Николай Гумилев: биография и творчество поэта серебряного века
Поэт Николай Гумилев мечтал, чтобы не только творчество, но и жизнь его была произведением искусства. Так и получилось.
Данила Антоновский
Всякому большому художнику необходим миф. Легенда. История. Уникальный изгиб жизненного пути, который вплетался бы в его творчество и являл миру не просто поэта или писателя, но персонажа истории.
Николай Гумилев представляет собой уникальный для русской литературы пример человека, который подчинил этой концепции всю свою жизнь. Как скульптор отсекает от мраморной глыбы лишние части, так и Гумилев каждым своим днем, каждым словом, каждым поступком высекал памятник самому себе.
ЖИЗНЬ
Материал, выданный Гумилеву природой, не слишком подходил для создания героической биографии.
Он был болезненным и некрасивым ребенком, неловким, шепелявым, без каких-либо способностей. Единственное, что было развито в нем безмерно, – это честолюбие.
«Гумилев подростком думал об одном: как бы прославиться, – вспоминал писатель Георгий Иванов. – Часами блуждая по парку, он воображал тысячи способов осуществить свою мечту. Стать полководцем? Ученым? Изобрести перпетуум-мобиле? Безразлично что – только бы люди повторяли его имя, писали о нем книги, удивлялись, завидовали ему».
Теоретической базой для юного Гумилева стала философия Ницше. В ней он обнаружил способ покончить со своими недостатками или даже превратить их в достоинства. «Человек – это то, что должно быть преодолено», – писал философ, и с этой точки зрения Гумилев мог чувствовать себя весьма одаренным, потому как слишком многое ему надо было преодолеть.
«Я по вечерам запирал дверь, – вспоминает поэт, – и, стоя перед зеркалом, гипнотизировал себя, чтобы стать красавцем. Я твердо верил, что силой воли могу переделать свою внешность».
Вообще говоря, трепетное отношение к внешности было свойственно Гумилеву в большей степени, чем любому другому персонажу русской литературы. В воспоминаниях современников так или иначе возникают его цилиндр, фрак, холеные руки. Поэт Владислав Ходасевич описал одно из мероприятий с участием Гумилева: «Боже мой, как одета эта толпа! Валенки, свитеры, потертые шубы, с которыми невозможно расстаться и в танцевальном зале. И вот, с подобающим опозданием, является Гумилев. Прямой и надменный, во фраке, проходит по залам. Он дрогнет от холода, но величественно и любезно раскланивается направо и налево. Беседует со знакомыми в светском тоне. Весь вид его говорит: «Ничего не произошло. Революция? Не слыхал».
Презрение к реальности требует определенной смелости, и она у Гумилева была, заменяя, по его собственным словам, силу и ловкость. Более того. Смелость в его жизни – понятие почти метафизическое. Пытаясь утвердить превосходство духа над материей, Гумилев действовал с поистине шекспировской страстью и гомеровским размахом.
«Победа, слава, подвиг – бледные / Слова, затерянные ныне, / Гремят в душе, как громы медные, / Как голос Господа в пустыне» – строки эти могут показаться наивными, но Гумилев действительно видел мир именно так. В нем жила первобытная тоска по лобовым атакам, крикам «ура!», кровавой сече и прочей героике. Чтобы утолить эту тоску, Гумилев бросался во все предприятия, содержащие хотя бы намек на опасность.
С 1909 по 1913 год он совершил три путешествия в Африку, где охотился на диких животных и занимался этнографическими изысканиями. «Скоро пойду купаться, благо акулы тут редки», – писал он в Петербург. Сколько бравады заключено в этих словах: акулы-то хоть и редки, но есть, а купаться он все-таки пойдет!
В 1914 году Гумилев ушел добровольцем на фронт и участвовал в сражениях в составе Уланского кавалерийского полка. Что характерно – будучи человеком, идеализировавшим войну и воспевавшим ее, Гумилев не отказался от восторженной интонации и после того, как своими глазами увидел, чем война является на самом деле.
Его «Записки кавалериста» рисуют военное дело как несомненно трудное, но в целом – возвышенное и достойное занятие.
В 1921 году Гумилев участвовал в подрывной деятельности – во всяком случае, так утверждала его ученица Ирина Одоевцева. В своей книге «На берегах Невы» она вспоминала, как в один из дней Кронштадтского восстания Гумилев появился «в каком-то поношенном рыжем пальтишке, в громадных стоптанных валенках, и за плечами заплатанный мешок». Поэт объяснил, что идет агитировать против большевиков и оделся таким образом, чтобы вызывать доверие у пролетариев. Собравшиеся не смогли оценить серьезность момента и подняли Гумилева на смех. Он возмутился: «Так провожают женщины героя, идущего на смерть!» – и вышел.
В этом был весь Гумилев. Он не понимал иронии в отношении своего героизма. Его мир был населен героями «Илиады» и пульсировал той первобытной энергией, с которой ахейцы бросались на защитников Трои. Себя же он видел среди них, плечом к плечу с Аяксом и Ахиллесом. Великий воин, великий поэт, великий любовник.
ЛЮБОВЬ
Современники отмечали то, что Гумилев был крайне дурен собой, однако ни одна фотография этого не подтверждает.
В 1908 году в парижской гостинице Гумилев попытался покончить с собой, взрезав перочинным ножиком вены. Будучи неопытным самоубийцей, поэт опустил руки в холодную воду – кровь остановилась, и наутро он не просто очнулся, но даже (вот оно, торжество жизни) был выставлен администрацией вон за неподобающее поведение.
«Вы спрашиваете, зачем я хотел умереть? – невесело усмехался Гумилев в воспоминаниях Алексея Толстого. – Я жил один, в гостинице, – привязалась мысль о смерти. Страх смерти мне был неприятен… Кроме того, здесь была одна девушка…»
Девушкой была юношеская знакомая Гумилева Анна Горенко, впоследствии ставшая гранд-дамой русской поэзии Анной Ахматовой, но в то время – просто мечтательный подросток несколько истерического склада.
Гумилева-поэта и Гумилева-воина дополнял Гумилев-денди. «Одет довольно изящно», – писал о нем Валерий Брюсов.
Гумилев сватался трижды и лишь на четвертый раз получил согласие. Воспоминания Ахматовой рисуют его невероятно трогательным влюбленным. «Николай Степанович рассказывал, что в Париже так скучал, что ездил на другой конец города специально, чтобы прочитать на углах улицы: Bd. de Sébastopol». Название это напоминало ему об Ахматовой, которая в то время жила в Севастополе.
Брак этот не был счастливым. Супруги проводили бóльшую часть времени по отдельности, и ни общий ребенок, ни общие увлечения не смогли удержать их вместе. Прожив в браке восемь лет, они развелись.
Гумилеву в тот момент было 32 года. Творческий расцвет его был впереди.
ТВОРЧЕСТВО
Ранняя лирика Гумилева пестра и криклива. Она населена «королями океанов», «рыцарями» и «троллями» – как если бы ребенок вывалил в книжку ящик со своими игрушками. Рецензии мягко указывают на незрелость его стихов.
Чего не видели критики, так это той работы, которая происходила у Гумилева внутри. Не обладая поэтическим даром и отдавая себе в этом отчет, Гумилев тем не менее верил, что может вырастить его в себе сам.
Воля его проникала сквозь экзотическую мишуру, нащупывая и напитывая его гений какой-то неведомой энергией, от которой тот разгорался все ярче.
Брак Гумилева с Анной Горенко (Ахматовой) не был счастливым, но был образным и символичным: когда еще было такое, чтобы поженились два виднейших поэта своего времени? Впрочем, от их союза остался сын Лев, впоследствии ставший заметным ученым.
Основой поэтической концепции Гумилева было трепетное отношение к слову. Для него оно значило не меньше, чем для древних пифагорейцев – числа. С одной стороны, слово было абсолютно понятной и поддающейся анализу материей, с другой – обладало магической силой. «Лист опавший, колдовской ребенок, / Словом останавливавший дождь», – писал он. И еще: «Солнце останавливали словом, / Словом разрушали города».
Гумилев не был поэтом мистического склада. Стихи не проливались на него божественным ливнем и не «случались» с ним. Он писал их так, как решал бы математическую формулу, выискивая идеальные переменные и добиваясь баланса между ними.
В этом заключалась одна из главных претензий, которые предъявляли Гумилеву его литературные оппоненты. Александр Блок отзывался о нем так: «Странный поэт Гумилев. Все люди ездят во Францию, а он в Африку. Все ходят в шляпе, а он в цилиндре. Ну, и стихи такие. В цилиндре».
Несколько позже Блок написал большую статью под названием «Без божества, без вдохновенья», в которой уже безо всяких иносказаний обвинял Гумилева в излишней рассудочности, в формализме, а также в том, что тот «топит себя в холодном болоте бездушных теорий».
Статья была написана в 1921 году, за несколько месяцев до смерти и Блока, и Гумилева – поэтам так и не представилась возможность завершить спор. Однако многие исследователи гумилевского творчества отмечают, что именно в то время он начал постепенно уходить от рационального отношения к поэзии и оперировать совсем другой, не свойственной ему ранее провидческой интонацией. Трагедия Гумилева заключается в том, что интонация эта не успела зазвучать в полную силу.
СМЕРТЬ
3 августа 1921 года Николай Гумилев был арестован по подозрению в заговорщицкой деятельности. Ему вменялось в вину членство в «Петроградской боевой организации Таганцева», которое ставило своей целью свержение советского строя.
Исследователи до сих пор спорят, участвовал ли Гумилев в заговоре или просто был занесен своим темпераментом на его периферию. Неясно даже, существовал ли сам заговор, – в последнее время выдвигаются версии, что его сфабриковали старательные чекисты. Доподлинно известно лишь то, что в конце августа, предположительно 25-го числа, Николай Гумилев был расстрелян.
Пока поэт находился в тюрьме, за него хлопотали друзья. Они писали коллективные письма, предлагая освободить Гумилева под их поручительство, и ходили к главному защитнику интеллигенции, наркому просвещения Анатолию Луначарскому, который якобы звонил самому Ленину. Ничего не помогло. Гумилев не имел такого значения для советской власти, чтобы ради него останавливать не отлаженный еще механизм репрессий.
Известны последние слова Гумилева, которые он нацарапал на стене камеры: «Господи, прости мне мои прегрешения. Иду в последний путь». Известны и другие слова, принадлежащие поэту-футуристу Сергею Боброву, который был близок к ЧК и якобы слышал их от непосредственных исполнителей расстрела: «Этот ваш Гумилев… Знаете, шикарно умер. Улыбался, докурил папиросу… Фанфаронство, конечно. Но даже на ребят из особого отдела произвел впечатление».
Очевидно, что не только на них.
5 МУЖСКИХ ПОСТУПКОВ ГУМИЛЕВА
1
Участвовал в дуэли с Максимилианом Волошиным, во время которой стрелял в воздух, а затем настоял, чтобы оппонент, у которого случилась осечка, выстрелил второй раз.
2
Сватался к Анне Ахматовой – делал это три раза, получал отказы, пытался кончить самоубийством, однако от намеченной женитьбы не отступил и своего в итоге добился.
3
Совершил путешествия в Африку, где охотился на леопардов и встречался с вождями местных племен.
4
Ушел добровольцем на фронт, для чего, по некоторой информации, дал взятку члену медицинской комиссии.
5
Ссудил деньгами Велимира Хлебникова несмотря на то, что некоторое время назад тот подписал манифест футуристов «Рыкающий Парнас», содержащий оскорбления в адрес Гумилева.
Фото: Diomedia; Legion-Media; «РИА Новости»; Russianlook
Часто проверяете почту? Пусть там будет что-то интересное от нас.
ТегиGQ декабрь 2015Николай Гумилев
Дуэли Серебряного века • Arzamas
У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.
КурсРусская литература XX века. Сезон 3ЛекцииМатериалыПоединки литераторов начала XX века обходились без крови: это был лишь стилистический прием в культуре жизнетворчества
Подготовила Елена Глуховская
Плохой день для дуэли. Иллюстрация из Harper’s New Monthly Magazine. Март 1887 года © archive.orgМаксимилиан Волошин — Николай Гумилев
Чуть ли не единственный случай, когда за вызовом на дуэль последовало применение оружия, — это история Гумилева и Волошина.
«За что же стреляться, как не за женщин и за стихи», — утверждал Гумилев, а его дуэль с Волошиным произошла из-за женщины, писавшей стихи. В литературных кругах она стала известна под маской таинственной Черубины де Габриак, буквально ставшей поэтической сенсацией в 1909 году. Будущие же дуэлянты познакомились с ней как с начинающей поэтессой Елизаветой Дмитриевой, некрасивой, но необыкновенно обаятельной и влюбчивой девушкой, быстро покорившей их сердца. Летом 1909 года Дмитриева приехала в гости к одному поэту (Волошину) в сопровождении другого (Гумилева). Неловкая ситуация требовала разрешения, которое после некоторых душевных метаний и сомнений было принято: Гумилева попросили уехать, а Дмитриева осталась у Волошина. Именно тогда ими и была придумана самая яркая мистификация Серебряного века — Черубина де Габриак. Мифическая биография Черубины включила аристократическое испано-французское происхождение, необыкновенную красоту и трагическую судьбу, уединенное существование и страстную религиозность.
Злым гением Черубины-Дмитриевой стал немецкий поэт, сотрудник «Аполлона» Иоганнес фон Гюнтер. В порыве увлечения им поэтесса не только выдала тайну своего псевдонима, но и рассказала о непростых взаимоотношениях с Гумилевым. Гюнтер доверия не оправдал: раскрыл литературную тайну и начал убеждать Гумилева в неохладевших чувствах Дмитриевой. 16 ноября Гумилев сделал очередное предложение Дмитриевой — и получил очередной отказ. Она вспоминала:
«В „Аполлоне“ он остановил меня и сказал: „Я прошу Вас последний раз: выходите за меня замуж“, я сказала: „Нет!“
Он побледнел.„Ну тогда Вы узнаете меня“.
Это была суббота. В понедельник ко мне пришел Гюнтер и сказал, что Н. С. [Гумилев] на „Башне“ говорил бог знает что обо мне. Я позвала Н. С. к Лидии Павловне Брюлловой, там же был и Гюнтер. Я спросила Н. С.: говорил ли он это? Он повторил мне в лицо. Я вышла из комнаты. Он уже ненавидел меня. Через два дня М. А. [Волошин] ударил его, была дуэль».
Волошин нанес Гумилеву публичное оскорбление, дав ход дуэли, в мастерской художника Головина. О дальнейших событиях он писал так:
«На другой день рано утром мы стрелялись за Новой Деревней возле Черной речки — если не той самой парой пистолетов, которой стрелялся Пушкин, то, во всяком случае, современной ему. Была мокрая грязная весна, и моему секунданту Шервашидзе, который отмеривал нам 15 шагов по кочкам, пришлось очень плохо. Гумилев промахнулся, у меня пистолет дал осечку. Он предложил мне стрелять еще раз. Я выстрелил, боясь, по неумению своему стрелять, попасть в него.
Не попал, и на этом наша дуэль окончилась. Секунданты предложили нам подать друг другу руки, но мы отказались».
И хотя в этих воспоминаниях и место указано не совсем верно, и действие разворачивалось не весной, а осенью, и расстояние отмерял не Шервашидзе, а Алексей Николаевич Толстой, факт остается неизменным: дуэль состоялась и, к счастью, завершилась благополучно.
Следствие по делу этой дуэли велось практически год и постановило: Гумилева, как подавшего повод к дуэли, приговорить к максимальному наказанию — семи дням домашнего ареста, Волошина — к минимальному, одному дню домашнего ареста.
Валерий Брюсов — Андрей Белый
В феврале 1905 года Валерий Брюсов в присутствии Андрея Белого нелестно высказался о Дмитрии Мережковском и его супруге Зинаиде Гиппиус. Белый, считавший Мережковских в это время своими самыми близкими друзьями, не мог оставить выпад Брюсова без внимания. Он написал последнему миролюбивое письмо, в котором разъяснял свою позицию:
Валерий Брюсов. 1900-е годы © vetrov-art.ru«Мережковские мне близки и дороги, и я очень близок к ним.
Считаю нужным предупредить вас, Валерий Яковлевич, что впредь я буду считать ваши слова, подобные сказанным мне сегодня… обидой себе…»
Считаю нужным предупредить вас, Валерий Яковлевич, что впредь я буду считать ваши слова, подобные сказанным мне сегодня… обидой себе…»Неожиданно для всех Брюсов ответил очень резко, фактически вызвав Белого на дуэль:
«Если вы находите, что я неверно понял ваши слова, я настаиваю, чтобы вы письменно опровергли их, причем я оставлю за собой право сообщить это опровержение всем, кому сочту нужным, из числа наших общих знакомых. В противном случае поручите одному из ваших друзей… переговорить о дальнейших последствиях ваших слов с С. А. Поляковым, которому я передам все подробности происшедшего между нами».
Резкость Брюсова и внешняя незначительность повода для вызова объяснялась длительной предысторией и сложными отношениями двух поэтов, в которых не обошлось без женщины — Нины Петровской, экстравагантной и неуравновешенной писательницы, жены редактора книгоиздательства «Гриф» Сергея Соколова.
С Белым Петровскую связывали непростые, мистически-исступленные любовные отношения, сразу после разрыва которых она начала роман с Брюсовым. Брюсов положил любовные перипетии в основу сюжета романа «Огненный ангел», причем, основываясь на принципе жизнетворчества, не только описал в нем уже произошедшее, но и продолжил реальную жизнь по принципам художественного текста. Описанное в романе сражение соперников вылилось в вызов на дуэль. Вызов стал кульминацией напряженных отношений: Белый попытался еще раз объясниться с Брюсовым, отправив ему письмо, и одновременно обратился к поэтам Эллису (Льву Кобылинскому) и Сергею Соловьеву с просьбой выступить секундантами, если Брюсов не сменит гнев на милость. Однако тот ответил примирительным сообщением, и инцидент был исчерпан.
Андрей Белый — Александр Блок
На смену отношениям с Петровской в жизнь Андрея Белого пришло сильнейшее увлечение Любовью Менделеевой, женой Александра Блока, и теперь уже сам Белый выступил инициатором дуэльной истории.
С Менделеевой, ставшей воплощением Прекрасной Дамы и Вечной женственности русского символизма, Белый познакомился в 1904 году, а к лету 1905-го его преклонение перед неземным существом сменилось вполне земной страстной любовью. На протяжении долгих месяцев Белый и Менделеева находились в состоянии любви-ненависти, которое осложнялось непростыми семейными отношениями Блоков и личной дружбой поэтов. Менделеева проявила завидное непостоянство и еще больше запутывала отношения. Белый вспоминал:
«… призналась, что любит меня и… Блока; а — через день: не любит — меня и Блока; еще через день: она любит его — как сестра, а меня — „по‑земному“; а через день всё — наоборот; от эдакой сложности у меня ломается череп и перебалтываются мозги…»
Несколько месяцев Менделеева меняла избранника, пока не произошло окончательное объяснение:
«…я — влетаю на лестницу; вижу, что там, из-за столика, поднимаются: ласково на меня посмотревший А.
А. [Блок] и спокойная, пышущая здоровьем и свежестью, очень нарядная и торжественная Л. Д. [Менделеева]… она ставит решительный ультиматум: угомониться. Я — ехал совсем на другое; я думал, что происходит полнейшая сдача позиций мне Блоками…»
Оскорбленный Белый покинул Блоков, но затем, испугавшись, что больше никогда не сможет увидеть возлюбленную, написал ей письмо, выразив готовность пойти на все ради возможности хотя бы изредка видеться с ней. Однако это не помогло ему успокоиться. Приступы самоуничижения сменялись приступами ярости, результатом которых стал вызов на дуэль, отправленный через Эллиса 10 августа 1906 года.
Именно Эллис и спутал все карты. Из воспоминаний Л. Д. Менделеевой:
«…когда явился секундант Кобылинский я моментально и энергично, как умею в критические минуты, решила, что я сама должна расхлебывать заваренную мною кашу. Прежде всего, я спутала ему все карты и с самого начала испортила все дело.
<…> Встречаю Кобылинского непринужденно и весело, радушной хозяйкой. На его попытку сохранить официальный тон и попросить немедленного разговора с Сашей наедине, шутя, но настолько властно, что он тут же сбивается с тона, спрашиваю, что же это за секреты? У нас друг от друга секретов нет, прошу говорить при мне. И настолько в этом был силен мой внутренний напор, что он начинает говорить при мне, секундант-то! Ну, все испорчено. Я сейчас же пристыдила его, что он взялся за такое бессмысленное дело. Но говорить надо долго, и он устал, а мы давайте сначала пообедаем. <…> Ну а за обедом уж было пустячным делом пустить в ход улыбки и „очей немые разговоры“ — к этому времени я хорошо научилась ими владеть и знала их действие. К концу обеда мой Лев Львович сидел уже совсем прирученный, и весь вопрос о дуэли был решен… за чаем. Расстались мы все большими друзьями».
Вернувшись к Белому, Эллис начал уверять того, что Блок — хороший человек и поэт.
На этом все и закончилось.
Осип Мандельштам — Велимир Хлебников
Осип Мандельштам. Фотография Карла Буллы (фрагмент). 1914 год © poetrysilver.ruОсенью 1913 года в литературном кафе «Бродячая собака» произошел скандал с участием Осипа Мандельштама и Велимира Хлебникова. Подробности случившегося толком не известны и восстанавливаются исследователями по отдельным мемуарным записям участников и очевидцев. Согласно им на вечере поэтов Хлебников прочитал стихотворение, содержание которого вызвало бурную реакцию Мандельштама. Из поздних воспоминаний Виктора Шкловского:
«Это печальная история. Хлебников в „Бродячей собаке“ прочел антисемитские стихи с обвинением евреев… Мандельштам сказал: „Я как еврей и русский оскорблен, и я вызываю вас. То, что вы сказали, — негодяйство“. И Мандельштам, и Хлебников, оба, выдвинули меня в секунданты, но секундантов должно быть двое. Я пошел к Филонову Павел Филонов (1883–1941) — художник, один из лидеров русского авангарда.
, рассказал ему. Как-то тут же в квартире Хлебников оказался. Филонов говорит: „Я буду бить вас обоих (то есть Мандельштама и Хлебникова), покамест вы не помиритесь. Я не могу допустить, чтобы опять убивали Пушкина, и вообще, все, что вы говорите, ничтожно“. <…> Мы постарались их развести».Дуэль не состоялась.
Борис Пастернак — Юлиан Анисимов
Борис Пастернак. 1930-е годы © rosphoto.comКосвенно антисемитизм стал причиной еще одной несостоявшейся дуэли — Бориса Пастернака и Юлиана Анисимова. Этих поэтов объединял литературный кружок «Сердарда», который Анисимов организовал, а затем книгоиздательство «Лирика», в которое он вкладывал деньги. «Лирика» возникла в 1913 году как попытка молодых последователей символизма, не имевших возможности публиковаться в ведущих периодических изданиях того времени, создать свой печатный орган. Однако с самого начала в издательстве наметилось две «партии»: одна (Анисимов, его жена Вера Станевич, Сергей Дурылин) тяготела к мистико-религиозному изводу русского символизма; другая (Сергей Бобров, Николай Асеев и Борис Пастернак) пыталась экспериментировать с поэтической формой, сближаясь с футуристами.
«Лирика» просуществовала около года, опубликовав пять книг, однако в январе 1914-го кризис внутри издательства привел к разрыву. Левое крыло во главе с Бобровым сначала попыталось очистить ряды «Лирики» от мистиков, а затем организовало собственную литературную группу «Центрифуга».
Естественно, что напряженная атмосфера сопутствовала всем последним собраниям «Лирики». На одном из них обсуждалась специфика поэтического языка, и, по воспоминаниям Боброва, Анисимов указал Пастернаку на нарушение грамматических правил в его стихотворениях, связав это с еврейским происхождением Пастернака и, следовательно, недостаточным владением русским языком. Для Пастернака вопрос происхождения был очень болезненным, Анисимов был вызван на дуэль.
Пастернак писал своему соратнику по «Лирике» Константину Локсу:
«…я хочу, чтобы извинение с его [Анисимова] стороны, которое могло бы послужить одним из двух одинаково для меня желательных разрешений этого столкновения, не было подачкой разжалобленного оскорбителя.
<…> Юлиан передаст Вам письменное извинение. Николай [Асеев] готов на посредничество в другом деле Асеев готов был выступить секундантом на дуэли., он видел меня и знает, что отговаривать меня от этого бессмысленно и бесполезно».Впрочем, и эта дуэльная история закончилась хорошо: Анисимов принес извинения Пастернаку, а через несколько лет их дружеское общение восстановилось и продолжалось вплоть до смерти Анисимова в 1940 году.
Михаил Кузмин — Сергей Шварсалон
Михаил КузминФотография с дарственной надписью Ахматовой: «Дорогой и многоуважаемой Анне Андреевне Гумилевой с искренней дружественностью. М. Кузмин». © litmir.coЗащита семейной чести стала причиной дуэльной истории поэта Михаила Кузмина. Скандал разразился в семье мэтра русского символизма Вячеслава Иванова. Поэт увидел мистическое продолжение своей покойной жены Лидии Зиновьевой-Аннибал в ее дочери (и собственной падчерице) Вере Шварсалон, на которой и решил жениться в 1912 году (к этому времени Шварсалон была беременна).
Петербургское общество бурно обсуждало и осуждало столь эксцентричное поведение Иванова. В попытках как-то сгладить сложившуюся ситуацию Вера предложила другу семьи и давнему предмету ее влюбленности Михаилу Кузмину (интереса к женщинам не испытывавшему) заключить фиктивный брак. Кузмин отказался, а после отъезда Иванова и Шварсалон в Италию начал рассказывать об этом, вдобавок искажая подробности. За честь семьи вступился брат Веры — Сергей Шварсалон, который и вызвал Кузмина на дуэль. Кузмин вызов принял, однако на следующий день, когда секунданты с обеих сторон встретились, оказалось, что Кузмин от дуэли отказывается без всякой мотивировки. Затем, вероятно, поняв неприглядность такого поступка, он стал объяснять отказ сословным неравенством противников (очевидно, намекая на то, что Иванов и Шварсалон были не дворянами: отец Шварсалона был евреем, а Иванов по материнской линии происходил из духовенства). Усилиями многочисленных друзей удалось уговорить Шварсалона не трогать Кузмина, но тот вскоре нарушил обещание, прилюдно избив поэта в театре.
Мариэтта Шагинян — Владислав Ходасевич
Мариэтта Шагинян © Северо-Восточный университет им. АммосоваНесколько веков женщины старались опровергать стереотип, что дуэль не женское дело. Пример тому — Мариэтта Шагинян. Узнав от кого-то, что поэт Владислав Ходасевич якобы угнетает свою жену и даже бьет ее, незнакомая ни с ним, ни с ней Шагинян решила вызвать агрессивного мужа на дуэль. Позже Ходасевич так описывал эту историю:
«Однажды в Литературно-художественном кружке ко мне подошла незнакомая пожилая дама, вручила письмо, просила его прочесть и немедленно дать ответ. Письмо было приблизительно таково:
„Вы угнетаете М. и бьете ее. Я люблю ее. Я Вас вызываю. Как оружие предлагаю рапиры. Сообщите подательнице сего, где и когда она может встретиться с Вашими секундантами. Мариэтта Шагинян“.
Я сделал вид, что не удивился, но на всякий случай спросил:
— Это серьезно?
— Вполне.
Я не был знаком с Шагинян, знал только ее в лицо. Тогда, в 1907 году, это была черненькая барышня, усердная посетительница концертов, лекций и прочего. Говорили, пишет стихи. С М., о которой шла речь в письме, Шагинян тоже не была знакома: только донимала ее экстатическими письмами, объяснениями в любви, заявлениями о готовности „защищать до последней капли крови“ — в чем, разумеется, М. не имела ни малейшей надобности.
Я спрятал письмо в карман и сказал секундантше:
— Передайте г-же Шагинян, что я с барышнями не дерусь.
Месяца через три швейцар мне вручил букетик фиалок.
— Занесла барышня, чернявенькая, глухая, велела вам передать, а фамилии не сказала.
Так мы помирились — а знакомы всё не были. Еще через несколько месяцев познакомились. Потом подружились».
Источники
- Кобринский А. Дуэльные истории Серебряного века. Поединки поэтов как факт литературной жизни.
СПб., 2007.
Теги
Серебряный век
Отношения
Радио Arzamas«Народная воля»: первые русские террористы
Новый курс историка Льва Лурье о тайной организации XIX века, которая связала людей одного поколения любовью к крестьянству и научила их кидать бомбы в царя
Хотите быть в курсе всего?
Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу
Курсы
Все курсы
Спецпроекты
Лекции
13 минут
1/7
Бунин. «Господин из Сан-Франциско»
Как Бунин отреагировал на катастрофу «Титаника» и Первую мировую, обратился к мистике и подписал приговор европейской цивилизации
Читает Лев Соболев
Как Бунин отреагировал на катастрофу «Титаника» и Первую мировую, обратился к мистике и подписал приговор европейской цивилизации
15 минут
2/7
Вячеслав Иванов. «Мэнада»
Как поэт скрестил Христа с Дионисом, создал новый ритм и вывел поэзию символизма из русских сеней
Читает Геннадий Обатнин
Как поэт скрестил Христа с Дионисом, создал новый ритм и вывел поэзию символизма из русских сеней
13 минут
3/7
Гумилев.
«Заблудившийся трамвай»Как Гумилев получил послание из будущего, вскочил на подножку революции и убедился в ее бесчеловечности
Читает Дмитрий Быков
Как Гумилев получил послание из будущего, вскочил на подножку революции и убедился в ее бесчеловечности
16 минут
4/7
Погодин. «Аристократы»
Как комедия про ГУЛАГ была написана, стала хитом в советском театре, прославила чекистов и попала под запрет
Читает Илья Венявкин
Как комедия про ГУЛАГ была написана, стала хитом в советском театре, прославила чекистов и попала под запрет
11 минут
5/7
Бродский. «Рождественский романс»
Зачем поэт смешал луну со звездой, Новый год — с Рождеством, а Москву — с Петербургом
Читает Олег Лекманов
Зачем поэт смешал луну со звездой, Новый год — с Рождеством, а Москву — с Петербургом
13 минут
6/7
Искандер. «Летним днем»
Как писатель обманул цензуру, выдав КГБ за гестапо, и экзистенциально осмыслил этот обман
Читает Александр Жолковский
Как писатель обманул цензуру, выдав КГБ за гестапо, и экзистенциально осмыслил этот обман
12 минут
7/7
Трифонов.
«Дом на набережной»Как Трифонов переступил через совесть, затем беспощадно осудил себя, а заодно осмыслил механизмы политического террора
Читает Александр Архангельский
Как Трифонов переступил через совесть, затем беспощадно осудил себя, а заодно осмыслил механизмы политического террора
Материалы
Вдоль по Беломорканалу в 1933 году
Путешествие по «великой стройке» с писателями, чекистами и заключенными
Сан-Франциско времен «Господина из Сан-Франциско»
В какой город так и не вернулся герой Бунина?
Выберите самых красивых писателей
Голосование за эталон писательской красоты
Дуэли
Серебряного века
Гумилев, Мандельштам и Пастернак у барьера
Что такое эзопов язык
Проверенные способы обмануть цензуру
Поэзия Гумилева в инфографике
Как менялся главный акмеист: статистические данные
Краткий словарь гумилевской экзотики
От дурро и онагра до тэджа и фелуки
Иосиф Бродский: greatest hits
10 текстов для первого знакомства с поэтом
33 тусовщика
Удивительные истории гостей «Башни» Вячеслава Иванова
Поэзия Бунина для начинающих
Небольшая хрестоматия для тех, кто любит не только прозу
География Гумилева
Жизнь и творчество поэта на карте мира
Бунин знает, как правильно
Нотации, прочитанные классиком по поводу и без
Гумилев: жизнь после смерти
Как сложилась литературная биография поэта после расстрела
Как и что пить:
советы Бунина
От шампанского до крестьянской водки, пахнущей сапогами
Как писать под Бродского
Инструкция для начинающих стихотворцев
Медиумы и мистики Серебряного века
Кто и как дружил с миром духов в России начала XX века
Любовные треугольники Серебряного века
Блок, Ахматова, Белый, Гиппиус и другие
Лучшие цитаты из Фазиля Искандера
О женщинах, козах, вечности, мещанах и прочих важных материях
Формула всего советского
Искусствовед Вадим Басс о том, что нам говорит Дом на набережной
О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь
Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas
ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSSИстория, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день
© Arzamas 2022.
Все права защищены
Что сделать, чтобы не потерять подписку после ухода Visa и Mastercard из России? Инструкция здесь
Избранные стихи Николая Гумилева — Поэты Серебряного века
У каминаКамин догорел,
Тень залила комнату…
С руками на груди
Он стоял, стоял один.
Глядя прямо перед собой,
Его лицо — застывшая маска,
Так горько он говорил
И грусть была его гостем… ,
Впереди ехал мой караван,
Восемь десятков непрерывных дней,
Мимо цепей чудовищных гор,
Через лесные царства… и даже:
Через далекие города, высокие и странные,
мы мечтали.
И не раз, среди тихих ночей,
Над нашими станами дикий вой поднимался.
И так рубили б леса,
И рвы копали бы;
Затем, в вечерней обстановке,
Выйдут львы.
Но наши души пролили свой жир:
Проклятие дураков и трусов…
И мы бы этих львов пристрелили,
Но цельтесь между глаз.
И когда-то я нашел сам,
Выкопан двумя руками,
Вековая церковь, которая пела мне
Из глубины пустынных песков.
А еще есть знаменитая река –
Бегущая от моря к сияющему морю –
И ведь эта древняя извилистая река
Свое современное название получила от меня.
А потом в стране озер,
Пять крупных местных племен
Все приняли меня за мудрого человека,
По-прежнему чтут законы, которые я разработал.
Но в эти дни я слабею,
Как будто мной правят короли сна.
И теперь моя душа, на этот раз, болеет,
О да, становится смертельно больно.
Ибо в сердцевине он пронизан
Болезненной сущностью какого-то страха,
И, хотя живой, я погребен
В этих душных четырех стенах здесь;
Здесь ни всплеск воды игривый,
Ни длинный ружейный блеск благородный,
Не помог бы мне сбросить мои кольца,
Разорви эту смертоносную цепь мою…0007
Так глубоко в ее глазах,
Женщина в углу
Выслушает его тяжелое положение.
»
Дважды над собой издевался…»Я дважды над собой издевался
Так глуп стал я
Воображая, что кроме тебя
Что-то есть в этой жизни.
Такая простая в белых одеждах —
Богиня в старых басках —
Я вижу, ты держишь хрустальный шар
В тонких и полупрозрачных пальцах.
В то время как все океаны, все горы,
Люди, ангелы, цветы –
Отражение в кристалле
Чистых прозрачных глаз.
Как странно думать, что в этом мире
Живет только одно, кроме тебя;
Что я больше, чем ночная песня
Бессонная песня о тебе.
Свет вокруг твоих плеч горит,
Яркий свет, который ослепляет.
Он танцует на длинных пылающих языках:
Два крыла из горящего золота!
— 1921
«
На далекую звезду по имени Венера…»На далекую звезду по имени Венера
Все сердца пылают золотым пламенем!
А на далекой Венере.
.. Ах! На Венере
Деревья все одеты в лазурные листья.
Там буйные воды мчатся ярмаркой
Из водопадов, из рек, гейзеров;
Все поют в полдень из баллад свободы
И по ночам, как светильники, текут пламенем.
Но на далекой Венере… Ах! На моей Венере
Нет слов, чтобы ранить или править,
И на прекрасной Венере ангелы говорят наедине
На старом языке, состоящем только из гласных.
Знай, что это означает обещание, исполненное радости,
Если они произнесут «и-а» или «а-и».
Пока «ао» и «уо» — из древнего Эдема дуют
Златозарная высокая память.
И на этой Венере… Ах! На моей Венере
Нет смерти, такой терпкой и мускусной.
А если кто погибнет на Венере –
Превратятся в светлые небесные пары.
И эти золотые дымчатые души вечно блуждают
В синих, глубоких синих ночных рощах;
Или еще группа вечно радостных пилигримов,
Они посещают живые миры.
— 1921
«
Через много лет…»(Диалог воссоединившихся влюбленных)
− Через много лет я наконец вернулся.
Хоть и изгнанник, но я все еще
И за мной следят.
— Я ждал тебя
Все эти долгие годы!
За эту мою любовь
Не знает расстояний.
— На чужбине
Жизнь моя прошла мимо.
Как украли мою жизнь
Не заметил I.
— Между тем моя жизнь
Была слаще.
Я ждал тебя,
Я видел тебя во сне.
Смерть в моем доме
И в вашем тоже нашли. —
Не имеет значения эта смерть
Когда мы едины.
— 1921
Существование
Я не отчаиваюсь, что кто-то упал
Пелена, когда-то скрывавшая всю природу,
Эти древние леса, седые моря
Не прячьте своих няд, приютите фавнов.
Я знаю, что пустынные ветры звучат
Совершенно нечеловеческой речью,
И не человеческая усталость
Возвещается грядущими вечерами.
О нет, в этих медленных, инертных
Метаморфозах существования
Бессмертие для смертных
Гарантируется основополагающими словами.
О поэт, ты один обладаешь силой
Чтобы понять этот ужасный язык,
Который когда-то громко говорили сфинксы
В кругах драконьих владык.
Стань вещью, когда-то Божественной,
Возгласи словно пророческим тоном,
Чтоб земная сфера, родившая тебя
Содрогнулась, крутясь на своем стебле.
— 1919
Рыцарь счастьяКак легко дышать этим миром!
Скажи мне, кто с жизнью не в ладах,
И скажи мне, кто тяжело дышит,
Я наполню каждого радостью и гордостью.
Так пусть приходит, и я ему расскажу
О девушке с зеленоватыми глазами,
О синей утренней тьме
Пронизанной стихами и светом.
О, пусть идет! И я должен сказать ему;
Я должен пересказать еще раз, еще раз,
Как сладко жить, как сладко побеждать
Море и женщины, слово и враг.
Но если, наконец, он не поймет
И не примет моих чудесных верований
В свою очередь, мы отправим его к барьеру
Кто на мировую боль и горе жалуется!
— 1917 или 1918
Николай Гумилев – Тамара Вардомская
Серия переводов поэзии Серебряного века, 54/?
Учитель литературы, познакомивший меня с этим стихотворением, не совсем понял, кто из Ромула и Рема убил другого. По-русски слово для Рима — «Рим», что ближе к «Рем», слову, обозначающему Рема, поэтому она думала, что это Рем убил Ромула и назвал город своим именем — или, учитывая слово «Рома, Ромул убил Рема и назвал город своим именем или назвал его именем своего брата из сожаления.
Я думаю, что Гумилев был бы более уверен в легенде (согласно большинству источников по легенде, Ромул убил Рема), но стихотворение работает в обе стороны: что последняя строка Рема предвещает либо собственную смерть, либо его брата.
Чтобы рифма сработала, я поставил во второй строке более одного холма. Ведь на самом деле их должно быть семь.
***
Основатели
Рем и Ромул стояли на вершине холма.
Холмы раскинулись дикими и безмолвными впереди, рядом.
Ромул сказал: «Здесь будет город».
— Да, яркий, как солнце, — ответил Ремус.
Ромул сказал: «Древние почести мы получили
По воле и повелению звезд на высоте».
«То, что было раньше, должно быть забыто,
Смотри вперед, — ответил Ремус.
«Здесь будет цирк», говорил Ромул,
«А здесь наш дом, открытый для всех проходящих».
— Но ближе к нашему дому мы должны закладывать
Могилы и могилы, — ответил Ремус.
Николай Гумилев, 1924; перевод Тамары Вардомской, 19 сентября 2019
Posted on by vardomskaya
переводов русской поэзии Серебряного века, 17/?
В продолжение вчерашнего второго стихотворения Мандельштама в этой серии, вот одно, которое тесно связано с первым, которое я опубликовал (найдено здесь).
По-видимому, чтение «Илиады» поздно вечером и сочинение стихов о странном психическом состоянии, которое возникает, было обычным времяпрепровождением среди акмеистов, и Гумилев занимался этим четырьмя годами ранее. Однако ответы двух поэтов на одну и ту же ситуацию поразительно различаются; Гумилев акцентирует внимание на противопоставлении современного мира миру «Илиады», а Мандельштам смотрит прямо на ахейцев.
(Я знаю, что в Сибири жили мамонты, а не мастодонты. Пожалуйста, не стесняйтесь идти на могилу Гумилева и решать свои проблемы, хотя я подозреваю, что он тоже знал и просто хотел рифмовать с « горизонты» в оригинале.)
Современность
Я закрыл Гомера и сел у эркерного стекла.
На моих губах трепетало последнее слово Илиады.
Неторопливо прошла длинная тень ночного сторожа,
И над чем-то — светом лампы или луны — брызнуло яркое.
Так часто я бросал вызывающие взгляды
И встречал в ответ множество вызывающих взглядов:
Одиссеев над книгами судоходной фирмы,
Агамемнонов среди захудалых вышибал общественного зала.
Точно так же далеко в Сибири, где плачут метели,
Мастодонтов еще больше растет в их серебряных ледниках.
Там их тупая тоска метёт сугробы,
И их кровь окрашивает рубежи горизонта.
Мне грустно от книги, тоскую от лунного света.
Возможно, мне и не нужен герой, так уж сложилось.
Вот идут по аллее странные в нежном восторге,
Пара студентов обнимаются, как Дафнис и Хлоя.
Николай Гумилев, 1911; перевод Тамары Вардомской, июль 2016.
Опубликовано от vardomskaya 1
переводов русской поэзии Серебряного века, 12/?
Возвращаемся к другому стихотворению Николая Гумилева, опубликованному в 1910-го года он женился на Анне Ахматовой (они будут вместе восемь лет). Критик (не цитируется) размышлял, что это стихотворение является ключевым для всего творчества Гумилева: наставление опытного поэта молодому об оборотной стороне творчества и предупреждение, предвещающее гибель, которая должна была прийти к самому Гумилеву в Август 1921 г.
Гумилев посвятил ее Валерию Брюсову (1873-1924), одному из основателей движения символистов.
Волшебная скрипка
Мой милый мальчик, ты такой счастливый, всегда веселый, светлый и улыбающийся,
Не проси этой сладкой удачи, которая отравила миры.
Ты не знаешь, ты не знаешь, ты не знаешь, что это за скрипка,
Какие темные ужасы ждут того, кто посмеет начать играть!
Если руки игрока властно возьмут скрипку и смычок,
Мирный свет навсегда исчезнет из глаз, сделавших этот выбор.
Стаи бешеных волков бродят, голодные, по дорогам, где ходят скрипачи.
Изверги и демоны любят слушать царственный голос скрипки.
Всегда, всегда должны звучать эти струны, и петь, и плакать, и причитать,
И обезумевший лук должен прыгать и танцевать дни и ночи,
Под солнцем и под снегом, под метелью, под бурей,
Даже когда запад горит, даже когда пылает восток.
Ты устанешь, ты замедлишься, ты остановишься всего на одной ноте,
И силы не будет у тебя ни дышать, ни издавать звук,
И волки в бешеной кровожадности тотчас вцепятся тебе в горло,
И их лапы раздавят твою грудную клетку, а их зубы утащат тебя вниз.
Тогда познаешь жестокую насмешку над всем, что пелось вокруг,
И глаза твои увидят запоздалый, но всепоглощающий страх,
И скорбный холод обвьет твое тело, как саван,
И твои друзья преклонятся их головы тогда, и ваша невеста расплачется.
Давай, мальчик! Вы не найдете здесь ни радости, ни сокровищ!
Но я вижу, что ты смеешься, из твоих глаз блестят солнечные зайчики.
Вот, возьми волшебную скрипку, сразись с монстрами, которых боятся другие,
И умри смертью славы, ужасной смертью, которой умирают скрипачи!
Николай Гумилев, 1910; перевод Тамары Вардомской, 2012.
Опубликовано от vardomskaya 1
переводов русской поэзии Серебряного века, 2/?
Николай Гумилев (или Гумилев) (1886-1921) в настоящее время более известен как репрессированный и впоследствии убитый муж Анны Ахматовой, но он был самостоятельным компетентным поэтом и одним из основателей акмеистического движения в поэзии.
Он был очарован Африкой и посетил ее четыре раза, но это стихотворение, первое из его произведений, которое я встретил, не совсем об Африке.
Жираф
Сегодня я могу сказать, что твой взгляд особенно печален
И твои руки особенно тонкие, когда они обхватывают твое колено.
Слушай, я расскажу тебе, как далеко-далеко, по берегам озера Чад,
Изящный жираф бродит на воле.
Он создан таким томным, грациозным и стройным
С пятнышками в волшебных узорах, украшающих его шкуру,
Так только луна в своей красоте сравнится с ним
Когда она мерцает и разбивается о рябь кристального озера.
Издалека он похож на разноцветные паруса корабля.
Он мчится галопом, как птицы, радуясь полету.
Я знаю, что земля видит много чуда, когда при первой звезде
Он прячется в пещере из мрамора, чтобы переждать ночь.
Я могу рассказать о таинственных землях, о смехе и блаженстве,
О деве черной, но миловидной, о страстном молодом вожде на равнине.