей писателя «бунинским крепостным балетом».

«Окаянные дни». Бунин и революция

В чём оценки личности Бунина схожи — так это в том, что он совершенно однозначно и сразу не принял революцию 1917 года. В этом он отличался от многих видных литераторов того времени — например, Сергея Есенина, о чём можно прочитать в статье «Я двух баб в жизни бил». Судьба, любовь и смерть Сергея Есенина.

Сергей Есенин. Фото — Википедия

Дневник, который Бунин вёл в то время, стал основой для его знаменитой книги «Окаянные дни» — её исследователи называют важнейшим документом переломного времени, говоря, что в этом труде писатель фактически полемизировал с Александром Блоком, написавшим в 1918 году знаменитую поэму «Двенадцать». По словам литературоведа Игоря Сухих, в те дни «Блок услышал музыку революции, Бунин — какофонию бунта».

Александр Блок. Фото — Википедия

С таким отношением эмиграция литератора была неизбежна — и 24 января 1920 года Бунин поднялся на борт небольшого французского парохода «Спарта». Условия путешествия были нелёгкие — людей на судне было так много, что для ночлега использовались все палубы, проходы и столы. Сам Бунин писал:

«Вдруг я совсем очнулся, вдруг меня озарило: да — так вот оно что — я в Чёрном море, я на чужом пароходе, я зачем-то плыву в Константинополь, России — конец, да и всему, всей моей прежней жизни тоже конец, даже если и случится чудо и мы не погибнем в этой злой и ледяной пучине!»

В начале марта пароход прибыл в Париж. С этим городом была связана вся дальнейшая жизнь Бунина.

Памятная табличка на доме в Париже, где Бунин жил с 1920 по 1953 годы. Фото — Википедия

За границей писатель продолжал критиковать перемены, произошедшие на родине. В 1924 году он выступил с докладом, в котором указал, что задача русской эмиграции заключается в неприятии «ленинских заповедей». Отвечая на упрёки тех, кто считал, что люди, не признавшие революцию, «хотят, чтобы реки текли вспять», писатель заметил: «Нет, не так, мы хотим не обратного, а только иного течения… Россия! Кто смеет учить меня любви к ней?»

Парижский дом, где жил Бунин. Фото — Википедия

С Буниным также связывают один из самых громких антисоветских документов того времени — в 1927 году ему, как считается, было тайно переслано «Обращение к писателям мира», коллективное письмо группы советских литераторов. Документ содержал следующие слова:

«Нам нужна только ваша моральная поддержка, ваше моральное осуждение жесточайшей из деспотий, которой является коммунистическая власть в России. Мы лично гибнем. Многие из нас уже не в состоянии передать пережитый нами страшный опыт потомкам. Из нашей могилы заклинаем вас: вслушайтесь, вчитайтесь, вдумайтесь в наше слово!»
В том же году Бунин опубликовал послание в одной из газет, сопроводив его комментарием: «К писателям всего мира обращаюсь и я, да, вслушайтесь, вдумайтесь, отзовитесь на этот потрясающий вопль! Совесть мира, «прозорливцы», что же молчите вы, глядя на то, что творится рядом с вами в цивилизованной Европе, в христианском мире? У меня горит лицо от стыда за себя, за свою новую, может быть, напрасную попытку, – и всё-таки я снова и снова говорю: отзовитесь!»

Нобелевская премия

Одним из самых ярких эпизодов биографии Бунина является, конечно, получение им Нобелевской премии. Это случилось в 1933 году, хотя впервые выдвижение Бунина на Нобелевскую премию по литературе состоялось вскоре после прибытия писателя во Францию.

Иван Бунин в 1933 году. Фото — Википедия

У истоков этой истории стоял прозаик Марк Алданов, желавший поднять престиж «изгнанной русской литературы» и обратившийся к французскому литератору Ромену Роллану с просьбой поддержать коллективную кандидатуру Бунина, Куприна и Мережковского. Тот ответил, что не готов поддерживать Мережковского, а среди русских писателей вообще отдал бы предпочтение Максиму Горькому.

Ромен Роллан, лауреат Нобелевской премии по литературе за 1915 год. Фото — Википедия

В итоге было решено подать в Нобелевский фонд заявку, содержавшую фамилии Бунина, Горького и Бальмонта. У Нобелевского комитета возникли вопросы по каждой из кандидатур, и премию за 1923 год получил поэт из Ирландии Уильям Йетс.

Уильям Йейтс. Фото — Википедия

В дальнейшем эмигрантское сообщество не оставляло попыток выдвижения Бунина. Так, в 1930 году Алданов вёл об этом переговоры с немецким писателем Томасом Манном, лауреатом 1929 года. Манн признался, что поскольку в списке кандидатов есть представитель немецкой литературы, то он как немец проголосует именно за него.

Долгожданное вручение премии тоже вызвало споры. Так, если композитор Сергей Рахманинов в числе первых прислал из Нью-Йорка телеграмму со словами: «Искренние поздравления», то поэтесса Марина Цветаева заметила, что Горький или Мережковский в гораздо большей степени заслуживали награды: «…если Горький – эпоха, а Бунин – конец эпохи, то Мережковский – эпоха конца эпохи, и влияние его и в России, и за границей несоизмеримо с Буниным, у которого вчистую влияния ни там, ни здесь не было».

Подробнее о судьбе поэтессы читайте — «Любить только мужчин — какая скука!» Жизнь и драма Марины Цветаевой.

Марина Цветаева. Фото — Википедия

На церемонии вручения премии «за строгое мастерство, с которым он развивает традиции русской классической прозы» Бунин выступил с речью, где назвал себя изгнанником: «Впервые со времени учреждения Нобелевской премии вы присудили ее изгнаннику. Ибо кто же я? Изгнанник, пользующийся гостеприимством Франции, по отношению к которой я тоже навсегда сохраню признательность.

Господа члены Академии, позвольте мне, оставив в стороне меня лично и мои произведения, сказать вам, сколь прекрасен ваш жест сам по себе. В мире должны существовать области полнейшей независимости. Несомненно, вокруг этого стола находятся представители всяческих мнений, всяческих философских и религиозных верований. Но есть нечто незыблемое, всех нас объединяющее: свобода мысли и совести, то, чему мы обязаны цивилизацией. Для писателя эта свобода необходима особенно, — она для него догмат, аксиома».

Иван Бунин (второй стоящий справа) во время торжественной церемонии в Стокгольме. Фото — Википедия

Укрывал евреев и обнищал

На момент начала Второй Мировой войны уже почти 70-летний Бунин перебрался на высокогорную виллу, находившуюся на выезде из Граса — города, где он традиционно проводил тёплые месяцы. Там писатель прожил около 6 лет.

Грас. Фото — Википедия

На вилле постоянно находились друзья и знакомые семьи. Кроме того, писатель постоянно давал приют преследуемым евреям. В доме Бунина нашли временное укрытие американский пианист Александр Либерман женой. С 1940 по 1944 год в доме находился литератор Александр Бахрах, который сам пришёл на виллу с просьбой об убежище. Ему устроили обряд крещения в небольшой церкви и через знакомого священника оформили документы, которые во время ареста на улице спасли Бахраху жизнь.

Художница Татьяна Логинова-Муравьёва рассказывала, что Бунин постоянно слушал по радио английские и швейцарские сводки новостей. В его кабинете были развешаны карты, на которых писатель стрелками делал пометки. В дневниках он почти ежедневно фиксировал информацию о движении советских войск.

В годы войны Бунин серьёзно обеднел. Нобелевская премия, составлявшая немалые 715 000 франков, была потрачена — 120 000 он просто раздал присылавшим письма незнакомым людям, остальные также потратил, не приобретя ни бизнеса, ни недвижимости.

Новых публикаций также не предвиделось. К Бунину поступали предложения о работе в изданиях, выходивших на оккупированных фашистами землях, но писатель отвечал отказом. В те дни он писал: «Был я богат — теперь, волею судеб, вдруг стал нищ… Был знаменит на весь мир — теперь никому в мире не нужен… »

Пытаясь получить хотя бы небольшой гонорар, Бунин попросил уехавшего в США товарища Андрея Седых издать книгу произведений, написанных в 1937—1942 годах. В письме Бунин отметил, что согласен на любые условия.

Седых, специально для этого проекта создавший в Нью-Йорке издательство «Новая земля», в 1943 году выпустил книгу на русском языке тиражом 600 экземпляров. Труд, названный «Тёмные аллеи», стал самой известной книгой в жизни Бунина — но тогда ему было выплачено лишь 300 долларов.

Первое издание книги

Четыре женщины Бунина

Все невзгоды и радости бок о бок с писателем переживала его преданная супруга — Вера (в девичестве — Муромцева).

Иван Бунин и Вера Муромцева. Фото — Википедия

Но если для Муромцевой это были первые серьёзные отношения, то для Бунина это был даже не первый брак. Первой — «невенчанной» — женой писателя специалисты называют Варвару Пащенко работавшую корректором в газете «Орловский вестник», куда в 1889 году пришёл помощником редактора 19-летний Бунин.

Варвара Пащенко. Фото — Википедия

Отношения между возлюбленными складывались трудно: отец девушки отказывался видеть Бунина своим будущим зятем, а того, в свою очередь, тяготила житейская неустроенность. Бунин писал старшему брату: «У меня нет ни копейки, заработать, написать что-нибудь — не могу, не хочу».

В 1892 году пара переехала в Полтаву, но и там построить семью не удалось — Бунин слишком много времени уделял литературным кружкам, клубам по интересам и путешествиям. В итоге Пащенко не выдержала и в ноябре 1894 покинула Полтаву, оставив записку: «Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом». Бунин настолько тяжело перенёс это расставание с возлюбленной, что родственники всерьёз опасались за его жизнь. По мнению исследователей, эти отношения с нею запечатлены в художественных автобиографиях писателя— в частности, в романе «Жизнь Арсеньева». Пащенко же вышла замуж за актёра немого кино Арсения Бибикова и умерла в 1918 от туберкулёза.

Арсений Бибиков. Кадр из фильма «Дети века»

Первый же официальный брак Бунин заключил с Анной Цакни — дочерью издателя из Одессы, куда писатель переехал в 1898 году. Молодые люди поженились вскоре после знакомства, но расстались, прожив вместе два года. Теперь уже 30-летнему Бунину молодая 20-летняя супруга казалась наивной и поверхностной: «Она глуповата и неразвита, как щенок».

Анна Цакни. Фото — Государственный литературный музей

Впрочем, расставаться литератор не хотел — отношения прервала именно Анна, несмотря на беременность, уехавшая к родителям в Одессу. Бунин тяжело переживал расставание и даже пытался покончить с собой. Как считается, именно этим отношениям мужчина посвятил впоследствии экранизированный рассказ «Солнечный удар».

Кадр из фильма «Солнечный удар»

Мальчика, родившегося у Анны Цакни, назвали Николаем. Он скончался в 1905 году от скарлатины.

С Муромцевой же Бунин встретился в 1906-м. Здесь тоже всё было непросто — родители девушки были против их отношений, считая, что ей нужно закончить обучение в институте, из-за чего влюблённые начали встречаться тайно. К тому же, прошлая жена Бунина отказывалась дать официальный развод (брак был официально заключён только в 1922-м во Франции) — но всё это не помешало паре уже в 1907-м отправиться в путешествие. Писатель вспоминал:

«В те благословенные дни, когда на полудне стояло солнце моей жизни, когда, в цвете сил и надежд, рука об руку с той, кому Бог судил быть моей спутницей до гроба, совершал я своё первое дальнее странствие, брачное путешествие, бывшее вместе с тем и паломничеством во святую землю».

Вера Муромцева. Фото — Википедия

Муромцева стала идеальной женой. Она буквально боготворила Бунина, терпя не только все жизненные трудности, но и связи на стороне. «Я вдруг поняла, — писала женщина в дневнике, — что не имею права мешать Яну (так она называла мужа) любить, кого он хочет… Только бы от этой любви было ему сладостно на душе… Человеческое счастье в том, чтобы ничего не желать для себя… Тогда душа успокаивается, и начинает находить хорошее там, где совсем этого не ожидала».

Одна из таких связей оказалась прочнее предыдущих — в 1926 году у писателя начался бурный роман с молодой коллегой Галиной Кузнецовой. Дошло до того, что женщина переехала в семейный дом писателя и жила там больше 10 лет. Бунин говорил, что девушка является его литературной ученицей, а их ночные уединения объяснял работой. Но характер этих отношений был очевиден для всех.

Бунин и Кузнецова. Кадр YouTube

Жена писателя перенесла и это. Она осталась с ним, когда Кузнецова бросила Бунина ради интриги с женщиной — Марго Степун (считается, что во-многом под впечатлением от этого разрыва Бунин написал «Тёмные аллеи»).

Современники по-разному смотрели на эту ситуацию. Кто-то упрекал Веру Бунину в ограниченности и недалёкости, другие же, наоборот, превозносили её душевные качества. Мемуарист Василий Яновский называл жену писателя «русской, святой женщиной». А поэт Георгий Адамович говорил, что Бунин «за её бесконечную верность был ей бесконечно благодарен и ценил её свыше всякой меры. Покойный Иван Алексеевич в повседневном общении не был человеком лёгким и сам это, конечно, сознавал. Но тем глубже он чувствовал всё, чем жене своей обязан. Думаю, что если бы в его присутствии кто-нибудь Веру Николаевну задел или обидел, он при великой своей страстности этого человека убил бы — не только как своего врага, но и как клеветника, как нравственного урода, не способного отличить добро от зла, свет от тьмы».

Последнее желание перед смертью

Вернувшись в Париж после Второй Мировой, Бунин, возможно, впервые в жизни серьёзно задумался о возвращении на родину. В июне 1946 в СССР вышел указ «О восстановлении в гражданстве СССР подданных бывшей Российский империи, а также лиц, утративших советское гражданство, проживающих на территории Франции». Как писала в те дни Вера Бунина, обнародование документа вызвало много волнений в эмигрантской среде: «Одни хотели ехать, другие — оставаться». Бунин же, отвечая на вопрос корреспондента об отношении к указу, ушёл от прежнего непримиримого тона и сдержанно заметил, что надеется на распространение этой «великодушной меры» и на другие страны, где живут эмигранты.

Тогда, как считается, в СССР решили попробовать склонить литератора к возвращению. С ним общался советский посол во Франции Александр Богомолов и писатель Константин Симонов.

Константин Симонов. Фото — Википедия

Рассказывают, что бедствовавшего Бунина приглашали в шикарные рестораны и, само собой, гарантировали комфортную жизнь в СССР. Но, как вспоминал Симонов, лауреат Нобелевской премии хоть и без агрессии, но отверг все предложения:

«Заговорив о возвращении, он сказал, что, конечно, очень хочется поехать, посмотреть, побывать в знакомых местах, но его смущает возраст. Поздно, поздно… Я уже стар, и друзей никого в живых не осталось. Из близких друзей остался один Телешов (Николай, советский писатель), да и тот, боюсь, как бы не помер, пока приеду. Боюсь почувствовать себя в пустоте».

Бунин отказался и получать советский паспорт, большую часть жизни прожив лицом без гражданства. Тем не менее, он согласился ознакомиться с советскими произведениями, тепло отозвавшись о поэме «Василий Тёркин» Александра Твардовского и рассказе «Корчма на Брагинке» Константина Паустовского.

Константин Паустовский. Фото — Википедия

В 1947-м, вконец уставший от бедности. Бунин обратился к товарищу Андрею Седых: «Я стал очень слаб, два месяца пролежал в постели, разорился совершенно… Мне пошёл 79-й год, и я так нищ, что совершенно не знаю, чем и как буду существовать». Седых сумел договориться с американским филантропом Фрэнком Атраном о перечислении писателю ежемесячной пенсии в размере 10 000 франков — эти деньги направлялись до 1952 года.

Бунин, долгие годы страдавший эмфиземой лёгких, скончался в 1953-м. В октябре состояние здоровья писателя резко ухудшилось. За несколько часов до смерти Бунин попросил жену почитать ему вслух письма Чехова, которого считал одним из главных своих вдохновителей.

Бунин и Чехов. Фото — Википедия

Как вспоминал лечащий врач литератора, 8 ноября его вызывали к писателю дважды: в первый раз он провёл необходимые медицинские процедуры, а когда прибыл повторно, пациент был уже мёртв.

Похоронили Ивана Бунина на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа — традиционном месте упокоения эмигрантов из России. Восемью годами позже из-за экономии пространства в той же могиле захоронили и Веру Бунину.

Википедия

Читайте также:

www.anews.com

Цитаты Ивана Алексеевича Бунина и цитаты о нем его современников


145 лет со дня рождения исполнилось в прошлом году Ивану Алексеевичу Бунину, поэту и прозаику, непревзойденному классику русской литературы, автору романа «Жизнь Арсеньева», истинному антисоветчику и антиленинисту. Человек, не признавший власть большевиков и возненавидивший Ленина, после Октябрьской революции был вынужден жить в эмиграции до конца жизни.
 

Женщина прекрасная должна занимать вторую ступень; первая принадлежит женщине милой. Сия-то делается владычицей нашего сердца: прежде нежели мы отдадим о ней отчет сами себе, сердце наше делается невольником любви навеки.

Есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого самого никогда и никого не любят.

Тщеславие выбирает, истинная любовь не выбирает.

Женщину мы обожаем за то, что она владычествует над нашей мечтой идеальной.

Любовь вносит идеальное отношение и свет в будничную прозу жизни, расшевеливает благородные инстинкты души и не дает загрубеть в узком материализме и грубо-животном эгоизме.

Женщины никогда не бывают так сильны, как когда они вооружаются слабостью.

Блаженные часы проходят, и необходимо хоть как-нибудь и хоть что-нибудь сохранить, то есть противопоставить смерти, отцветанию шиповника.

Какая радость — существовать! Только видеть, хотя бы видеть лишь один этот дым и этот свет. Если бы у меня не было рук и ног и я бы только мог сидеть на лавочке и смотреть на заходящее солнце, то я был бы счастлив этим. Одно нужно только — видеть и дышать. Ничто не дает такого наслаждения, как краски…

Венец каждой человеческой жизни есть память о ней, — высшее, что обещают человеку над его гробом, это память вечную. И нет той души, которая не томилась бы в тайне мечтою об этом венце.

«Революции не делаются в белых перчатках…» Что ж возмущаться, что контрреволюции делаются в ежовых рукавицах?

«Святейшее из званий», звание «человек», опозорено, как никогда. Опозорен и русский человек — и что бы это было бы, куда бы мы глаза девали, если бы не оказалось «ледяных походов»!

Больше всех рискует тот, кто никогда не рискует.

Когда кого любишь, никакими силами никто не заставит тебя верить, что может не любить тебя тот, кого ты любишь.

Молодость у всякого проходит, а любовь — другое дело.

…Наши дети, наши внуки не будут в состоянии даже представить себе ту Россию, в которой мы когда-то (то есть вчера) жили, которую мы не ценили, не понимали, – всю эту мощь, сложность, богатство, счастье…
— «Окаянные дни», 1926-1936

Из нас, как из дерева, — и дубина, и икона, — в зависимости от обстоятельств, от того, кто это дерево обрабатывает: Сергий Радонежский или Емелька Пугачев. Если бы я эту «икону», эту Русь не любил, не видал, из-за чего же бы я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал так беспрерывно, так люто?
— «Окаянные дни», 1926-1936

Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта ещё долго будет висеть — пока совсем крепко не усядутся они на шею народа.
— «Окаянные дни», 1926-1936

Человек свои собственные тридцать лет прожил по человечьи — ел, пил, на войне бился, танцевал на свадьбах, любил молодых баб и девок. А пятнадцать лет ослиных работал, наживал богатство. А пятнадцать собачьих берёг своё богатство, всё брехал и злился, не спал ночи. А потом стал такой гадкий, старый, как та обезьяна. И все головами качали и на его старость смеялись.
Разум наш противоречит сердцу и не убеждает оного.
Если человек не потерял способности ждать счастья — он счастлив. Это и есть счастье.
А. К. Толстой когда-то писал: «Когда я вспомню о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния». В русской литературе еще вчера были Пушкины, Толстые, а теперь почти одни «проклятые монголы». (Окаянные Дни) Неужели вы еще не знаете, что в семнадцать и семьдесят лет любят одинаково? Неужели вы еще не поняли, что любовь и смерть связаны неразрывно? — В беседе с И.В. Одоевцевой

Каждый раз, когда я переживал любовную катастрофу — а их, этих любовных катастроф, было немало в моей жизни, вернее почти каждая моя любовь была катастрофой, — я был близок к самоубийству. — В беседе с И.В. Одоевцевой

Я считаю «Тёмные аллеи» лучшим, что я написал, а они, идиоты, считают, что это порнография и к тому же старческое бессильное сладострастие. Не понимают, фарисеи, что это новое слово в искусстве, новый подход к жизни! — В разговоре И.В. Одоевцевой

Гёте говорил, что он за всю жизнь был счастлив всего лишь семь минут. Я все-таки, пожалуй, наберу, наберу счастливых минут на полчаса — если с детства считать. — В беседе с И.В. Одоевцевой

А страсть к кладбищам русская, национальная черта. Страсть к кладбищам очень русская черта. В праздничные дни провинциальный город — ведь вы, и как это жаль, совсем не знаете русской провинции — великодержавный Санкт-Петербург — как будто всё в нём одном. На праздниках на кладбище фабричные всей семьей отправлялись — пикником — с самоваром, закусками, ну и, конечно, с водочкой. Помянуть дорогого покойничка, вместе с ним провести светлый праздник. Всё начиналось чинно и степенно, ну а потом, раз, как известно, веселие Руси есть пити, напивались, плясали, горланили песни. Иной раз и до драки и поножовщины доходили, до того даже, что кладбище неожиданно украшалось преждевременной могилой в результате такого праздничного визита к дорогому покойничку.
— из беседы с И.В. Одоевцевой

Впрочем, в моей молодости новые писатели уже почти сплошь состояли из людей городских, говоривших много несуразного: один известный поэт, ― он ещё жив, и мне не хочется называть его, ― рассказывал в своих стихах, что он шёл, «колосья пшена разбирая», тогда как такого растения в природе никак не существует: существует, как известно, просо, зерно которого и есть пшено, а колосья (точнее, метёлки) растут так низко, что разбирать их руками на ходу невозможно; другой (Бальмонт) сравнивал лунь, вечернюю птицу из породы сов, оперением седую, таинственно-тихую, медлительную и совершенно бесшумную при перелётах, ― со страстью («и страсть ушла, как отлетевший лунь»), восторгался цветением подорожника («подорожник весь в цвету!»), хотя подорожник, растущий на полевых дорогах небольшими зелёными листьями, никогда не цветёт…
— «Из воспоминаний. Автобиографические заметки», 1948

Цитаты из стихотворений
Поэт печальный и суровый,
Бедняк, задавленный нуждой,
Напрасно нищеты оковы
Порвать стремишься ты душой!
— «Поэт», 1886

Мир — бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут Богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.
Брат, в запылённых сапогах,
Швырнул ко мне на подоконник
Цветок, растущий на парах,
Цветок засу́хи ― жёлтый донник. <…>
Да, зреет и грозит нуждой,
Быть может, голодом… И всё же
Мне этот донник золотой
На миг всего, всего дороже!
— «Донник», 1906

Молчат гробницы, мумии и кости, —
Лишь слову жизнь дана:
Из древней тьмы, на мировом погосте,
Звучат лишь Письмена.
И нет у нас иного достоянья!
Умейте же беречь
Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,
Наш дар бессмертный — речь.
— «Слово»

Одно только звёздное небо,
Один небосвод недвижим,
Спокойный и благостный, чуждый
Всему, что так мрачно под ним.
— «В окошко из тёмной каюты…»

Вся в снегу, кудрявом, благовонном,
Вся-то ты гудишь блаженным звоном
Пчёл и ос, от солнца золотых.
Старишься, подруга дорогая?
Не беда! Вот будет ли такая
Молодая старость у других!
— «Старая яблоня», 1916

Цитаты из произведений
Антоновские яблоки
«Ядрёная антоновка — к весёлому году». Деревенские дела хороши, если антоновка уродилась: значит, и хлеб уродился…

Помню раннее, свежее, тихое утро… Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и – запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести. Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег. Это тархане, мещане-садовники, наняли мужиков и насыпают яблоки, чтобы в ночь отправлять их в город, – непременно в ночь, когда так славно лежать на возу, смотреть в звёздное небо, чувствовать запах дёгтя в свежем воздухе и слушать, как осторожно поскрипывает в темноте длинный обоз по большой дороге. Мужик, насыпающий яблоки, ест их сочным треском одно за одним, но уж таково заведение – никогда мещанин не оборвёт его, а ещё скажет:
– Вали, ешь досыта, – делать нечего! На сливанье все мёд пьют.
И прохладную тишину утра нарушает только сытое квохтанье дроздов на коралловых рябинах в чаще сада, голоса да гулкий стук ссыпаемых в меры и кадушки яблок. В поредевшем саду далеко видна дорога к большому шалашу, усыпанная соломой, и самый шалаш, около которого мещане обзавелись за лето целым хозяйством. Всюду сильно пахнет яблоками, тут – особенно.

Войдёшь в дом и прежде всего услышишь запах яблок, а потом уже другие: старой мебели красного дерева, сушёного липового цвета, который с июня лежит на окнах…

За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков — охота.

Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб. Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие.

Наступает царство мелкопоместных, обедневших до нищенства!..

Братья
…в японском халатике красного шелка, в тройном ожерелье из рубинов, в золотых широких браслетах на обнаженных руках, — на него глядела круглыми сияющими глазами его невеста, та самая девочка-женщина, с которой он уже уговорился полгода тому назад обменяться шариками из риса!

Господин из Сан-Франциско
До этой поры он не жил, а лишь существовал, правда, очень недурно, но все же возлагая все надежды на будущее.

…Он танцевал только с ней, и все выходило у них так тонко, очаровательно, что только один командир знал, что эта пара нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги…

Бесчисленные огненные глаза корабля были за снегом едва видны Дьяволу, следившему со скал Гибралтара, с каменистых ворот двух миров, за уходившим в ночь и вьюгу кораблем. Дьявол был громаден, как утес, но громаден был и корабль, многоярусный, многотрубный, созданный гордыней Нового Человека со старым сердцем.

И никто не знал … что стоит глубоко, глубоко под ними, на дне темного трюма, в соседстве с мрачными и знойными недрами корабля, тяжко одолевавшего мрак, океан, вьюгу…

Грамматика любви
В этой шкатулке ожерелье покойной матушки, — запнувшись, но стараясь говорить небрежно, ответил молодой человек.
Любовь не есть простая эпизода в нашей жизни…

Деревня
Лезешь в волки, а хвост собачий.

Лёгкое дыхание
Простите, madame, вы ошибаетесь: я женщина. И виноват в этом — знаете кто? Друг и сосед папы, а ваш брат Алексей Михайлович Малютин.
Теперь это легкое дыхание снова рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре.
…Она ничего не боялась — ни чернильных пятен на пальцах, ни раскрасневшегося лица, ни растрепанных волос, ни заголившегося при падении на бегу колена.

Ида
И давайте по сему случаю пить на сломную голову! Пить за всех любивших нас, за всех, кого мы, идиоты, не оценили, с кем были счастливы, блаженны, а потом разошлись, растерялись в жизни навсегда и навеки и все же навеки связаны самой страшной в мире связью!

Чистый понедельник
А у нее красота была какая-то индийская, персидская: смугло-янтарное лицо, великолепные и несколько зловещие в своей густой черноте волосы, мягко блестящие, как черный соболий мех, брови, черные, как бархатный уголь, глаза; пленительный бархатисто-пунцовыми губами рот оттенен был темным пушком; выезжая, она чаще всего надевала гранатовое бархатное платье и такие же туфли с золотыми застежками…
И потом желтоволосую Русь я вообще не люблю.
И вот одна из идущих посередине вдруг подняла голову, крытую белым платом, загородив свечку рукой, устремила взгляд темных глаз в темноту, будто как раз на меня…
Странный город! — говорил я себе, думая об Охотном ряде, об Иверской, о Василии Блаженном. — Василий Блаженный — и Спас-на-Бору, итальянские соборы — и что-то киргизское в остриях башен на кремлевских стенах…

Сны Чанга
Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живших на земле.
Не будет, Чанг, любить нас с тобой эта женщина!
В мире этом должна быть только одна правда, — третья, — а какая она — про то знает тот последний Хозяин, к которому уже скоро должен возвратиться и Чанг.

Жизнь Арсеньева
Потом оказалось, что среди нашего двора, густо заросшего кудрявой муравой, есть какое-то древнее каменное корыто, под которым можно прятаться друг от друга, разувшись и бегая белыми босыми ножками (которые нравятся даже самому себе своей белизной) по этой зелёной кудрявой мураве, сверху от солнца горячей, а ниже прохладной. А под амбарами оказались кусты белены, которой мы с Олей однажды наелись так, что нас отпаивали парным молоком: уж очень дивно звенела у нас голова, а в душе и теле было не только желанье, но и чувство полной возможности подняться на воздух и полететь куда угодно… Под амбарами же нашли мы и многочисленные гнёзда бархатно-чёрных с золотом шмелей, присутствие которых под землей мы угадывали по глухому, яростно-грозному жужжанию. А сколько мы открыли съедобных кореньев, сколько всяких сладких стеблей и зёрен на огороде, вокруг риги, на гумне, за людской избой, к задней стене которой вплотную подступали хлеба и травы! За людской избой и под стенами скотного двора росли громадные лопухи, высокая крапива ― и «глухая», и жгучая, ― пышные малиновые татарки в колючих венчиках, что-то бледно-зелёное, называемое козёльчиками, и всё это имело свой особый вид, цвет, запах и вкус.
— «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

После бала я долго был пьян воспоминаньями о нём и о самом себе: о том нарядном, красивом, лёгком и ловком гимназисте в новом синем мундирчике и белых перчатках, который с таким радостно-молодецким холодком в душе мешался с нарядной и густой девичьей толпой, носился по коридору, по лестницам, то и дело пил оршад в буфете, скользил среди танцующих по паркету, посыпанному каким-то атласным порошком, в огромной белой зале, залитой жемчужным светом люстр и оглашаемой с хор торжествующе-звучными громами военной музыки, дышал всем тем душистым зноем, которым дурманят балы новичков, и был очарован каждой попадавшейся на глаза лёгкой туфелькой, каждой белой пелеринкой, каждой чёрной бархаткой на шее, каждым шёлковым бантом в косе, каждой юной грудью, высоко поднимавшейся от блаженного головокруженья после вальса…
— «Жизнь Арсеньева. Юность», 1933

Из разных рассказов
От долгого дня у деда осталось такое впечатление, словно он пролежал его в болезни и теперь выздоровел. Он весело покрикивал на кобылу, вдыхал полной грудью свежеющий вечерний воздух. «Не забыть бы подкову оторвать», ― думал он. В поле ребята курили донник, спорили, кому в какой черед дежурить.
― Будя, ребята, спорить-то, ― сказал дед. ― Карауль пока ты, Васька, ― ведь, правда, твой черёд-то. А вы, ребята, ложитесь.
— «Кастрюк», 1892

Хохлы мне очень понравились с первого взгляда. Я сразу заметил резкую разницу, которая существует между мужиком-великороссом и хохлом. Наши мужики — народ по большей части изможденный, в дырявых зипунах, в лаптях и онучах, с исхудалыми лицами и лохматыми головами. А хохлы производят отрадное впечатление: рослые, здоровые и крепкие, смотрят спокойно и ласково, одеты в чистую, новую одежду… — «Казацким ходом» (1898)

А вон Савойя ― родина тех самых мальчиков-савояров с обезьянками, о которых читал в детстве такие трогательные истории!
— «Тишина»

… Бог всякому из нас даёт вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю. Зачем, почему? Мы этого не знаем… Но мы должны знать, что всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл, какое-то высокое Божье намерение, направленное к тому, чтобы всё в этом мире «было хорошо», и что усердное исполнение этого Божьего намерения есть всегда наша заслуга перед ним, а потому и радость.
— из рассказа «Бернар», 1952

Из дневников разных лет
Тёплый день. С утра весь небосклон к югу и западу, под солнцем, был закрыт дымно ― туман тучей. Ходили в город ― пустыня во всех лавках! Только вялый жёсткий сельдерей. Сонливость ― много потерял за посл. дни крови.
— «Дневники», 1940-1953

А ведь вот, от Ивана Алексеевича Бунина никто ничего не требовал. Ни бледного мраморного чела, ни олимпийского сияния. Проза его была целомудренна, горячей мыслью выношена, сердечным холодом охлаждена, беспощадным лезвием отточена. Всё воедино собрано, всё лишнее отброшено, в жертву прекрасному принесено красивое, и вплоть до запятых ― ни позы, ни лжи. Не случайно, и не без горечи и зависти, уронил Куприн:
― Он, как чистый спирт в девяносто градусов; его, чтоб пить, надо ещё во как водой разбавить!
— Дон Аминадо, «Поезд на третьем пути», 1954

Эту часть стены плотно облепил плющ или какое-то другое вьющееся растение; среди плотных зелёных листьев негусто светились красные и голубые цветы. Зелёная стена с конём была похожа на луг, поставленный набок, на всеобщее обозрение. Иуде стало досадно, что он не знает названия стенного вьюнка. Вглядываясь в крупные красивые цветы, среди которых свисал мёртвый конь, Иуда Гросман вспомнил Бунина, корившего русских писателей за то, что они не в состоянии отличить львиный зев от полевого василька. Он-то, мол, Бунин, в состоянии, да ещё как, а все остальные не знают ни бельмеса.
— Давид Маркиш, «Стать Лютовым. Вольные фантазии из жизни писателя Исаака Бабеля», 2001

Бунина при всей его любви и укоренённости в церковность, которую он понимал как историчность, столь близкую и драгоценную его душе, так же трудно назвать православным христианином, но ещё меньше он был богоискателем, богостроителем или сектантом — он был, вернее всего, человеком ветхозаветным, архаичным. В его произведениях есть Бог, но нет Христа — быть может, от этого он так не любил Достоевского, противился ему и даже вложил в уста убийцы Соколовича из «Петлистых ушей» фразу, будто Достоевский суёт Христа во все свои бульварные романы.
— Алексей Варламов, «Пришвин или Гений жизни», 2002

В.П.Катаев, считавший себя учеником Бунина, не ошибся, написав о «беспощадно зорких глазах» учителя. Бунин считал «Деревню» своей удачей. В начале 1917 года, когда он работал над корректурой повести для горьковского книжного издательства «Парус», в его дневнике появилась такая запись: «А «Деревня» ― вещь всё-таки необыкновенная. Но доступна только знающим Россию. <…> Его обвиняли в ненависти к России и русскому народу. Он не оправдывался, а, скорее, недоумевал: «Если бы я эту «икону» (народ ― Э.К.), эту Русь не любил… из-за чего же я так сходил с ума все эти годы, из-за чего страдал беспрерывно, так люто? ». Дневник 1919 года он <Бунин> писал уже в Одессе, куда перебрался из голодной Москвы, всё ещё надеясь, как на чудо, что большевики не смогут удержаться у власти. В это время с Буниным часто виделся В.П.Катаев, посвятивший ему немало страниц автобиографической повести «Трава забвения». В одном из эпизодов Катаев рассказывает о том, как оставшаяся в городе интеллигенция, в основном беженцы с севера, на каком-то собрании устроили дискуссию по поводу новой жизни и большевистской власти: «Бунин сидел в углу, опираясь подбородком на набалдашник толстой палки. Он был жёлт, зол и морщинист. Худая его шея, вылезшая из воротничка цветной накрахмаленной сорочки, туго пружинилась. Опухшие, словно заплаканные глаза смотрели пронзительно и свирепо. Он весь подёргивался на месте и вертел шеей, словно её давил воротничок. Он был наиболее непримирим. Несколько раз он вскакивал с места и сердито стучал палкой об пол. Примерно то же самое впоследствии написал и Олеша. «… Когда на собрании артистов, писателей, поэтов он стучал на нас, молодых, палкой и, уж безусловно, казался злым стариком, ему было всего лишь сорок два года. Но ведь он и действительно был тогда стариком!»
— Элла Кричевская, «Всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл», 2003
 

Похожие статьи:

Книги → ИДДК | Большая энциклопедия. Пушкинская энциклопедия (2010)

Поэзия → А. К. Толстой – Змей Тугарин

Цитаты → Цитаты и высказывания Ивана Сергеевича Тургенева

Поэзия → Избранное. Александр Мрачный

Поэзия → А.К. Толстой — Боривой

Рейтинг

последние 5

slavyanskaya-kultura.ru

годы жизни и творчества :: SYL.ru

Иван Алексеевич Бунин – известный писатель, чьи литературные произведения известны не только в России, но и за рубежом. Рассказы и повести, которые написал Бунин в годы жизни, переведены на разные языки мира, кроме того, они изучаются в школе. Но какой была жизнь талантливого писателя и поэта? Давайте узнаем.

Детские годы

Родился Иван Алексеевич Бунин в октябре 1870 года в Воронеже. Семья писателя относилась к древнейшему дворянскому роду, который берет свои истоки примерно с XV века. На сегодняшний день герб семьи великого писателя включен в гербовник дворянских родов Российской империи. К этому же роду принадлежал и известный поэт Василий Жуковский.

Бунин годы жизни

Отец Ивана Бунина был мелким чиновником. Дворянский род обеднел. Мама будущего писателя, Людмила Чубарова, доводилась своему мужу двоюродной племянницей. По воспоминаниям современников, она была женщиной тихой и кроткой, но зато очень впечатлительной.

В семье Алексея и Людмилы Буниных родилось девять детей, но выжило только четверо. За 4 года до рождения будущего писателя семья Буниных поселилась в Воронеже, чтобы старшие дети могли получить хорошее образование. Когда будущему известному писателю исполнилось четыре, то вся семья переехала в имение Буниных, которое находилось в деревне Бутырки Орловской губернии. Там и прошли детские годы жизни поэта Бунина.

Образование

Иван Бунин получал домашнее образование, поэтому к нему был приглашен Николай Ромашков, студент столичного университета. Именно гувернер и привил мальчику любовь к чтению. В 1881 году Иван Бунин поступил в первый класс мужской гимназии города Елец. Учиться мальчику нравилось, но вот только точные науки ему совсем не давались.

Иван Бунин и полки с книгами

После пяти лет обучения в гимназии будущий писатель был отчислен, так как не явился после рождественских каникул на занятия. Его дальнейшее образование проходило уже дома, а учителем для Ивана Алексеевича стал Юлий – старший брат.

Литературное творчество

Иван Бунин свой первый литературный труд начал, еще обучаясь в мужской гимназии. После отчисления из учебного заведения Иван Алексеевич продолжил работу над романом «Увлечение» дома. К сожалению, это произведение так и не дошло до печати и до читателей. Но зато очень скоро опубликовали его стихотворение в одном из журналов. Это стихотворное произведение было написано под впечатлением смерти Семена Надсона, кумира Ивана Алексеевича.

Начиная с 1889 года, Иван Бунин, годы жизни которого важно знать для понимания его творчества, в течение 3 лет работал в журнале «Орловский вестник». К этому времени он смог дома подготовиться к экзаменам и успешно их сдать, получив аттестат зрелости. В этом журнале печатались и произведения самого Ивана Алексеевича.

В 1892 году Иван Алексеевич Бунин переезжает в Полтаву, где живет его брат Юлий. Работа библиотекаря в губернской управе очень нравится известному писателю. В конце 1894 года, посещая Москву, Иван Бунин знакомится с великим писателем Львом Толстым. Именно после этой встречи были написаны Иваном Алексеевичем такие замечательные произведения, как «Антоновские яблоки», «Новая дорога» и другие.

Последние годы жизни Бунина

В 1910 году Иван Бунин (годы жизни и смерти – 1870-1953) издает прекрасную повесть «Деревня», с которой начинается новый бунинский цикл, где показывается русская душа во всех ее проявлениях. В 1915 году великий писатель становится популярным, и слава не обходит его стороной. В это время выходят его знаменитые рассказы, среди которых «Легкое дыхание» и «Господин из Сан-Франциско».

Бунин – переводчик

Иван Бунин начинает переводить произведения. Первым его переводом стала поэма Генри Лонгфелло «Песнь о Гейавате». После этого появилось много замечательных стихотворных произведений. Знаменитый писатель перевел стихи таких зарубежных писателей, как Джордж Байрон, Адам Мицкевич, Франческо Петрарка. В 1897 году он опубликовал в Петербурге свою книгу «На край света».

Награды и премии

В 1898 году в жизни Ивана Бунина начинается новый этап: он издал свой первый поэтический сборник. После сборника «Под открытым небом» вышла его вторая книга стихов – «Листопад». За прекрасное и живописное литературное творчество в 1903 году Академия наук города Петербурга награждает его первой Пушкинской премией. Вскоре последовала и вторая такая же награда.

Иван Бунин не может принять революцию и совершенно не принимает «модных поэтов». Символизм он даже не пытается понять. Известный писатель называет себя «свидетелем великого и подлого», так как он не смог принять революцию.

иван алексеевич бунин годы жизни

В 1922 году один из лауреатов Нобелевской премии, Ромен Роллан, заговорил о том, что великий русский писатель тоже должен быть соискателем Нобелевской премии. Ивана Бунина выдвинули на соискание, но награду в этом году присудили ирландскому поэту.

В 1930 году русские писатели, находящиеся в эмиграции, понимая, насколько талантлив Бунин, еще раз выдвинули его на соискание Нобелевской премии. Благодаря их усилиям, в 1933 году в жизни Ивана Алексеевича Бунина произошло знаменательное событие: он получил литературную премию Шведской академии. Деньги, которые ему вручили вместе с премией, Иван Алексеевич растратил быстро. Часть из них он занял тем, кто в этом нуждался. А уже через три года он сам оказался в нищете и бедности. Своего дома у писателя так никогда и не было.

Жизнь в эмиграции

Последние годы жизни Бунина не были счастливыми и радостными. Иван Алексеевич, так и не приняв тех революционных событий, которые произошли в России, вынужден был эмигрировать. Так, в 1917 году он покидает революционный Петроград, переехав в Москву. Но «враг» оказался и там, поэтому через полгода он переезжает в Одессу. Именно там и было написано его замечательное произведение «Окаянные дни», где он обличал революцию. После этого литературного дневника Ивану Бунину было опасно оставаться в России.

В начале 1920 года Иван Алексеевич покидает родную страну. Сначала он поселяется в Константинополе, но уже к марту перебирается в Париж. Именно здесь он публикует свое известное произведение «Господин из Сан-Франциско», которое изучается даже в школе. Годы жизни и творчества Бунина в период эмиграции – 1920-1953. Но даже вдалеке от родной страны он не прекращает свою литературную деятельность. Скучая по России, пишет произведение о своей стране, среди которых «Митина любовь», «Цифры» и другие.

произведения Бунина

Самым значительным произведением, которое создал Иван Бунин за годы жизни в эмиграции, принято считать его роман «Жизнь Арсеньева», где автор печалится о той России, которая ушла безвозвратно. В 1930 году известный писатель переселяется на виллу «Жаннет» (город Грасс, Франция), где он уже жил в военные годы. Но поместье сильно изменилось: обветшало, стали появляться проблемы с подачей воды и электроэнергией.

Известному писателю в это время часто приходилось голодать. Он попросил друга, который уезжал в Америку, издать его сборник. Иван Алексеевич готов был публиковать «Темные аллеи» на любых условиях, чтобы получить хотя бы малейшую денежную сумму. Но когда это произведение в 1943 году было опубликовано на русском языке, то автор получил 300 долларов. В этот его сборник вошло и такое замечательное произведение, как «Чистый понедельник».

Последним произведением великого писателя и поэта Ивана Алексеевича Бунина стало стихотворение «Ночь», которое было опубликовано в 1952 году.

Личная жизнь

Свою первую любовь известный писатель встретил в то время, когда только начинал свою литературную карьеру в журнале «Орловский вестник». Варвара Пащенко была очень красивой, но при первом знакомстве она показалась Бунину заносчивой. Но как только молодые люди разговорились, то Варя оказалась прекрасной собеседницей. Несмотря на то что между ними вспыхнул роман, отец девушки был против их отношений. Но и это не остановило молодых людей: Варвара и Иван Бунин жили вместе без венчания.

Но «невенчанной жене», как называл ее сам Бунин, вскоре надоело нищенское существование. После переезда в Полтаву девушка из богатой семьи просто ушла от писателя, оставив на прощание лишь небольшую записку. Известно, что вскоре Варвара Пащенко вышла замуж. Ее мужем стал актер Арсений Бибиков. А молодой и талантливый писатель Иван Бунин в это время сильно переживал из-за их разрыва.

молодой Бунин

В 1898 году в Одессе Иван Алексеевич познакомился с Анной Цакни, которая и стала первой официальной женой писателя. Они практически сразу поженились, в этом союзе родился мальчик, который в 1905 году умер от скарлатины. Но и этот брак великого писателя распался через два года. И долгие 15 лет Иван Алексеевич добивался развода.

Со своей настоящей любовью Иван Алексеевич Бунин познакомился в Москве. В 1906 году на одном из литературных вечеров он встретил Веру Муромцеву, которая к этому времени уже окончила Высшие женские курсы. От литературы девушка была далека, хотя и разговаривала на трех языках. Ее увлечением была химия. Обвенчаться молодые люди смогли только в 1922 году. До самой смерти писателя они прожили вместе, хотя супружеские отношения их были сложными и далекими от идеальных.

Уже в 1926 году среди эмигрантов ходили слухи о том, что в доме Буниных живет молодая и симпатичная писательница. Как утверждали источники, Иван Бунин был влюблен в Галину Кузнецову. Принято считать, что именно эта девушка, которая прожила в доме талантливого писателя 10 лет, является последней его любовью.

Когда же Галина ушла к Маргарите, сестре известного философа Федора Степуна, то писатель Бунин впал в депрессию. С трудом он пережил эту трагедию. Чтобы не думать обо всем этом, Иван Алексеевич много и упорно работает. После этого расставания с Галиной Кузнецовой он написал около 38 новелл, которые впоследствии вошли в известный сборник «Темные аллеи».

Смерть писателя

В конце 1940 года стало известно, что у писателя Ивана Алексеевича Бунина эмфизема легких.

памятник Бунину в Воронеже

Врачи рекомендовали ему отправиться на южный курорт Франции. Но здоровье талантливого писателя не улучшалось. Вскоре Иван Алексеевич, который жил очень бедно, обращается за помощью к эмигранту Андрею Седых. Тот помог выхлопотать пенсию у американца Фрэнка Атрана, который выплачивал потом Бунину каждый месяц по 10 тысяч франков.

Осенью 1953 года здоровье Ивана Алексеевича ухудшилось. Он уже не мог вставать с постели. А 8 ноября он умер. Причиной его смерти стал склероз легких и сердечная астма. Могила известного писателя находится на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

www.syl.ru

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *