Мастера секса. Как двое ученых научили человечество любить и потрясли общественные устои
Американский врач Уильям Мастерс и его помощница Вирджиния Джонсон рискнули анализировать секреты оргазма и эмоционального удовлетворения, бросили вызов теориям Фрейда и первыми выяснили о сексе большую часть того, что мы знаем сейчас. Forbes Life публикует главу из книги «Мастера секса», которая выходит в июле в издательстве Livebook
«Мастера секса» — биография талантливого врача Уильяма Мастерса и его амбициозной помощницы Вирджинии Джонсон, которые более сорока лет посвятили изучению человеческой сексуальности. В 1950-е годы — начало их совместной работы — секс не тиражировался с экранов ТВ и обложек газет, он был средством продолжения рода, тем, о чем не говорят или говорят тихо, редко и наедине. Новаторские исследования Мастерса и Джонсон ошеломляли, смущали и вызывали гнев у научного сообщества и общества в целом.
Теперь за то, что когда-то делали бесплатно, Мастерс и Джонсон брали по высшему тарифу. За общую сумму в три тысячи долларов, составлявшую в 1972 году примерно треть общего дохода американской семьи, со всех сторон в клинику стекались пары. Лист ожидания состоял из примерно четырех сотен имен, а очередь была на полгода вперед. В Америке начался бум «сексологии» — именно так Мастерс предпочитал называть расцветающую сферу своей деятельности. Учитывая, какая шумиха поднималась вокруг избавления от сексуальных нарушений, люди не жалели ничего. Состоятельные клиенты останавливались в Chase Park Plaza, самом фешенебельном отеле города, там они выполняли предписанные в находящейся поблизости клинике «домашние задания». Некоторые пары, благодарные за подаренную вторую молодость, даже приносили свои фото, сделанные на «Полароид» in flagrante, чтобы похвастаться успехами. «Приходилось говорить, что мы верим им на слово»,— ехидничал Мастерс.
В начале 1970-х во всей Америке только сотрудники Мастерса и Джонсон предлагали замысловатые методы терапии, которые, как змеи Медузы, лезли наружу из разума Джини, меняя медицинские представления о сексуальности. «Ее идеи отличались от того, что предложил бы врач,— вспоминала Салли Шумахер, одна из сотрудниц-терапевтов.— Она разработала множество концепций, особенно для поддержки женского убеждения, что секс — это то, что люди делают вместе, а не друг для друга». Билл и Джини изо всех сил старались удержать поток пациентов. Каждая пара терапевтов могла вести только ограниченное количество приемов. Не- смотря на всю гибкость терапевтического подхода, способ Мастерса и Джонсон вести дела в клинике давал маловато возможностей для финансового роста. «У них было нечто вроде семейного бизнеса, что удивительно, учитывая масштаб их влияния»,— вспоминала Рея Дорнбуш, работавшая в клинике в 1970-х.
Мастерс и Джонсон также были уверены в необходимости преподавания своих методик, особенно ученым, специалистам с медицинским образованием или обладателям ученых степеней по психологии.
«Они не считали свои работы истиной в последней инстанции — скорее, началом ее»,— объясняла Шумахер. Поскольку спрос намного превышал возможности скромного штата Мастерса и Джонсон, многие психотерапевты быстро по- следовали их удачному примеру. Психиатр Хелен Сингер Каплан из Медицинской школы Корнера на Манхэттене предложила собственную смесь теорий Фрейда с методиками Мастерса и Джонсон. В своей книге 1974 года «Новая сексуальная терапия» она выразила уважение дуэту из Сент-Луиса, поставив их достижения выше достижений Альфреда Кинси. «Вероятно, наибольший вклад в давно необходимый выход из сексуального «средневековья» был сделан в ходе выдающихся исследований Мастерса и Джонсон,— сообщала Каплан.— Их колоссальными усилиями были наконец получены основные клинические данные о давно игнорируемой физиологии сексуальных реакций человека <…> что открыло возможность разработки рационального и эф- фективного лечения сексуальных расстройств».
Однако не все последователи Мастерса и Джонсон были столь же добросовестными и титулованными.
Некоторые терапевты утверждали, что прошли полное обучение, всего лишь посетив краткий курс в несколько дней (Мастерс и Джонсон называли это ординатурой, чем окончательно все запутали). Некоторые просто читали их книги и провозглашали себя терапевтами. «В тысяча девятьсот семидесятом Билл и Джини были передовой элитой — в их сфере профессионально работали от силы два или три человека,— рассказывал доктор Роберт Колодни.— А к середине семидесятых сексуальные терапевты были уже почти в каждом крупном городе по всей стране». Целых пять тысяч программ по всей Америке предлагали разные варианты терапевтических методов Мастерса и Джонсон, но обучение в Сент- Луисе прошли от силы 50 специалистов. «В целом, большая часть того, что сейчас именуется сексуальной терапией, будет бесполезна, а то и вредна»,— заявлял Мастерс.
Вскоре их добросовестные медицинские разработки были загублены массовой нерегулируемой индустрией секс-терапии.
Чтобы противостоять этой тревожной тенденции, Колодни предложил Мастерсу и Джонсон открыть по всей стране авторизованные франчайзинговые клиники. Он утверждал, что, если превратить работу в национальную программу, можно будет задавать стандарты в данной сфере, а также финансировать длительные биологические исследования, которыми хотел заниматься Мастерс. Доход будет выше, чем они могли бы мечтать. «Я видел не только большие возможности — я понимал, что если этого не сделают они, то другие люди, открывающие клиники сексуальной терапии, воспользуются этим и захватят рынок»,— объяснял он. Но Мастерс и слышать не хотел. «Мы — исследователи, а не производственное объединение»,— настаивал он. Джонсон воспринимала перспективу перевода ее детища во франшизу еще прозаичнее. Ее устраивали существующие доходы, и она понимала, что никто из них не особо занимается ведением бизнеса. Она соглашалась с мужем, что надо управлять только собственной клиникой, а остальное — не нужно. «Сколько людей ни учи, они все равно будут как терапевты делать то, что хотят, так что игра не стоит свеч»,— говорила она.
Лечение богатого нью-йоркского застройщика Артура Левина и его жены было поручено котерапевтам Салли Шумахер и доктору Ричарду Шпицу. По идее, Билл и Джини должны были сами вести Левина, особенно учитывая, что он покровительствовал клинике. Однако к началу 1970-х Мастерс и Джонсон были настоящими звездами («во всяком случае, их имена укоренились в головах людей как «Проктер Энд Гэмбл» и «Бенсон Энд Хеджес«», как писал популяризатор науки Альберт Розенфельд), так что их перегруженное расписание и неиссякающий поток пациентов заставили их передать Левинов надежным коллегам.
Шумахер, замужняя мать пятерых детей, жила в пригороде Сент-Луиса с мужем Элом Шумахером, преподававшим в местной лютеранской школе. «Им [Мастерсу и Джонсон] нравилось, что у меня есть муж и дети,— вспоминала она.— Они предпочитали работать с людьми семейными, стабильными». Она получила степень бакалавра в педагогическом колледже в Небраске, а когда ей было уже под сорок, решила вернуться к учебе и получить докторскую степень по психо- логии в Университете Вашингтона.
Артур Левин стремился к лучшему, как может стремиться только мужчина, возводящий унылое громоздкое здание на Пятой авеню Манхэттена и дающий ему имя Olympic Tower. В начале 1970-х его фирма по торговле недвижимостью объединилась с греческим магнатом Аристотелем Онассисом (который потом женился на Жаклин, вдове президента Джона Ф. Кеннеди), чтобы воздвигнуть 52-этажное чудище, затмевающее шпили стоящего по соседству собора Святого Патрика. Успех Левина, связанный в основном со строительством торговых центров, позволил ему пожертвовать клинике Мастерса и Джонсон 100 тысяч долларов. «Благодарные пациенты были хорошим источником денег»,— объяснял Торри Фостер, первый юрист клиники, вспоминая, как Мастерс обхаживал покровителей ради финансового благополучия.
Когда Мастерс и Джонсон обо всем узнали, они пришли в ярость и восприняли это как некое нарушение этики.
«Не такой уж она была верной»,— возмущалась позже Джонсон. Никаких резких конфликтов не случилось, однако Мастерс и Джонсон отказывались признать, что она уволилась. Захваченные врасплох, они, казалось, не осознавали неоднозначность своей реакции. В конце концов, они сами публично заявляли, что хотят посвятить себя обучению других людей, так почему бы коллегам не распространять информацию об их терапии? Конечно, ее уход усугублялся потерей финансовой помощи от Артура Левина. Шумахер утверждала, что не сделала ничего предосудительного, чтобы заполучить внимание Левина. «Думаю, они не сильно обрадовались, что кто-то ушел от них, но напрямую об этом никогда не заявляли»,— говорила она. О причинах ее ухода персоналу не сообщили.
Атмосфера изоляции, окружавшая клинику Мастерса и Джонсон — где в комнатах стояли микрофоны и непрерывно шла запись, где на первом месте стояла приватность пациентов,— еще более сгустилась. Известные и влиятельные пациенты теперь попадали исключительно к Биллу и Джини.
Терапевты, желавшие вести какую-либо деятельность за пределами клиники, сперва должны были получить разрешение. В частности, когда Джун Доббс Баттс, единственный терапевт-афроамериканка, собиралась писать статью для журнала Ebony, на ее пути встало немало препятствий. «Мне предлагали тысячу долларов, и я спросила, должна ли я передать эти деньги им, а они сказали: «Мы вам сообщим позже»,— вспоминала Баттс.— Они отнеслись к этому так серьезно, будто к тому миллиону Салли Шумахер».
Порыв Мастерса и Джонсон рассказать миру о своих методах был, казалось, слегка подавлен и сотрудника- ми, уходившими от них, и незнакомцами, бессовестно использовавшими их техники исключительно ради прибыли. Даже мошенники и халтурщики, предлагавшие полную чушь, ссылались на стандарты Мастерса и Джонсон. «В этой сфере — сплошной мусор и толпы людей без квалификации! — гневно сообщала Джонсон прессе.— Во всей отрасли едва наберется дюжина чело- век, которые понимают, что делают».
Все должно было пойти иначе. Коллективный гений Мастерса и Джонсон призывал к созданию при больницах и университетах клиник сексуальной терапии, в которых работали бы обученные врачи, медсестры, психотерапевты. «Путей наверх — множество, но почти все они начинаются у подножья, в лагере, разбитом Мастерсом и Джонсон, ставшими в сексуальной терапии теми, кем Фрейд стал в психотерапии»,— писал журнал Science. Но хоть Билл с Джини и надеялись создать себе верную группу учеников, было ясно, что этому не бывать. «У нас почти нет преемников,— признавался Мастерс в 1975 году.— Мы снова одни».
Кроме того, у большинства подражателей не было медицинской подготовки. Калифорнийский консультант по вопросам брака Уильям Хартман и его коллега Мэрилин Фитиан добавили к методам Мастерса и Джонсон кое-что свое — например, показывали фильмы, где люди занимаются сексом, использовали гипноз, проводили «сексологические» обследования. Чтобы сломить «негативные» культурные табу клиентов, чем занимались Мастерс и Джонсон с помощью «чувственной терапии», Тед Маквенна, священник и самопровозглашенный сексолог Национального сексуального форума в Сан-Франциско, сперва показывал фильмы, демонстрирующие скотоложество, мастурбацию, садизм, а на следующий день — «хорошие, нормальные сексуальные отношения».
Еще более сомнительные практики рассматривались на слушании в штате Нью-Йорк в 1972 году, где фигурировали фальшивые дипломы, непомерные цены за услуги и сексуальные надругательства. В этой толпе неквалифицированных экспертов попадались и преступники, и психически больные люди. Они смешивали так называемую сексотерапию с вещами вроде гештальт-терапии, биоэнергетики, психодрамы, разнообразных форм феминизма, семейного консультирования и религии. Некоторые терапевты-самозванцы просто подделывали документы или не предоставляли никаких публикаций, подтверждавших эффективность их методов. Самые худшие случаи граничили почти с изнасилованием. «Мы с ужасом обнаружили довольно распространенную практику «сексуальной терапии», когда терапевты-мужчины заставляли клиенток вступать с ними в половую связь, мотивируя тем, что это якобы поможет решению проблем клиента»,— заявлял Стивен Миндел, в то время помощник Генерального прокурора Нью-Йорка.
Тем не менее в изменяющемся моральном климате середины 1970-х, когда разрешались некогда запрещенные практики, не все осуждали сексуальные отношения между терапевтом и пациентом.
Американская ассоциация психиатров выразила твердое неодобрение, но большинство сексуальных терапевтов не входили в это профессиональное сообщество. Среди психологов стандарты были менее жесткими. На съезде в 1975 году Американская ассоциация психологов отказалась ввести в свой кодекс профессиональной этики запрет на сексуальные контакты терапевта с пациентом. Журнал Reader’s Digest предупреждал, что «новую многообещающую сферу медицинских исследований заполонили толпы шарлатанов», и приводил множество отрицательных примеров со всей страны. «Ужас в том, что кто угодно в любом штате может повесить вывеску и назвать себя сексуальным терапевтом,— подчеркивалось в журнале.— Ни в одном штате нет ни минимального стандарта квалификации и опыта, ни обязательного к исполнению этического кодекса».
Эти скандалы из шарлатанских сексуальных клиник выбивали Билла Мастерса из колеи. За годы, проведенные в Университете Вашингтона, он не раз предупреждал, что ни у врачей, ни у других медицинских специалистов не было необходимого сексологического образования.
В его с Джонсон книгах были названы самые распространенные сексуальные нарушения, но мало кто из медиков был готов иметь дело с растущим спросом среди пациентов. Засилье шарлатанов и самозванцев в новой сфере сексологии — ассоциировавшейся с Мастерсом и Джонсон — невероятно расстраивало его. «Основным стимулятором для шарлатанов, похоже, являются деньги,— сетовал Мастерс в 1974 году.— В сфере сексуальной терапии сейчас доминирует поразительное количество невежд, культистов, мистиков, благонамеренных дурачков и откровенных мошенников». Мастерс предупреждал Американскую психиатрическую ассоциацию, что пациенты с сексуальными нарушениями особенно легко поддаются манипуляциям. Он призвал подавать в суд за изнасилование на терапевтов, вступавших в половые контакты с пациентами, «неспособными дать осознанное согласие» в сложившихся обстоятельствах. «Чем больше людей предъявят обвинения, тем меньше будет проблем»,— настаивал Мастерс.
Разочарованный вялой реакцией профессиональных сообществ, Мастерс решил, что их фонд «должен сделать первый шаг» к определению этических рамок сексуальной терапии и сопряженных исследований. В январе 1976 года на конференции в Сент-Луисе, где присутствовали 32 эксперта, в том числе и те, кто критиковал Мастерса, и его старые друзья вроде доктора Пола Гебхарда из Института Кинси, шло обсуждение квалификационных норм для сексотерапевтов, в том числе ужесточение лицензирования и дисциплинарных норм для тех, кто занимается сексом с пациентами. Врачи и психиатры присоединились к экспертам из других областей, но, несмотря на желание достичь консенсуса, не все сходились во мнении об этических вопросах. Большинство не одобряло участие сексуальных суррогатов, хотя Мастерс заверял, что после 12 лет работы клиника от них отказалась, поскольку многие женщины «забыли про свою роль суррогатного партнера и решили поиграть в терапевтов».
Его призыв внимательнее относиться к профессиональным стандартам для психотерапевтов постепенно приносил плоды. Большинство медицинских школ включило в программу профильное обучение, а существующие группы, такие как Американская ассоциация педагогов, консультантов и терапевтов по вопросам сексуальности, расширили сферу деятельности — от сексуального образования в школах до клинической помощи взрослым американцам. Что самое важное — в том же году, когда Мастерс и Джонсон проводили конференцию по этике, было создано новое профессиональное объединение: Общество сексуальной терапии и исследований. Первый его президент, доктор Дон Слоун, проходил обучение в клинике Мастерса и Джонсон, как и избранная президентом в следующем году Салли Шумахер. В 1985 году первая награда организации за выдающиеся жизненные достижения была вручена Мастерсу и Джонсон, создателям современной сексуальной терапии. Ставшую ежегодной премию назвали в их честь, признавая, что их выдающаяся работа помогла миллионам людей во всем мире.
Мастера секса. Настоящая история Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон, пары, научившей Америку любить
Те, кто тогда близко знал Вирджинию, говорили, что она была слишком энергичной и амбициозной, чтобы согласиться на унылое существование рядом с мужчиной вроде Джорджа Джонсона. «Она говорила, что ей в некотором роде стыдно занимать позицию жены руководителя оркестра, – вспоминал доктор Альфред Шерман, с которым она познакомилась в Университете Вашингтона. – Она хотела подняться выше. Она считала, что слишком умна для такой жизни. Ей хотелось видеть себя в более престижном статусе». Джордж знал, что ему не удержать свою супругу, что ей нужно нечто большее. «Она все время присматривалась к чему-то лучшему», – говорил он годы спустя. Но когда в сентябре 1956 года были подписаны все бумаги о разводе, миссис Джонсон сама еще толком не знала, какое оно – это «лучшее».
Большинство студентов разъехались на рождественские каникулы, и Вирджиния шла на собеседование по пустому, занесенному снегом кампусу медицинского факультета Университета Вашингтона в Сент-Луисе. Ей был тридцать один год, она была безработной, дважды разведенной матерью двоих маленьких детей, и ей хотелось начать все сначала. В декабре 1956-го в Университете Вашингтона учились в основном местные студенты, ему было еще далеко до грядущей славы международного вуза, и сам университет тогда еще недалеко ушел от консервативных традиций Миссури и символической линии Мэйсона – Диксона. Только спустя четыре года в университете произошла десегрегация бакалавриата, и в классах вместе в белыми стали появляться горстки чернокожих студентов. В то время женщины редко появлялись в Университете Вашингтона, особенно в медицинской школе.
Вирджиния шла сквозь бодрящий мороз. На собеседование она надела строгое, но достаточно изящное платье, чтобы не показать, насколько сильно она хочет заполучить эту должность. Темные волосы она собрала в пучок и слегка подкрасила губы. Она больше не была похожа на тоненькую девушку с фермы, ее фигура была фигурой женщины в расцвете лет, достаточно повидавшей в жизни. Готовясь к собеседованию, она продумала ответы на возможные вопросы и потренировалась разговаривать приятным вежливым голосом. Войдя в медицинский корпус, Вирджиния оказалась в маленьком неприметном кабинете и стала ждать назначенной встречи с человеком, с которым никогда прежде не встречалась, – доктором Уильямом Мастерсом.
В Университете Вашингтона Вирджиния планировала заняться социальной антропологией, изучать разницу в культурном влиянии естественных факторов и воспитания на развитие человека. Поскольку именно такой конкретной специальности не существовало, консультант по образованию посоветовал Вирджинии сделать выбор в пользу социологии. Чтобы оплачивать учебу, ей нужно было найти работу в кампусе. Необходимо было как-то совместить рабочий график и расписание занятий. После развода с Джорджем Джонсоном Вирджиния снова стала зависеть от родителей, Эдны и Гарри, которые только рады были помочь. Но она осознавала, что их поддержка будет стоить ей свободы. Дилемма оставалась бы нерешаемой, пока она не закончит колледж, не найдет стабильную работу и не начнет зарабатывать достаточно, чтобы самостоятельно содержать двоих детей. Она также не могла зависеть от Джорджа, который все еще мечтал задать жару на эстраде в тот же год, когда Элвис Пресли и рок-н-ролл навсегда изменили американскую музыку. Вирджинии нужен был новый старт, она хотела получить высшее образование. «Я понимала, что детей придется отдать на воспитание другим людям – а именно моей матери, – и мне это не понравилось, – вспоминала Вирджиния. – Так что я решила вернуться к учебе».
Поскольку на факультете социологии вакансий не было, ее отправили на медицинский, где мог понадобиться ассистент. «Я была довольно наивной, а медицинская сфера не интересовала меня вовсе», – признавалась она. Ее первое собеседование, назначенное двумя титулованными психиатрами, внезапно отменилось, так что она отправилась на встречу в отделение акушерства и гинекологии. Вирджиния почти ничего не знала о докторе Мастерсе, кроме обрывочных сведений от друзей, знакомых с медицинской школой. Мастерс недавно начал исследование по физиологии секса, державшееся в секрете от всего университета. Вирджиния решила, что это передовое исследование должно помочь семейным парам, безуспешно пытающимся зачать ребенка. «Я слышала о трудах Мастерса в области лечения бесплодия, – вспоминала она. – Я думала, именно для работы в этой сфере меня и нанимают».
Во время собеседования Мастерс пристально смотрел на Вирджинию с сухой холодной отрешенностью ученого, вглядывающегося в чашку Петри. Внешность Мастерса – темные, близко посаженные глаза, плешь, окруженная коротко подстриженными седеющими волосами, улыбка тонких губ, похожая на гримасу, – делала его старше, хотя ему был всего сорок один год. Он сидел в белом халате, скрестив руки, и задавал вопросы о прошлом опыте кандидатки. Вирджиния отвечала с апломбом, едва ли не преувеличивая свои заслуги. Но казалось, что это не имеет значения. После каждого удачного ответа Мастерс расслаблялся, становился все любезнее, и в конце концов она поняла, что ее берут на работу.
Оглядываясь назад, можно сказать, что такое парадоксальное начало определило характер их отношений на долгие годы вперед. Глубокая интуиция Мастерса – то самое шестое чувство, которым владеет опытный врач, – подсказала ему, что миссис Джонсон станет идеальной помощницей в работе. При этом он почти ничего не рассказал о себе или своих планах. Он всю жизнь был человеком-загадкой, и приближенные к нему люди изо всех сил старались понять, каковы его истинные намерения и какие силы так неустанно им управляют. Наем Вирджинии стал первым из множества сделанных Мастерсом шагов, которые и взволновали ее, и вызвали недоумение. Казалось, что Мастерс на самом деле принял решение, едва Вирджиния открыла рот.
«Почему я? До сих пор толком не понимаю, – размышляла она через много лет после первой встречи с доктором Мастерсом. – Из грязи в князи».
Глава 4
Я никогда не вернусь домой
Балансируя на водных лыжах, Билл Мастерс скользил по водной глади озера Рэйнбоу, неся на плечах светловолосую девушку, чьи локоны развевались на ветру. Он лучился счастьем и махал стоявшим на берегу наблюдателям. У доктора Фрэнсиса Бейкера все еще сохранилась фотография его сестры и соседа по комнате из медицинской школы, несущихся по сияющему водному оазису среди Адирондакских гор на севере штата Нью-Йорк. «Билл и Доди катались на водных лыжах на “крис-крафте” моей матери – он сажал ее на плечи и носился по озеру туда-сюда», – вспоминал Фрэн, наблюдавший из лодки, как Билл несет его сестру, будто ценный трофей.
Озеро Рэйнбоу дарило Уильяму Хоуэллу Мастерсу редкое ощущение счастья, потому что до этого момента в жизни он не знал особой радости. Лето, проведенное в роли вожатого детского лагеря на лесистых берегах, подарило ему желанный отдых от бесконечной учебы – сперва в школе Гамильтона, потом на медицинском факультете Рочестерского университета. Три года подряд Билл Мастерс подавал заявку в Адирондакский лагерь, как только заканчивались занятия, и возвращался строго к их началу. Он решил никогда не возвращаться домой.
Однажды в августе 1938 года Фрэн пригласил Билла на ланч в семейный коттедж на озере. Хотя оба и учились в Гамильтоне, Билл и Фрэн не были близкими друзьями. Во время ланча младшая сестра Фрэна, Джеральдина, которую все звали Доди, произвела на Билла невероятное впечатление. Он стал постоянным гостем в летнем коттедже Бейкеров, стараясь проводить с Доди как можно больше времени. «Я уверен, что он приходил не ко мне, – со смехом вспоминал Фрэн. – То есть изначально, разумеется, ко мне, но как только он с ней познакомился, я стал третьим лишним». Гамильтон был учебным заведением для мальчиков, и у Билла не было особого опыта общения с девушками. Он изо всех сил старался не волноваться и не заговариваться, общаясь с Доди. «Я не очень хорошо владел искусством ухаживания, – писал позже Билл в неопубликованных мемуарах. – Я был полностью отдан ей, находясь рядом, но мы слишком редко встречались, чтобы я мог как следует это выразить».
Озеро Рэйнбоу было идеальным романтическим уголком. Долгими жаркими выходными друзья гоняли по озеру на шестнадцатифутовом моторном катере красного дерева, который миссис Бейкер, вдова, купила исключительно ради развлечения детей. Фрэн обычно управлял катером, а Билл и Доди носились на водных лыжах. «Потом они отправлялись плавать, или же мы все вместе пили коктейли на пляже», – рассказывал Фрэн. Даже в такой расслабленной обстановке Билл Мастерс постоянно был будто бы окружен невидимой стеной, заглянуть за которую позволялось очень немногим. Узнавая Билла поближе, Фрэн понимал, что тот – человек сложный, и что его жизнь дома тоже была непростой. В Гамильтоне Билл проводил все выходные в гостях у соседей по кампусу. «Билл не ездил домой на Рождество», – вспоминал Фрэн. Казалось, что Билл Мастерс пережил сильную боль, от которой будет оправляться всю жизнь. «Отношения с отцом научили его защищаться от людей, – объяснял Фрэн. – Отец очень сильно его обижал. Вот так сложились отношения с самым близким мужчиной в его жизни».
Отец Билла, Фрэнсис Уинн Мастерс, трудолюбивый, но вспыльчивый человек, дома не проявлял особой терпимости. Он был коммивояжером в компании, которая впоследствии превратилась в производителя франкировальных машин «Питни Боуз», и постоянно колесил с женой и двумя сыновьями, Биллом и его младшим братом Фрэнсисом, по Среднему Западу, открывая новые филиалы. Никогда подолгу не задерживавшаяся на одном месте семья Мастерсов жила в Кливленде, когда 27 декабря 1915 года родился Билл, а потом переехала в Питтсбург, затем в Эванстон, штат Иллинойс, после на маленькое ранчо под Хьюстоном, и дважды – в Канзас, штат Миссури. Ярость и раздражение Фрэнка Мастерса на весь мир выливались на старшего сына и его мнимые недостатки. Билл был болезненным ребенком и пережил два заражения крови, на несколько месяцев приковавших его к постели. Из-за последствий септической лихорадки левый глаз Билла стал слегка косить. Вокруг роговицы образовалось помутнение, и глаз смотрел в сторону. Это расходящееся косоглазие осталось у Билла почти на всю жизнь. Из-за него взгляд стал жестким, что многих нервировало. «Если человек ему не нравился, Билл мог смотреть прямо сквозь него, будто на пустое место, – вспоминал его школьный товарищ Эддисон Уордвелл. – Иногда его взгляд становился совершенно ледяным».
К двенадцати годам Билл был настолько умственно развит, что его перевели в старшую школу, хотя решение оказалось ошибочным. «Я просто был недостаточно взрослым для всех тех социальных проблем, с которыми сталкивается ученик старшей школы, становясь мужчиной», – писал позже Мастерс. Он был слишком мал и незрел, так что о встречах с девушками речи идти не могло. В то же время дома Билл страдал от постоянных унижений. Злость Фрэнка Мастерса на старшего сына выливалась в насилие, и побои стали обычным явлением. «Отец звал меня в спальню, запирал дверь, и порол меня ремнем, той частью, где пряжка, – вспоминал Билл. – Он сурово бил меня раз в месяц-полтора, до тех пор, пока на моих тощих ягодицах не проступала кровь». Эти наказания ремнем были абсолютно непредсказуемы, так что Билл был полностью беззащитен перед свирепыми нападками. «Он неизменно повторял, что будет лупить меня, пока я не встану на колени и не начну молить о прощении», – писал он. Билл демонстративно отказывался умолять, и побои усиливались. Билл орал от боли, а мать пыталась вмешаться. «Я очень ярко помню, как мама колотила в запертую дверь спальни, чтобы спасти меня от его гнева», – рассказывал он. Но Эстабрукс Тейлор Мастерс была слишком напугана и подавлена склонностью своего мужа к насилию, так что помочь особо ничем не могла. Фрэнк держал семью в ежовых рукавицах, настаивая на беспрекословном подчинении. Повзрослев, Билл вспоминал, как отец обращался с матерью: «Он указывал ей, что готовить и за кого голосовать, она не могла носить новую одежду без его одобрения… Все решения и действия должны были сперва получить согласие отца».
Позже Билл узнал, что отец страдал от менингиомы, опухоли головного мозга, вызывающей постоянные головные боли, изменение поведения и внезапные вспышки агрессии. Он все гадал, не были ли отцовские приступы ярости вызваны этой прогрессирующей болезнью. «Как давно у него была эта опухоль и как она влияла на его поведение, можно только догадываться, – писал он. – Мне было так трудно жить с непринятием со стороны отца, особенно в подростковом возрасте… К тому времени он постепенно отвергал меня не только как члена семьи, но и как сына».
Последний раз Фрэнк Мастерс по-настоящему общался со старшим сыном во время визита в школу Лоренсвилля в Нью-Джерси – это была частная школа-интернат между Принстоном и столицей штата Трентоном. В юности Фрэнк Мастерс сам учился в этой школе, но решение послать туда сына приняла Эстабрукс Мастерс, чтобы вырвать своего ребенка из лап отца. Салли Мастерс, двоюродная бабушка Билла, оплатила его обучение в знак признательности за то, что дед Билла проявил щедрость, несколько лет назад одолжив ей денег на открытие частной школы для девочек из состоятельных семей в Доббс-Ферри, штат Нью-Йорк. В четырнадцать лет Билл уехал из дома в Канзас-Сити и вместе с отцом отправился поездом в долгий путь до Лоренсвилля. Они останавились в Нью-Йорке, там отец водил его по знаменитым ресторанам и впервые показал ему бродвейское шоу. Биллу понравились проведенные в большом городе выходные, а великодушие отца его удивило. «Меня не покидало ощущение, что вот-вот разразится какая-то буря», – позже вспоминал он.
В поезде на полпути к Трентону Фрэнк Мастерс решил выполнить еще один отцовский долг – поговорить с сыном о сексе. «Ты знаешь, что женатые люди занимаются некоторыми интимными вещами, о которых большинство людей почти ничего не знают и не понимают», – начал Фрэнк. Сын внимательно слушал, а Фрэнк краснел и потел. Рядом в вагоне сидела женщина с дочерью – она обернулась и всем своим видом давала понять, что лекция Фрэнка ее тоже смущает. Но он продолжал. «Он имел крайне неправильное представление о многих аспектах поднятой темы, но был так твердо и однозначно уверен в своих познаниях, что выражал свои убеждения с редкой горячностью, – вспоминал его сын уже взрослым. – Я до сих пор не понимаю, что именно он пытался до меня донести».
По прибытии в Лоренсвилль Фрэнк Мастерс показал сыну свои родные пенаты. Они явились в кабинет декана, тот пару минут с ними побеседовал и пожелал Биллу удачи в новой школе. А прежде чем отправиться обратно в Канзас-Сити, Фрэнк Мастерс впервые угостил сына «джиггером» – смесью мороженого и разных сладостей, лакомством времен своей юности. «Я решил, что “джиггер” – это такая оливковая веточка в знак примирения с его стороны, – писал позже Билл. – Как же я ошибался». Вместо этого по пути к вокзалу Фрэнк вдруг остановился и сообщил сыну, что изгоняет его. Поскольку тетя Салли в ближайшие четыре года должна была оплачивать учебу Билла, отец заявил: «Мой долг по отношению к тебе полностью выполнен». Отец обещал присылать деньги, чтобы Билл мог приехать на Рождество домой, но не более того. Он запретил обращаться за помощью к матери или другим родственникам. «Пора тебе самому позаботиться о себе», – сообщил Фрэнк своему юному сыну. Он ушел не прощаясь, и той ночью Билл плакал, пока сон не одолел его.
В Лоренсвилле Билл проявил непоколебимую самодостаточность, с головой уходя в энергичные виды спорта вроде футбола, а также просиживая бесконечные часы в библиотеке – привычка, которой он не изменял ни в колледже, ни в медицинской школе. «Меня не считали замечательным учеником, так что мне нужно было больше времени на учебу, чтобы куда-то пробиться», – говорил он. В Лоренсвилле Билл подружился с другими ребятами, в том числе с Карлтоном Пейтом, чьи родители пригласили его в гости на День благодарения в Нью-Йорк. Миссис Пейт, чуткая женщина, поняла, что Билл страдает. Он вспоминал, как она спросила его об отношениях с отцом: «Я был перед ней полностью открыт и честен, и когда до конца рассказал ей свою мрачную историю, у нас обоих в глазах стояли слезы».
Перед Рождеством отец прислал Биллу письмо и немного денег, которых должно было хватить на поездку из Трентона в Канзас-Сити и обратно. За время его отсутствия ничего не изменилось. «Отец не обращал на меня особого внимания, пока я был на каникулах», – писал он. Из-за такого противостояния Билл, к ужасу матери, сообщил, что уедет сразу же после Рождества и не останется отмечать свой пятнадцатый день рождения 27 декабря. «Я просто осознавал, что мне особо нечем отомстить отцу, – пояснял он спустя годы, признаваясь в своей озлобленности. – Я принимал перчатку, брошенную им, когда он сказал, что семья больше не будет меня поддерживать».
Эстабрукс Мастерс умоляла сына передумать. Когда отец Билла ушел на работу, они долго гуляли вместе. «Она пыталась рассказать, как отец ко мне относится, – писал Билл. – Но на самом деле у нее не было никакого объяснения ни его жестоким побоям, ни его поведению». Биллу было жаль мать, томившуюся в заточении в жестком и гнетущем мире его отца. «У меня было две матери», – рассуждал позже Билл. Одна часть Эстабрукс оставалась для своего сына полной сочувствия мамой, которая изо всех сил старалась по-настоящему заботиться о нем. Вторая же была, по словам Билла, «женой отца» – в большей степени преданной прислугой, чем самостоятельной личностью, – женщиной, которой указывали, что делать и когда делать. Несмотря на уговоры, сблизиться с сыном ей так и не удалось.
На следующий после Рождества день Фрэнк Мастерс отвез Билла на вокзал, как тот и просил. В пятнадцатый день рождения у Билла не будет ни торта со свечами, ни поздравлений за обеденным столом. Мама незаметно сунула ему конверт с деньгами – три двадцатидолларовых купюры, три по десять долларов, три по пять и три долларовых банкноты. Билл гадал, не скрыт ли некий символ в ее подарке, некое тайное послание, чтобы его поддержать, но ему не удалось спросить об этом. На протяжении следующих четырех лет Эстабрукс Мастерс общалась со своим сыном тайком от мужа. Она звонила ему от соседей и в рабочее время, чтобы Фрэнк не узнал. Она посылала в интернат письма с деньгами, но он так ни разу и не поблагодарил ее, «боясь, что отец узнает, и сделает и без того непростую семейную жизнь вовсе невыносимой».
В ту неудавшуюся рождественскую поездку Билл видел отца последний раз в жизни. Фрэнк Мастерс умер от разрушающей его мозг болезни через три года, когда Билл уже закончил Лоренсвилль и поступил в Гамильтон-колледж. К тому времени Билл окончательно отстранился от матери и младшего брата, Фрэнка, зная, что их отношения никогда не наладятся. Мрачное мировосприятие научило его преодолевать чувство пустоты, возникающее, когда остальные ребята уезжали домой на Рождество и прочие праздники. Он сосредоточился на том, чтобы стать взрослым мужчиной так, как он себе это представлял. Он решил создать себя сам и управлять своей судьбой.
В Гамильтон-колледже, в трехэтажном здании братства «Альфа Дельта Фи», расположенном посреди буколического кампуса этого частного колледжа гуманитарных наук, обитали и наслаждались жизнью две дюжины братьев, в том числе и Билл Мастерс. В «Альфа Дельта Фи» его знали все. Он превратился в рослого самоуверенного взрослого человека, совсем не похожего на того, кем был раньше. «В юности я был социально уязвим», – вспоминал Билл. Но в Гамильтоне другие члены братства были в восторге от Мастерса и его взрослого подхода буквально ко всему. Он играл в футбол, и непроходящая травма колена не мешала ему завоевывать восхищение зрителей. Он умел боксировать, и это устрашало почти любого, кто рискнул бы задирать его. Он разносил в пух и прах академическую дискуссионную группу и гонял по кампусу на собственной машине, что было редкостью в то время. Завистники обсуждали семейный трастовый фонд, который, по их мнению, оплачивал расходы Билла. Хотя изначально он специализировался на английском языке, своей профессией в итоге избрал медицину. «Он всегда знал, что будет делать, абсолютно не сомневался в выборе профессиональной стези, – вспоминал Эдисон Уордвелл, с которым он никогда не конфликтовал. – И он не был особо терпим к людям, которые не очень хорошо представляли, чем собираются заниматься».
Однако самые бурные дни, проведенные Биллом в колледже, были связаны с самолетами. Первый раз он сел за штурвал еще в Лоренсвилле, его учил друг семьи, работавший в близлежащей школе летной подготовки. Билл подрабатывал на маленьких частных аэродромах в Трентоне и возле Принстона, и получил летное удостоверение. Перед Второй мировой войной авиация еще была делом новым и опасным, и Мастерсу неплохо платили за работу. Один бизнесмен, часто путешествовавший по всей стране, взял его вторым пилотом в свой многомоторный самолет. Ради дополнительного дохода Билл служил летчиком-испытателем – рискованное занятие, добавлявшее стоимости новой модели самолета, если тот был проверен на безопасность и надежность. Он также покупал и продавал самолеты, каждый раз выгодно увеличивая начальную стоимость. Ему даже хватало дерзости на прыжки с парашютом. Как-то воскресным утром он заключил пари с друзьями, что пройдет по крылу самолета и прыгнет над Лейк-Плэсидом, штат Нью-Йорк, возле озера Рэйнбоу. Но уже в прыжке Билл запутался в парашюте и стал бесконтрольно падать вниз. К счастью, ему удалось выровняться и благополучно приземлиться. Однако это был его первый и последний прыжок.
Фрэн Бейкер иногда летал со своим товарищем, и тот убедил его пойти на курсы пилотов. Как и Билл, Фрэн после Гамильтона поступил в Медицинский университет Рочестера. Авиация также сыграла ключевую роль в отношениях Билла с сестрой Фрэна. В Гамильтоне Билл встречался с девушками, у него была постоянная подружка по имени Элизабет Эллис. Но после идиллических каникул на озере Рэйнбоу, Билл мечтал жениться на Доди Бейкер. В ее присутствии Билл становился другим человеком, будто бы снова скользил по озерной глади. Его обычная сдержанность и собранность исчезали. «Билл умел показать, как сильно я ему нравлюсь, – вспоминала позже Доди. – Он выражал это не словом, а делом – был вдумчивым, добрым, помогал мне и интересовался мной».
Только они утвердились в своих намерениях, Доди внезапно заболела. Фрэн договорился, чтобы его сестру, которая все еще жила с матерью в Баффало, прооперировали в Рочестере. Биллу ни с того ни с сего пришло в голову подарить ей, когда она придет в себя, две дюжины длинных роз. Билл хотел, чтобы Доди вышла за него, и «решил, что пробил его час», как потом рассказывал Фрэн. Когда оказалось, что в Рочестере подходящих роз не найти, Билл придумал экстравагантный план, который «добавил бы ему очков» в глазах Доди. Он позвонил в Нью-Йорк и заказал две дюжины роз с доставкой в маленький аэропорт возле моста Джорджа Вашингтона. К тому времени когда он вернулся в больницу, часы посещения закончились. Медсестра заверила его, что передаст Доди и цветы, и любовную записку, когда та проснется.
Следующим утром Биллу позвонил Фрэн и сообщил, что в Баффало умерла его бабушка, а также спросил, не может ли Билл прилететь с Доди на похороны. «Конечно», – ответил Билл, уверенный, что Доди будет рада его видеть. Тем не менее, когда он приехал в больницу, Доди была грустной и еще толком не отошла после анестезии. К удивлению Билла, она ни слова не сказала ни о цветах, ни о любовном стихотворении в записке. Доди ничего не знала об этих подарках, потому что так и не получила их. Может быть, медсестра забыла передать ей розы, а может, в ежедневной больничной суматохе что-то пошло не так. Но Билл подозревал самое худшее, так что даже не стал спрашивать. «Он знал, что она скорбит по бабушке, и поэтому даже не стал поднимать вопрос, – пояснял Фрэн. – Она не упоминала о записке [и цветах], потому что не получила их, а он воспринял это как отказ».
Билл покорно доставил Доди в Баффало на своем двухместном самолете. Они почти не разговаривали, слушая глухой гул двигателя. «Я заметил, что она просто отвечала на вопросы, а не беседовала со мной как обычно, и меня это встревожило», – вспоминал Билл. Когда они сели в Баффало, Доди любезно поблагодарила Билла, не выражая ничего, кроме вежливости. Фрэн забрал Доди, а Билл залез обратно в самолет и улетел один в Рочестер, ошеломленный неудачным предложением руки и сердца. Долгое время он ничего не слышал о Доди, которую называл любовью своей юности, а однажды утром узнал, что она вышла замуж за какого-то молодого врача из Баффало. «Я мог только пожелать ей всего наилучшего, как и поступил, – писал Билл. – Но мне так долго было больно».
Многие друзья и члены семьи усомнились бы в этой печальной и невероятной истории о потерянной любви, о растворившемся в воздухе летнем романе. Может быть, Доди Бейкер была не явью, а сном, неким идеальным образом, который придумывают себе мужчины, говоря о любви к женщине, при этом не понимая, что за человек стоит за этим образом? Как мог человек с неизменно безжалостным взглядом, столь глубоко преданный точным стандартам науки и медицины, смотреть на женщину таким затуманенным взором? Годы спустя Билл Мастерс представлял, как сложилась бы его жизнь, если бы он женился на той прекрасной блондинке с озера Рэйнбоу. «Не знаю, был бы наш брак счастливым или нет, – писал он в неизданных мемуарах, – но я хотел бы попытать счастья».
Уильям Х. Мастерс | Американский врач
- Дата рождения:
- 27 декабря 1915 г. Кливленд Огайо
- Умер:
- 16 февраля 2001 г.
(85 лет)
Тусон
Аризона
- Известные работы:
- «Человеческая сексуальная реакция»
- Предметы изучения:
- сексуальная активность человека
См. все связанные материалы →
William H. Masters , полностью William Howell Masters , (родился 27 декабря 1915, Кливленд, Огайо, США — умер 16 февраля 2001, Тусон, Аризона), американский гинеколог, который был пионер в области исследования человеческой сексуальности и сексотерапии. Вместе с партнершей Вирджинией Э. Джонсон Мастерс провел новаторское исследование сексуальной физиологии и в 1964 году основал Институт Мастерса и Джонсона (первоначально Фонд исследований репродуктивной биологии), клинику для пар, страдающих сексуальной дисфункцией. ( См. также Мастерс и Джонсон.)
Мастерс родился в богатой семье Кливленда. Он учился в школе Лоуренсвилля, элитной подготовительной академии колледжа в Нью-Джерси. В 1938 году, после получения степени в Гамильтон-колледже в Клинтоне, штат Нью-Йорк, Магистр учился в Школе медицины и стоматологии Рочестерского университета. Там его наставником был американский анатом и эмбриолог Джордж Вашингтон Корнер, и он заинтересовался репродукцией человека. Мастерс недолго служил в ВМС США в 1919 г.42. В следующем году он получил степень в области медицины и прошел интернатуру по акушерству и гинекологии в родильном доме Сент-Луиса и в больнице Барнс в Сент-Луисе, где он также впоследствии работал в ординатуре. Он также изучал патологию в Медицинской школе Вашингтонского университета и внутреннюю медицину в больнице Барнса. В 1947 году он принял должность преподавателя в Вашингтонском университете.
Ранние исследования Мастерс были сосредоточены на сексуальной дисфункции, в первую очередь заместительной гормональной терапии у женщин в постменопаузе, гинекологической хирургии и бесплодии. Он начал исследовать человеческую сексуальность и половую физиологию в 1954 года, когда его план исследования был одобрен ректором и советом попечителей Вашингтонского университета. Его первыми объектами исследования были проститутки, которых он опрашивал и наблюдал за работой. Хотя первоначальная выборка участников исследования была слишком неравномерной, чтобы предоставить Мастерсу данные, которые можно было бы опубликовать, исследование помогло заложить основу для методологий, которые он впоследствии использовал. В 1956–1957 годах он нанял Джонсона, который первоначально выполнял секретарские обязанности. Позже она помогла ему набрать более сбалансированную исследовательскую группу, состоящую из мужчин и женщин-добровольцев, включая студентов и сотрудников университетов. Хотя у нее не было медицинского образования, Мастерс обучил ее лабораторным исследованиям, основам анатомии и физиологии и сделал ее равноправным партнером в работе. Они поженились в 1971.
Мастерс и Джонсон опросили добровольцев об их сексуальных историях и наблюдали за тем, как они совершали широкий спектр половых актов в одиночку или с партнерами. Исследователи использовали такие инструменты, как электрокардиография и электроэнцефалография, для регистрации физиологических изменений, связанных с сексуальным возбуждением. Они опубликовали свои выводы в Human Sexual Response (1966). Хотя книга была написана в клинической манере и предназначалась в основном для медицинских работников, она стала бестселлером. Используя информацию, полученную в ходе своих исследований, Мастерс и Джонсон разработали новые методы лечения сексуальной дисфункции. Их терапевтические подходы были раскрыты в Сексуальная недостаточность человека (1970).
Продолжая свою работу, Мастерс и Джонсон опубликовали другие книги, в том числе хорошо принятую Связь удовольствия (1974; с Робертом Дж. Левином). В Homosexuality in Perspective (1979) они утверждали, что вызвало много споров, что гомосексуалы могут быть обращены в гетеросексуалы. Кризис: гетеросексуальное поведение в эпоху СПИДа (1988; с Колодным), еще одна неоднозначная работа, была широко дискредитирована из-за неточностей в изображении ВИЧ / СПИДа. Мастерс и Джонсон развелись в 19 лет.93, и он закрыл институт в 1994 году, уйдя на пенсию в том же году.
Кара Роджерс
Сексуальная активность человека | Определение, типы, примеры и факты
- Ключевые люди:
- Зигмунд Фрейд Магнус Хиршфельд Гарри Бенджамин Уильям Х. Мастерс Вирджиния Э. Джонсон
- Похожие темы:
- безбрачие садомазохизм инцест педофилия прелюбодеяние
Просмотреть весь связанный контент →
Резюме
Прочтите краткий обзор этой темы
сексуальная активность человека , любая активность — одиночная, между двумя людьми или в группе, — которая вызывает сексуальное возбуждение. Существуют две основные детерминанты сексуальной активности человека: унаследованные модели сексуальных реакций, которые развились как средство обеспечения воспроизводства и являются частью генетического наследия каждого человека, а также степень сдерживания или других видов влияния, оказываемого на людей обществом. в выражении своей сексуальности. Цель здесь состоит в том, чтобы описать и объяснить оба набора факторов и их взаимодействие.
Следует отметить, что табу в западной культуре и незрелость социальных наук долгое время препятствовали исследованиям сексуальной активности человека, так что к началу 20 века научное знание в значительной степени ограничивалось отдельными историями болезни, которые изучались такие европейские писатели, как Зигмунд Фрейд, Хэвлок Эллис и Ричард, барон фон Крафт-Эбинг. Однако к 1920-м годам были заложены основы для более обширных статистических исследований, которые проводились до Второй мировой войны в Соединенных Штатах. Из двух основных организаций по изучению секса одна, Institut für Sexualwissenschaft в Берлине (основана в 189 г.7), был разрушен нацистами в 1933 году. Другой, Институт сексуальных исследований (позже переименованный в Институт исследований пола, пола и репродукции Кинси), был основан в 1938 году американским сексологом Альфредом Чарльзом Кинси в Университете Индианы в Блумингтоне. , занялся изучением сексуальной активности человека. Большая часть следующего обсуждения основывается на выводах Института сексуальных исследований, которые представляют собой наиболее полные доступные данные. Единственной другой страной, по которой существуют полные данные, является Швеция.
Виды деятельности
Сексуальную активность человека удобно классифицировать по количеству и полу участников. Есть одиночная деятельность, в которой участвует только один человек, и есть социосексуальная активность, в которой участвует более одного человека. Социально-сексуальная активность обычно делится на гетеросексуальную активность (мужчина с женщиной) и гомосексуальную активность (мужчина с мужчиной или женщина с женщиной). Если участвуют три или более человека, то, конечно, возможно одновременное существование гетеросексуальной и гомосексуальной активности.
Как в одиночной, так и в социосексуальной активности могут быть действия, которые достаточно необычны, чтобы оправдать ярлык девиантной активности. Термин девиантный следует использовать не как моральное суждение, а просто как указание на то, что такая деятельность не распространена в конкретном обществе. Поскольку человеческие общества различаются по своим сексуальным практикам, то, что является отклонением в одном обществе, может быть нормальным в другом.
Одиночная деятельность
Самомастурбация — это самостимуляция с целью вызвать сексуальное возбуждение и, как правило, оргазм (сексуальный климакс). В большинстве случаев мастурбация совершается наедине как самоцель, но иногда ее практикуют для облегчения социально-сексуальных отношений.
Мастурбация, обычно начинающаяся в период полового созревания или до него, очень распространена среди мужчин, особенно среди молодых мужчин, но становится менее частой или от нее отказываются, когда доступна социосексуальная активность. Следовательно, мастурбация наиболее распространена среди неженатых. Меньше женщин мастурбируют; в Соединенных Штатах это сделали примерно от половины до двух третей по сравнению с девятью из десяти мужчин. Женщины также склонны сокращать или прекращать мастурбацию, когда у них развиваются социально-сексуальные отношения. Существуют большие индивидуальные различия в частоте, поэтому нецелесообразно пытаться определить, какой диапазон можно считать «нормальным».
Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас
Миф сохраняется, несмотря на научные доказательства обратного, что мастурбация физически вредна. Также нет доказательств того, что мастурбация является незрелой деятельностью; это распространено среди взрослых, лишенных социально-сексуальных возможностей. Хотя мастурбация в одиночестве доставляет удовольствие и избавляет от напряжения сексуального возбуждения, она не приносит такого же психологического удовлетворения, как взаимодействие с другим человеком; таким образом, крайне немногие люди предпочитают мастурбацию социосексуальной активности. Психологическое значение мастурбации заключается в том, как к ней относится человек. Для некоторых это отягощено чувством вины; для других это освобождение от напряжения без эмоционального содержания; а для других это просто еще один источник удовольствия, которым можно наслаждаться ради удовольствия.
У большинства мужчин и женщин во время мастурбации возникают фантазии о какой-либо социосексуальной активности. Фантазии нередко включают идеализированных сексуальных партнеров и действия, которых человек не испытывал и даже мог бы избегать в реальной жизни.
Поскольку мастурбирующий человек полностью контролирует области, которые стимулируются, степень давления и скорость движений, мастурбация часто более эффективна для получения сексуального возбуждения и оргазма, чем социосексуальная активность, во время которой стимуляция определяется как в некоторой степени своим партнером.
Оргазм во сне, по-видимому, бывает только у людей. Его причины до конца не известны. Идея, что это происходит из-за давления накопленной спермы, неверна, потому что не только ночные поллюции иногда случаются у мужчин в последующие ночи, но и женщины испытывают оргазм во сне. В некоторых случаях оргазм во сне кажется компенсаторным явлением, возникающим в периоды, когда человек лишен или воздерживается от другой сексуальной активности. В других случаях это может быть вызвано внешними раздражителями, такими как сон на животе или ночная одежда, зажатая между ног. Большинство оргазмов во сне сопровождаются эротическими сновидениями.
Подавляющее большинство мужчин испытывают оргазм во сне. Это почти всегда начинается и наиболее часто встречается в подростковом возрасте и имеет тенденцию исчезать в более позднем возрасте. Меньшее количество женщин испытывает оргазм во сне, и, в отличие от мужчин, они обычно начинают испытывать этот опыт уже в зрелом возрасте.
Оргазм во сне, как правило, случается нечасто, редко превышая дюжину раз в год у мужчин и три-четыре раза в год у средней женщины.
В большинстве случаев сексуальное возбуждение не приводит к сексуальной активности с другим человеком. Люди постоянно подвергаются сексуальным стимулам, когда видят привлекательных людей, и подвергаются сексуальным темам в рекламе и средствах массовой информации.