«Женщины считают меня безупречным. А ведь я иногда грешу…»
Знаменитый английский актер в эксклюзивном интервью журналу «Телепрограмма» объяснил, почему он боится показать свое настоящее лицо и не годится на роль Джеймса Бонда.
Фото: Ben STEVENS/globallookpress.comПусть Колин не балует публику широтой актерского диапазона, в своем коронном амплуа (благородный джентльмен, слегка занудный, чуть-чуть нелепый) он неизменно хорош. Практически после каждого фильма с участием этого актера хочется воскликнуть: «Гениально!» Ну а новая историческая драма «Гений» одним лишь названием настраивает зрителя на подобную реакцию. Картина, уже идущая в российском прокате, повествует об американском издателе Максе Перкинсе, который открыл миру многих талантливых писателей. Одним из них стал Томас Вулф, с которым у Перкинса складываются непростые отношения, перерастающие в трогательную дружбу. Вулфом на экране стал Джуд Лоу, Перкинсом — Фёрт. Для тех, кто с нетерпением ждет выхода на экраны третьей «Бриджит Джонс», где Колин опять сыграет Марка Дарси, «Гений» станет идеальной возможностью освежить в памяти фирменный образ замечательного актера.
«Готов на экране носить бикини»
— Нельзя не признать, что роль Макса Перкинса идеально вам подошла — скромный, интеллектуальный…
— До этого фильма я никогда о Перкинсе не слышал. А вот произведений Томаса Вулфа я за свою жизнь прочитал немало. Мне нравится элегантный язык Вулфа. Но его книги полны жалости к самому себе. По сценарию его первые произведения пережили значительные сокращения благодаря редактуре Перкинса. Но, когда я их читал, показалось, что их вообще никто не редактировал.
— Почему же вы согласились играть Макса?
— Дело в том, что «Гений» — дебютная картина театрального режиссера Майкла Грэндэджа, бюджет ее минимален. Всем актерам — мне, Джуду Лоу, Николь Кидман, Гаю Пирсу — важно было поддержать проект и группу творческих людей, которые рассказали историю о других творческих людях. Как, например, Макс Перкинс. Когда я начал собирать о нем информацию, то увлекся своим персонажем. Он скромно делал свое дело и оставался при этом невидимым. В этом, на мой взгляд, и заключается настоящий героизм. Сегодняшний «героизм» создается самим автором, который трезвонит о своих подвигах в социальных сетях. У моего героя была одна интересная черта: он никогда не выходил на улицу без шляпы. Словно прятал лицо. Мне это очень нравится! Хотя я не ношу шляпы, она мне чем-то очень близка. Я также не люблю бывать на людях, оберегаю свою личную жизнь и люблю проводить время дома, в кругу семьи.
— Режиссер признался, что роль Макса Перкинса писали специально для вас, ведь вы вносите в характер героев безупречный моральный облик.
-Такой я и есть, с безупречным моральным обликом (смеется). Кто-то создал этот мой портрет однажды на экране, и теперь на меня повесили ярлык. Колин Фёрт — это вечный английский джентльмен в костюме и шляпе, идеальный мужчина с совершенными манерами. На самом же деле ради хорошей роли я готов носить бикини и выпрыгивать из торта.
В фильме «Гений» гениев целых два: великий издатель Макс Перкинс (Фёрт) и знаменитый писатель Томас Вулф (Джуд Лоу). Кадр из фильма— Как же сложился ваш безупречный образ?
— Во всем виноват мистер Дарси из «Гордости и предубеждения». После этой роли за мной и закрепили обязанность играть идеальных мужчин, например издателей с безупречной моралью или королей (улыбается). И теперь девушки во всем мире думают, что все английские мужчины всегда в костюме и при галстуке. В этом и кроется причина моей популярности у женщин. Я слишком долго играл мужчин, придуманных ими самими. На самом деле английские денди уже давно перевелись, а настоящими мужчинами у нас считаются мужики с татуировками, спущенными штанами и волосами до плеч — типа Кита Ричардса или Джонни Роттена. Признаюсь, что и я иногда грешу.
— Каким образом?
— Люблю посидеть в баре и осушить кружку-другую пива.
— Однако и вас уже видели на экране с длинными волосами и в спущенных штанах, правда, всего лишь на миг. Помните мюзикл «Мамма Mia!»?
— Как бы я хотел его забыть! (Смеется.) Эта работа до сих пор меня смущает. Тогда мне вручили гитару и заставили спеть песню про любовь. На экране эта пытка длилась три минуты. На съемочной площадке она продолжалась несколько часов. Но в целом на съемки в этом фильме я пожаловаться не могу. Они мне больше напоминали продолжительный отпуск, чем тяжелую работу. Я вообще не понял, за что мне тогда заплатили деньги. Кажется, то же самое чувствовали Мерил Стрип, Пирс Броснан и другие актеры.
«Поклонницы заваливали носками и галстуками»
— Теперь, когда у вас есть «Оскар», вас можно воспринимать всерьез в любых ролях, даже в таких…
— Как раз теперь, с «Оскаром» в арсенале, я больше всего и волнуюсь, что обнаружится мое настоящее лицо и кто-нибудь поймет, какой разгильдяй и обманщик я есть на самом деле! Потому что именно теперь всем кажется, что я вошел в какой-то избранный клуб. На самом же деле я остался тем же самым Колином Фёртом, который в любой момент может дать осечку, то есть переродиться из мистера Дарси в заикающегося короля. С волнением мне помогают справиться лишь хороший сценарий и упорная работа.
— Фрейд бы назвал это пережитками трудного детства…
— Действительно, я был сложным ребенком. Не любил учиться, часто валял дурака и терпеть не мог всякие ограничения. Общее школьное образование меня сильно угнетало. Прозрение пришло лишь в 18 лет, особенно когда я поступил в актерскую школу. Неожиданно у меня появилась тяга к знаниям, и целые дни я проводил за чтением книг. Мне даже стали нравиться порядок и дисциплина. А в нашей школе дисциплина была очень строгой. Например, если мы опаздывали всего на одну минуту, то сразу получали замечание. А за три таких замечания могли отчислить.
— Не слишком веселые воспоминания…
— Большая часть веселых историй связана с ранними картинами. Особенно с ролью в «Гордости и предубеждении». Эта роль стала моим проклятием, успехом и до сих пор самым незабываемым опытом в творчестве. Помню, после премьеры картины мне стали приходить пачки писем. Например, одна из поклонниц сетовала, что врачи категорически запрещают ей смотреть эту картину, потому что у нее от этого повышается давление. Упомянул ли я, что даме было 102 года?
Многие из поклонниц почему-то посылали мне модные аксессуары — галстуки, носки. Так и не понял, зачем они это делали. Кажется, в фильме мой герой и так был неплохо одет.
— Кстати, как, по-вашему, должен выглядеть и вести себя настоящий мужчина?
— Ну не знаю… У него должны быть отменные манеры. Он немыслим без пары-тройки хорошо сидящих костюмов, вычищенных ботинок… Но что за вопросы вы мне задаете? Я чувствую себя, словно автор учебника по психологии! Настоящий мужчина вряд ли возьмется объяснять вам теорию своего формирования. Он проявится лишь однажды, когда его качества будут востребованы.
«Агент 007 в стиле ретро»
Мистер Дарси и его избранница Ливия Джуджолли. Фото: Alec MICHAEL/globallookpress.com— Есть ли роли, которые обязательно хотелось сыграть?
— С детства я мечтал играть суперагентов и, конечно, самого главного из них — Джеймса Бонда. После того как Пирс Броснан отказался от участия в бондиане, даже стали поговаривать, что на его место могут пригласить меня. И в списках из возможных кандидатов я стоял в самом первом ряду. Признаюсь, эти списки я выдумал себе сам. По наивности решил, что смог бы стать идеальным кандидатом, однако на роль взяли Дэниела Крэйга.
— Думаете, вы сыграли бы лучше?
— Смеетесь? Дэниел отлично справился. Он и есть настоящий ультра-современный агент 007. Я бы был скорее похож на сэра Роджера Мура, такой старомодный агент из прошлого.
— Дэниел Крэйг отказался от роли Бонда, не так ли?
— Я мало об этом знаю. Могу лишь сказать, что, когда мне досталась роль агента в другой картине — «Kingsman: Секретная служба», я заплатил за это слишком высокую цену. До этого мои максимальные физические усилия на экране сводились к тому, чтобы встать со стула или спрыгнуть с лестницы. А тут меня на шесть месяцев отправили в спортивный зал, где я потел по три часа в день. Ко мне приставили нескольких тренеров, которые подвергли меня настоящим пыткам. Они занимались со мной борьбой, тхэквондо и боксом. Затем меня заставили даже танцевать, потому что оказалось, что сцены борьбы — это сложная хореография. Я не переставал удивляться самому себе и своим резервам. Оказалось, что в моем теле спрятаны мускулы! Теперь я снова потею, уже для второй части этой картины.
— Но это новый опыт, ради него и становятся актерами…
— Ради того, чтобы менять костюмы и маски? Наверное, так многие и думают. Когда я был подростком, меня всегда занимал вопрос: «Чем я похож на других?» С возрастом меня стало больше интересовать, чем я от других отличаюсь. Мне кажется, что я стал актером не для того, чтобы примерять на себя чужие маски, а для того, чтобы снять свои собственные и увидеть самого себя.
Личное дело
Колин Эндрю Фёрт родился 10 сентября 1960 года в городе Грэйшотт (Великобритания) в семье преподавателей. Родители Колина работали по всему миру, и в детстве мальчику пришлось попутешествовать — он провел много времени в Нигерии и США. В 14 лет Фёрт твердо решил стать профессиональным актером. До 24 лет, однако, Колин играл только в театре. Успех Фёрту принесла телеэкранизация романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение», в которой он изобразил гордого мистера Дарси. Главная роль в драме «Король говорит!» принесла Колину премию «Оскар».
В 1989 году Фёрт познакомился с актрисой Мэг Тилли. Эти отношения продлились пять лет, у Мэг и Колина есть общий сын Уилл, которому сейчас 23 года. В 1997-м актер женился на итальянке Ливии Джуджолли. Пара воспитывает двоих сыновей — 15-летнего Луку и 12-летнего Маттео.
5 лучших фильмов Колина Фёрта:
● «Гордость и предубеждение» (1995)
● «Дневник Бриджит Джонс» (2001)
● «Реальная любовь» (2003)
● «Мамма Mia!» (2008)
● «Король говорит!» (2010)
Интервью Колина Ферта для журнала PSYCHOLOGIES: british_cinema — LiveJournal
И этим интервью тоже не могла не поделиться 🙂 Некоторые отрывки хочется цитировать!Колин Ферт: «Мне надоело быть серьезным!»
19 Мая 2011 г.
Джессика Янг/FAMOUS FEATURES подготовила Виктория Белопольская
PSYCHOLOGIES №61
Уверенность, надежность, мужественность. Разум и чувство. Гордость и никаких предубеждений. Именно этот понятийный ряд приходит на ум при встрече с Колином Фертом… Но таким представлениям о себе он отнюдь не стремится соответствовать.
Cначала мне кажется, он выбрал странное место для встречи. Доки святой Екатерины. Старые доки, превращенные в элитное жилье, офисы и галереи. Узкие улицы, красный кирпич мостовых, из стен торчат древние блоки, имеющие теперь уже лишь декоративную функцию. Медная табличка на одном доме гласит, что именно здесь искал вдохновения для своих реалистических описаний лондонских низов Чарльз Диккенс и именно здесь, ну вот примерно на этом месте, располагались пристанища еврея Феджина и логово злодея Билла Сайкса. Здесь же Оливер Твист отчаянно петлял по грязным некогда проулкам в попытках уйти от своей незавидной судьбы сироты из лондонских трущоб… Здесь, в глубине квартала, я увижу… «Смешное такое место, узкая витрина, за ней три столика и прилавок». – «А название?» – «Название… «Ланч-спот», кажется. Там обедают люди из местных офисов».
На самом деле ничего странного. И решительный отказ встречаться в более патетических местах, и выбор скрытого за фасадом лондонского шика безвестного кафе на три столика с сэндвичами, и единственный официант, лет двадцати и с дредами, не делающий события из звезды-посетителя, и сам посетитель, в черном свитере и шарфе, который по привычке типичного британца положил свою куртку на высокий барный стул и сел на нее… Все это теперь мне не видится экзотикой. В Колине Ферте нет ничего от прекрасного принца. Но есть мягкость и неожиданная сердечность. Увидев меня, он встает – собственно, при его росте ему нужно было только спустить ногу с перекладины, – и мы пересаживаемся за столик. Он не дает юноше с дредами перенести его чашку какао. Не беспокойтесь, говорит. И переносит ее сам. Он объясняет, что встречался здесь с другом, тот работает в одном офисе рядом, ну и обедали здесь. Традиция, и ей уж лет тридцать – привыкли еще со студенческих времен. «Владельцы у заведения меняются, а мы по-прежнему посетители. Обычно бывает строго наоборот. Но, знаете, это Лондон. Здесь держатся за привычки», – объясняет Ферт. В его случае – случае славы, Оскара и всего, что этому сопутствует, – не совсем обычно. И я бы продолжила удивляться, если бы он не сидел сейчас передо мной – с его внимательными странно светлыми карими глазами, с его мягкими манерами, с его типично британским способом говорить, будто выдыхая слова. Просто он легок и естественен, как дыхание, этот человек, вытянувший ноги и откинувшийся на спинку не очень-то удобного стула.
Psychologies: Большинство сыгранных вами персонажей – аристократы, иногда по крови, но почти всегда – духа. Роль, за которую вы получили Оскара, – и вовсе роль короля. В реальности вы ощущаете в себе подобные черты?
Колин Ферт: Я… вряд ли. Я не злой. Нервный, но сдержанный… Я всегда мечтал, чтобы обо мне сказали: «Он глуповат, но это незаметно». Потому что все мы глуповаты порой, но по некоторым так сразу и скажешь… Мне свойствен некоторый социальный аутизм… Мне не очень уютно в толпе. Я доканываю сыновей своим чадолюбием. Я маньяк пунктуальности, точности и ответственности. Жена – единственный человек, которому удается заставить меня держаться поближе к реальности, а коллега Эверетт (Руперт Эверетт – британский актер, известный не только звездными ролями в кино и театре, но и чрезвычайно ироничными, даже едкими интервью. – Прим. ред.) говорит, что я – ходячая иллюстрация жизненности пьесы Уайльда «Как важно быть серьезным». То есть как важно иногда быть несерьезным. То есть не быть мной… Я вечно попадаю в комические ситуации – то пальцы застряли в ставне собственного окна и приходится звать совершенно неизвестного соседа, который меня освобождает, но потом говорит: «А в трусах и тапочках с мордами бегемотов вы совсем не выглядите кинозвездой»… То перед спектаклем я так волнуюсь, что выхожу вдохнуть свежего воздуха через технический выход, дверь захлопывается, и я обегаю здание, это метров триста, захожу с главного входа мимо билетеров, пробираюсь через переполненное фойе, весь в поту… Как полный идиот, в костюме ХVIII века, с дурацкими «простите, извините, разрешите пройти»!.. Не думаю, что из всего этого складывается образ аристократа. Даже и духа. В лучшем случае – аристократа-британца из анекдотов или произведений Вудхауза. В лучшем случае я Берти Вустер. И то – тот весь состоит из иронии и самоиронии, а моя серьезность…
Да, но как вы сами объясняете, почему мы видим в вас это – аристократизм и благородство?
К. Ф.: Вы просто привыкли.
Разве внешность не играет никакой роли? Ведь у вас исключительные внешние данные.
К. Ф.: Вы хотите спросить, не ощущаю ли я себя красавцем? Это смешно: моя внешность абсолютно нейтральна – лицо, выдерживающее любое выражение, в зависимости от того, какого эффекта я хочу достичь. Теперь, правда, я знаю, что во мне действительно есть нечто привлекающее женщин. Но это определенно не то, что я вижу в зеркале. Все-таки я считаю, все дело в вашей привычке к этим моим «высокородным» ролям – ко всем этим мистерам Дарси, лордам Эссексам. В сериале «Гордость и предубеждение», как известно, я вышел из водоема в одежде – мужской вариант «шоу мокрых маек». Буквально на следующий день после этой серии на ТВ британские дамы массово помешались, а я начинал интервью с фразы: «Скажете, что я секс-символ, – встану и уйду». Потому что на самом деле у меня нет ничего общего с мистером Дарси. Причем как с Дарси из «Гордости и предубеждения», так и с Дарси из «Дневника Бриджит Джонс». Они – типичные, даже мифологические британцы. И страдают типичными национальными мужскими комплексами – что нельзя показывать своих чувств, нельзя откровенно проявлять себя, надо быть значительным, не говорить много, источать надежность. Блюсти так называемое достоинство. Сохранять лицо. А я устроен куда проще: нравится – улыбаюсь, не нравится – хмурюсь, расстроен – не скрываю, радуюсь – смеюсь. Совершаю глупые ошибки. Мне куда ближе Бриджит Джонс с ее постоянными «впросаками». И я говорю много – вы заметили? И все о себе – Дарси бы это прямо осудил.
Есть извинение – вы отвечаете на вопросы…
К. Ф.: Да нет никаких извинений. На самом деле я не люблю говорить о себе. Тут нет ничего особенно интересного. И нет никакой особенной моей заслуги в вашем интересе ко мне. Все, что случилось со мной – от первой роли до Оскара, – чистая удача. Некоторые в этих случаях говорят про сочетание способностей и удачи. А я убежден – чистая, беспримесная удача. Я знаю актеров – мои однокурсники, просто коллеги, – которые, увы, неизвестны, но они гораздо талантливее меня и многих, кто известен. Уверяю вас, это не показная скромность. И вообще не скромность – я просто уверен, что успех – результат удачно сложившихся обстоятельств. Мне повезло и все. Это совершенно естественная для меня оценка происходящего. Я никогда не жаждал многого. Мне всегда хватает того, что есть. Теперь-то даже многовато. Не мой масштаб, мне не по размеру. Я имею в виду… объемы известности. Она вполне способна лишить разума, даже если кое-какой у тебя был. Тут, правда, спасительно, что я англичанин. Это в Америке можно вести себя как звезда, требовать особого внимания, и особого вагончика на съемках, и личного ассистента… Там, при их культе звезд, проглотят. А у нас в Британии… не то что не проглотят, а на тебя же и выплюнут!
Но ведь вы давно уже более чем известный актер – вам к этому не удается привыкнуть?
К. Ф.: Но до недавнего времени я практически не играл главных ролей. И мне это нравилось. Я играл роли по-хорошему, честно второстепенные. Первый раз я оказался единственным, кого режиссер хотел видеть в своем фильме, совсем недавно – в «Одиноком мужчине» Тома Форда. А до этого всегда пробы, утверждение, всегда был кто-то, претендовавший на роль так же, как и я. Это нормально. Так и должно быть. Но зато я всегда работал, у меня никогда не было проблемы большинства актеров – проблемы платы за квартиру. Мне говорили: у тебя одинаковые роли, эти ваши аристократы, – а я отвечал: зато мне неизвестно, что такое безработица, бич нашего цеха. Кроме того, конкуренция дисциплинирует. Бывает так: ты становишься актером и занимаешься этим в сорок, потому что неплохо выглядел в девятнадцать. Но тебе уже не девятнадцать. Мотивация должна смениться. Тебе нужно понять, зачем ты на этом месте, по делу или по инерции. Я вообще считаю, что жить – это искать мотивации к жизни. Поэтому и важна дисциплина – чтобы их найти. Дисциплина – это не внешнее насилие, а внутренняя потребность для всех, кто собрался жить в сообществе. Дисциплина и сопротивление. Без сопротивления нет развития… Кстати, это вам говорит человек, который долгие годы был воплощенным отрицанием какой-либо дисциплины и внешних воздействий. Я, кажется, даже стал актером из презрения к дисциплине.
А это возможно – выбрать профессию, которая предполагает соперничество и борьбу за успех, и при этом презирать дисциплину?
К. Ф.: Это объяснимо. Я рос в нескольких странах – мой отец преподавал в Нигерии, и мы жили там, потом была Англия, потом США, потом опять Англия. Обстоятельства менялись, и каждый раз надо было укореняться вновь. В результате я оказался непростым подростком. Ничего особенно страшного – полное отрицание химии с физикой, гитара, рок-группа, проколотые уши, травка. Я рос среди разных культур, для меня нет расовых и классовых границ между людьми. Но не было и авторитетов. Любые авторитеты вызывали у меня отвращение. Что было известной травмой для семьи: мои родители оба преподаватели, отец – историк самого классического академического склада… Свою обычную подростковую лень я определял как решимость сопротивляться Системе. Если от меня требовалось читать Шекспира, я читал Томаса Манна. Если говорилось, что надо слушать Брамса, я слушал исключительно Хендрикса. Кроме того, я учился в частной школе. Что значит – в школе для мальчиков. Только мальчиков. Девочки были чем-то прекрасным и недосягаемым. Недосягаемо-прекрасным. Теперь я думаю, что ходить в любительский театр я начал по преимуществу для того, чтобы встречаться с девочками. И чтобы создать свое пространство – собственный мир, куда уж наверняка не вторгнутся чужие – и чуждые мне – авторитеты. Я был классическим докучливым для взрослых подростком – нигилистом с гитарой, стопками книг и полным нежеланием чинно отправиться в университет. А поскольку за университет отец бой cо мной проиграл, я стал актером. Так сложилось.
Вы все свои успехи относите за счет обстоятельств?
К. Ф.: Пожалуй… от меня вы ничего другого не услышите. Я действительно верю в эту мысль из песни Леннона: жизнь – это как раз то, что происходит, пока мы строим планы. Я так и стараюсь жить – просто жизнью, не по плану. До недавнего времени не знал, что буду делать в будущем году, – а востребованные актеры обычно расписывают свою жизнь года на два вперед. А я и сейчас стараюсь ничего не расписывать. Не знаю, что будет через год, какие будут роли, какие фильмы. Не соглашаюсь, когда студии предлагают подписать контракт сразу, скажем, на три роли, так называемые пакетные договоры. Жизнь не то, что можно упаковать. Мне кажется, признание ее стихийности – признак взросления. Поэтому я легко соглашаюсь на самые ее неожиданные предложения.
А какие у жизни к вам бывают неожиданные предложения?
К. Ф.: Когда у меня были серьезные отношения с Мэг (Мэг Тилли – американская актриса и писательница. – Прим. ред.) и она решила, что актерство – бессмыслица, я с ней не спорил и даже с некоторым энтузиазмом откликнулся на идею переселиться на родину Мэг, в Канаду. Прожили четыре года в городке в лесах Британской Колумбии, я работал плотником, бог знает кем еще… Два года не был актером вообще. Но потом почувствовал, что оказался… далеко от собственной жизни. И вернулся в Лондон, расстался с Мэг. Мне это далось тяжело – у нас уже был Уилл, уйти от него было больно даже физически. Но я знал, что на самом деле мы с ним не расстанемся, а жить надо свою жизнь. И чувствовать ее вкус вот сейчас, здесь… Знаете, я часто перечитываю Фолкнера, «Свет в августе». Перечитываю из-за его описаний жары, запахов деревни, пыли на лесопилке… Помните? Фолкнеру, когда он написал это, было тридцать пять. А он уже знал, что жить надо вот этим – не мнениями, не позициями, а ощущением. Позиции – их надо иметь, а жить – чувством, что живешь. Если научиться просто быть, отступает страх небытия.
Такой страх обычно посещает нас с наступлением кризиса среднего возраста…
К. Ф.: Я его переживаю уже лет двадцать. С тридцати, с начала собственно среднего возраста. Теперь меня уже не так беспокоит собственная конечность. Но мне становится чрезвычайно тоскливо, когда я представляю, как мои дети теряют меня. На личном уровне я не боюсь смерти. Мне просто не хотелось бы при этом присутствовать. Чистый Вуди Аллен, я понимаю. Но все-таки дети – лучший способ преодолеть кризис среднего возраста. Когда появляется некто, кто для тебя важнее, чем ты сам. Когда чувствуешь ответственность, которую просто нельзя отменить – она уже родилась и растет, эта ответственность. Родители обязаны детям, а дети родителям…. по-моему, ничем. Если дети по-прежнему близки с постаревшими родителями, либо им вместе интересно, либо… дети – хорошие люди. Вся жизнь – испытание нашей доброй воли, провокация быть лучше.
О вас говорят, что вы идеальный отец…
К. Ф.: Разве это возможно – быть идеалом? По-моему, возможный максимум – быть всегда для твоих детей… доступным. Всегда быть в их «зоне доступа». В общем, я стараюсь просто присутствовать в их жизни, чтобы у них всегда было ощущение, что я рядом. И не может случиться, что у меня нет времени на них. У меня всегда есть для них время. Передо мной даже выбор никогда не встает – семья или работа. Понятно, что семья. И когда выбираешь такое положение своего тела в реальности, все складывается так, как хотелось бы, совершенно само собой. Например, мне удается проводить немало времени с Уиллом, старшим сыном – он живет в Лос-Анджелесе, – потому что теперь я много снимаюсь в Америке. Дети – это улица с двусторонним движением. Они нуждаются во мне на самом деле меньше, чем я в них. Ты вынужден постоянно тренировать мозги, чтобы отвечать на их все усложняющиеся вопросы. А в моем случае отвечать на эти вопросы нужно еще и на итальянском языке: мои младшие сыновья – билингвы. Хотя не буду утверждать, что выучил итальянский из-за них.
Тогда из-за чего же?
К. Ф.: Пожалуй, это самое романтичное, что я сделал в жизни – научился говорить на родном языке Ливии (Ливия Джуджиоли, кинопродюсер, жена Ферта. – Прим. ред.). Когда учишь язык того, кого любишь, – становишься ближе к нему. Почти физическое чувство.
В вашей жизни есть авторитеты?
К. Ф.: Не много. Ганди. И дед, отец моей матери. Ганди – из-за его готовности принести себя в жертву тому, что он считал значительнее себя. Из-за того что боролся в самых безнадежных обстоятельствах. Осознавая безнадежность, чувствовал невозможность отказаться от борьбы. Был предан справедливости, как он ее понимал. А дед… Он был врачом в Индии в 30-е. Лечил не британцев – индийцев. Этим, по-моему, все сказано.
Вам пятьдесят, и вы на вершине – личной жизни, карьеры…
К. Ф.: …но предстоит спуск. Я так вижу вершину – не как достигнутую цель, а как начало спуска. А ведь спускаться легче, чем карабкаться. Я не люблю официальной одежды, галстук для меня – целое испытание. Понимаете, возраст… это как долгожданная возможность ослабить узел на галстуке. Совершенно особое удовольствие – ослабить галстук.
Источник — http://www.wday.ru/psychologies/people/sofa/_article/kolin-fert/
эксклюзивное интервью. Доброе утро. Фрагмент выпуска от 04.10.2017
По данным ресурса Кинодата.Про, российская картина попала в пятерку лидеров мирового проката среди всех неанглоязычных фильмов. Это «Крым» Алексея Пиманова. Кассовые сборы драмы о любви киевлянки и севастопольца за первый уикенд составили около трех миллионов долларов.
Выше «Крыма» по сборам в мировом прокате среди неанглоязычных картин стоят только три китайские и одна индийская: «В погоне за драконами» -13,6 миллионов долларов (Китай), «Небесный охотник» — миллионов долларов (Китай), «Город рока» — 11,6 миллионов долларов (Китай), «Беспечные близнецы 2» — 12.4 миллионов долларов (Индия), «Крым» — 2,8 миллионов долларов (Россия).
В России «Крым» стартовал с первого места в топ-десятке, подвинув супершпионскую драму Мэтью Вона «Кингсмэн: Золотое кольцо». Теперь, когда «Кингсмэн: Золотое кольцо» в прокате уже вторую неделю, мы можем раскрыть небольшой секрет: герой Колина Ферта — образец английского джентльмена и мастер элегантных рукопашных боев не погиб в конце первой части. На премьере в Лондоне он дал эксклюзивное интервью Первому каналу.
В России британского актера Колина Ферта любят. Ведь на экране он – истинное воплощение джентльмена и аристократа. Овсянка на завтрак, чай в пять вечера…
«Я такой, только когда хорошо себя веду, — с улыбкой говорит Колин Ферт. — То есть иногда я ем овсянку на завтрак, и я выпил много чая в своей жизни, и иногда это случалось именно в пять вечера. Но не сказать, чтобы я неукоснительно соблюдал эту традицию, и я вовсе не шикарный аристократ. У меня государственное образование, нет ни наследства, ни титулов…».
Если в первом фильме режиссер Мэтью Вон оружием массового поражения выставил мобильные телефоны, то на этот раз — наркотики. И под ударом оказались все слои населения. Разбираются секретные службы Великобритании и Соединенных Штатов.
Колин Ферт признался, что никогда не был в России, но любит русскую литературу. «Для меня окно в Россию — литература XIX века, — говорит актер. Я большой поклонник Достоевского. Конечно, Толстой, Гоголь, Пушкин. Ваша литература просто пленила меня, когда мне было 20 с небольшим… Я недавно перечитывал Толстого и Достоевского и думаю, их нужно читать именно в зрелом возрасте».
На экраны выходит долгожданная картина «Бегущий по лезвию 2049». Это продолжение оригинального, ридлискоттовского «Бегущего по лезвию» от Дени Вильнева поддерживает эстетику киберпанка и неонуара, продолжая водить зрителя по лабиринтам размышлений о природе человеческого и божественного, о сути бытия. Философское содержание в обертке из дорогих спецэффектов и звездный актерский состав — это «Бегущий по лезвию 2049». Актеры, исполнившие в картине главные роли — Райан Гослинг и Харрисон Форд, рассказали о том, как проходила работа над фильмом на съемочной площадке.
Авторы: Екатерина Мцитуридзе, Марина Коблева, Елена Ки, Уилл Кинг.
Лучшие фильмы и сериалы Первого канала смотрите на сайте kino.1tv.ru
Я могу затанцевать врагов до смерти!
В «Бриджит Джонс» главная героиня приходит на интервью с Колином Фертом и, пав жертвой его обаяния, задает совершенно идиотские вопросы, типа какой ваш любимый цвет и пудинг? Эта опасность грозила и мне, но телефонная беседа позволила не глядеть зачаровано на британского красавца. В фильме «Kingsman: секретная служба» Ферт играет наставника дерзкого молодого человека, обучая его премудростям шпионажа на благо планеты.
— Колин, в одной из сцен вы собственноручно порешили гигантское количество людей — около 80-ти «жертв» на ваших руках! Сложно ли было подготовиться к такой «битве»?
— Для меня было большим сюрпризом получить в возрасте «за 50» подобного рода задачку. Для того, чтобы прийти в нужную форму, пришлось потратить около шести месяцев. Три часа в день я занимался с мастерами кунг-фу, таэквондо, гимнастами. Но, после нескольких весьма болезненных недель, я могу признаться, что это был один из самых захватывающих опытов в моей жизни. Если ты занимаешься чем-то подобным, то ты меняешься, вне зависимости от того, сколько тебе лет.
Интервью с Колином Фертом
— Можете представить, что примените новые знания в реальной жизни, чтобы победить каких-нибудь хулиганов, например?
— Скажем так, если возникнет с кем-то реальная конфронтация, то все мои знания окажутся бесполезными, так как единственное, что я смогу сделать с врагами, так это затанцевать их до смерти. Потому что от меня требовалось быть таким пюреобразным парнем, чтобы изобразить на камеру нужные движения, поэтому это и смотрится как некий танец с постоянно меняющимися партнерами.
— Ваш герой, Галахад, в одной из сцен «Кингсмана» говорит своему собеседнику, что когда в детстве он смотрел фильмы про Джеймса Бонда, то всегда представлял себя на месте гениального злодея. А вам кто ближе?
— Я с ним солидарен. Меня тоже привлекает образ злобного умника. Но я так же люблю и образ секретного агента. Фильму про Бонда столько же лет, сколько и мне. Я рос — параллельно появлялись новые картины. И мы с мальчиками постоянно их обсуждали. Первый фильм, который я увидел без родителей, по моему, «Секретная служба его Величества». Мне было 9 лет. После него уже я грезил всеми этими шпионскими историями.
— Мне кажется, в 90 процентах фильмов, в которых вы снимались, вы играете джентльмена в хорошо выглаженном костюме. Не надоедает? Не хочется отшвырнуть очередной сценарий и сказать — «Хочу роль маньяка!»?
— Я никогда не играю джентльмена. Я всегда играю характер. Когда я играл «Король говорит!», то воплощал образ весьма проблемного высокопоставленного человека с заиканием. В фильме «Одинокий мужчина» я играю человека, который пытается исцелиться. В «Мамма Мия!» я дурачился. Когда я играл Яна Вермеера в «Девушке с жемчужной сережкой», то был художником. А играть «джентльмена»? Это меня никогда не вдохновляло.
— Ну, скажем так, выглядите вы все равно всегда интеллигентно…
— Даже в фильме «Прежде, чем я усну», когда избиваю Николь Кидман? Согласитесь, это не совсем по-джентльменски. Или в фильме «Травма», где я убиваю женщину достаточно жестоким образом? Это было не очень мило.
— Еще один совсем не милый человек в «Кингсмане» придумывает одну бесплатную фишку, которая и должна привести наш мир к гибели. Как вы считаете, бесплатно не бывает хорошо или все таки…?
— Да, если что-то рекламируется, как бесплатное, то я отношусь к этому весьма скептически. Особенно всевозможные «бесплатные приложения» в наших гаджетах. Это все влечет за собой дополнительные траты в последствии. Эти предложения слишком хороши, чтобы быть правдой.
— К слову о гаджетах. Ваш герой в картине показывает своему ученику комнату, которая является мечтой всех мужчин, да, чего греха таить — и женщин: навороченные средства защиты для шпионов, туфли с выдвигающимися отравленными лезвиями…Что бы вы оттуда прихватили?
— Я думаю, что костюм. Он выглядит великолепно. И даже, если он не является пуленепробиваемым, он выглядит отличной защитой от негодяев — настолько он прекрасен.
Колин Ферт: «Мне надоело быть серьезным!»
Cначала мне кажется, он выбрал странное место для встречи. Доки святой Екатерины. Старые доки, превращенные в элитное жилье, офисы и галереи. Узкие улицы, красный кирпич мостовых, из стен торчат древние блоки, имеющие теперь уже лишь декоративную функцию. Медная табличка на одном доме гласит, что именно здесь искал вдохновения для своих реалистических описаний лондонских низов Чарльз Диккенс и именно здесь, ну вот примерно на этом месте, располагались пристанища еврея Феджина и логово злодея Билла Сайкса. Здесь же Оливер Твист отчаянно петлял по грязным некогда проулкам в попытках уйти от своей незавидной судьбы сироты из лондонских трущоб… Здесь, в глубине квартала, я увижу… «Смешное такое место, узкая витрина, за ней три столика и прилавок». — «А название?» — «Название… «Ланч-спот», кажется. Там обедают люди из местных офисов».
На самом деле ничего странного. И решительный отказ встречаться в более патетических местах, и выбор скрытого за фасадом лондонского шика безвестного кафе на три столика с сэндвичами, и единственный официант, лет двадцати и с дредами, не делающий события из звезды-посетителя, и сам посетитель, в черном свитере и шарфе, который по привычке типичного британца положил свою куртку на высокий барный стул и сел на нее… Все это теперь мне не видится экзотикой. В Колине Ферте нет ничего от прекрасного принца. Но есть мягкость и неожиданная сердечность. Увидев меня, он встает — собственно, при его росте ему нужно было только спустить ногу с перекладины, — и мы пересаживаемся за столик. Он не дает юноше с дредами перенести его чашку какао. Не беспокойтесь, говорит. И переносит ее сам. Он объясняет, что встречался здесь с другом, тот работает в одном офисе рядом, ну и обедали здесь. Традиция, и ей уж лет тридцать — привыкли еще со студенческих времен. «Владельцы у заведения меняются, а мы по-прежнему посетители. Обычно бывает строго наоборот. Но, знаете, это Лондон. Здесь держатся за привычки», — объясняет Ферт. В его случае — случае славы, Оскара и всего, что этому сопутствует, — не совсем обычно. И я бы продолжила удивляться, если бы он не сидел сейчас передо мной — с его внимательными странно светлыми карими глазами, с его мягкими манерами, с его типично британским способом говорить, будто выдыхая слова. Просто он легок и естественен, как дыхание, этот человек, вытянувший ноги и откинувшийся на спинку не очень-то удобного стула.
Даты
- 1960 Родился в Великобритании, в семье учителей Дэвида и Ширли Ферт.
- 1995 Роль Дарси в телесериале BBC «Гордость и предубеждение» принесла ему мировую известность.
- 1997 Женится на итальянке Ливии Джуджиоли, у них двое сыновей — Лука (10 лет) и Маттео (8 лет).
- 2001 Дебютирует как писатель с рассказом «Отдел ничего» («The Department of Nothing»).
- 2007 Открывает в Лондоне магазин экологических товаров Eco Age.
- 2011 Роль в триллере Томаса Альфредсона «Шпион, выйди вон!» (Tinker, Tailor, Soldier, Spy).
Большинство сыгранных вами персонажей — аристократы, иногда по крови, но почти всегда — духа. Роль, за которую вы получили Оскара, — и вовсе
Колин Ферт:Я… вряд ли. Я не злой. Нервный, но сдержанный… Я всегда мечтал, чтобы обо мне сказали: «Он глуповат, но это незаметно». Потому что все мы глуповаты порой, но по некоторым так сразу и скажешь… Мне свойствен некоторый социальный аутизм… Мне не очень уютно в толпе. Я доканываю сыновей своим чадолюбием. Я маньяк пунктуальности, точности и ответственности. Жена — единственный человек, которому удается заставить меня держаться поближе к реальности, а коллега Эверетт (Руперт Эверетт — британский актер, известный не только звездными ролями в кино и театре, но и чрезвычайно ироничными, даже едкими интервью. — Прим. ред.) говорит, что я — ходячая иллюстрация жизненности пьесы Уайльда «Как важно быть серьезным». То есть как важно иногда быть несерьезным. То есть не быть мной… Я вечно попадаю в комические ситуации — то пальцы застряли в ставне собственного окна и приходится звать совершенно неизвестного соседа, который меня освобождает, но потом говорит: «А в трусах и тапочках с мордами бегемотов вы совсем не выглядите кинозвездой»… То перед спектаклем я так волнуюсь, что выхожу вдохнуть свежего воздуха через технический выход, дверь захлопывается, и я обегаю здание, это метров триста, захожу с главного входа мимо билетеров, пробираюсь через переполненное фойе, весь в поту… Как полный идиот, в костюме ХVIII века, с дурацкими «простите, извините, разрешите пройти»!.. Не думаю, что из всего этого складывается образ аристократа. Даже и духа. В лучшем случае — аристократа-британца из анекдотов или произведений Вудхауза. В лучшем случае я Берти Вустер. И то — тот весь состоит из иронии и самоиронии, а моя серьезность…
Да, но как вы сами объясняете, почему мы видим в вас это — аристократизм и благородство?
К. Ф.:Вы просто привыкли.
КОГДА ЕСТЬ ТОТ, КТО ДЛЯ ТЕБЯ ВАЖНЕЕ, ЧЕМ ТЫ САМ, ПРЕОДОЛЕТЬ КРИЗИС ЛЕГЧЕ
Разве внешность не играет никакой роли? Ведь у вас исключительные внешние данные.
К. Ф.:Вы хотите спросить, не ощущаю ли я себя красавцем? Это смешно: моя внешность абсолютно нейтральна — лицо, выдерживающее любое выражение, в зависимости от того, какого эффекта я хочу достичь. Теперь, правда, я знаю, что во мне действительно есть нечто привлекающее женщин. Но это определенно не то, что я вижу в зеркале. Все-таки я считаю, все дело в вашей привычке к этим моим «высокородным» ролям — ко всем этим мистерам Дарси, лордам Эссексам. В сериале «Гордость и предубеждение», как известно, я вышел из водоема в одежде — мужской вариант «шоу мокрых маек». Буквально на следующий день после этой серии на ТВ британские дамы массово помешались, а я начинал интервью с фразы: «Скажете, что я секс-символ, — встану и уйду». Потому что на самом деле у меня нет ничего общего с мистером Дарси. Причем как с Дарси из «Гордости и предубеждения», так и с Дарси из «Дневника Бриджит Джонс». Они — типичные, даже мифологические британцы. И страдают типичными национальными мужскими комплексами — что нельзя показывать своих чувств, нельзя откровенно проявлять себя, надо быть значительным, не говорить много, источать надежность. Блюсти так называемое достоинство. Сохранять лицо. А я устроен куда проще: нравится — улыбаюсь, не нравится — хмурюсь, расстроен — не скрываю, радуюсь — смеюсь. Совершаю глупые ошибки. Мне куда ближе Бриджит Джонс с ее постоянными «впросаками». И я говорю много — вы заметили? И все о себе — Дарси бы это прямо осудил.
Его особенные герои
МИСТЕР ДАРСИ из экранизации романа Джейн Остин «Гордость и предубеждение» Саймона Лэнгтона сделал Колина Ферта объектом мечтаний едва не всех женщин нашей эпохи. «Это довольно смешно — стать персонажем поп-культуры», — считает актер. Но ведь он и правда будто создан для роли того, кто, как сказано в романе, «привлекает внимание своей статной фигурой, правильными чертами лица и аристократической внешностью». Да и сам Ферт признается, что в его жизни есть «лишь три женщины — мама, жена и Джейн Остин».
ХУДОЖНИК ЙОХАННЕС ВЕРМЕЕР из фильма Питера Веббера «Девушка с жемчужной сережкой» — совершенно особенный для Ферта герой. «Ведь очень немногие актеры согласятся на роль, состоящую, в сущности, из одного взгляда», — говорит он.
КОРОЛЬ ГЕОРГ VI из «Король говорит!» Тома Хупера принес актеру не только Оскара, но и самый ценный для него комплимент. Королева Елизавета, посмотрев фильм, сказала, что узнала в герое Ферта своего отца. «Это была самая важная для меня похвала, — признался актер. — И не потому что ее произнесла королева. А потому что это сказала дочь, которая любила отца. И рано его потеряла».
ВИКОНТ ДЕ ВАЛЬМОН, архетипический соблазнитель в фильме Милоша Формана «Вальмон», экранизации «Опасных связей» Шодерло де Лакло, был первой главной ролью Ферта в кино и первой его ролью, о которой заговорили.
Есть извинение — вы отвечаете на вопросы…
К. Ф.:Да нет никаких извинений. На самом деле я не люблю говорить о себе. Тут нет ничего особенно интересного. И нет никакой особенной моей заслуги в вашем интересе ко мне. Все, что случилось со мной — от первой роли до Оскара, — чистая удача. Некоторые в этих случаях говорят про сочетание способностей и удачи. А я убежден — чистая, беспримесная удача. Я знаю актеров — мои однокурсники, просто коллеги, — которые, увы, неизвестны, но они гораздо талантливее меня и многих, кто известен. Уверяю вас, это не показная скромность. И вообще не скромность — я просто уверен, что успех — результат удачно сложившихся обстоятельств. Мне повезло и все. Это совершенно естественная для меня оценка происходящего. Я никогда не жаждал многого. Мне всегда хватает того, что есть. Теперь-то даже многовато. Не мой масштаб, мне не по размеру. Я имею в виду… объемы известности. Она вполне способна лишить разума, даже если кое-какой у тебя был. Тут, правда, спасительно, что я англичанин. Это в Америке можно вести себя как звезда, требовать особого внимания, и особого вагончика на съемках, и личного ассистента… Там, при их культе звезд, проглотят. А у нас в Британии… не то что не проглотят, а на тебя же и выплюнут!
Но ведь вы давно уже более чем известный актер — вам к этому не удается привыкнуть?
К. Ф.:Но до недавнего времени я практически не играл главных ролей. И мне это нравилось. Я играл роли по-хорошему, честно второстепенные. Первый раз я оказался единственным, кого режиссер хотел видеть в своем фильме, совсем недавно — в «Одиноком мужчине» Тома Форда. А до этого всегда пробы, утверждение, всегда был кто-то, претендовавший на роль так же, как и я. Это нормально. Так и должно быть. Но зато я всегда работал, у меня никогда не было проблемы большинства актеров — проблемы платы за квартиру. Мне говорили: у тебя одинаковые роли, эти ваши аристократы, — а я отвечал: зато мне неизвестно, что такое безработица, бич нашего цеха. Кроме того, конкуренция дисциплинирует. Бывает так: ты становишься актером и занимаешься этим в сорок, потому что неплохо выглядел в девятнадцать. Но тебе уже не девятнадцать. Мотивация должна смениться. Тебе нужно понять, зачем ты на этом месте, по делу или по инерции. Я вообще считаю, что жить — это искать мотивации к жизни. Поэтому и важна дисциплина — чтобы их найти. Дисциплина — это не внешнее насилие, а внутренняя потребность для всех, кто собрался жить в сообществе. Дисциплина и сопротивление. Без сопротивления нет развития… Кстати, это вам говорит человек, который долгие годы был воплощенным отрицанием какой-либо дисциплины и внешних воздействий. Я, кажется, даже стал актером из презрения к дисциплине.
А это возможно — выбрать профессию, которая предполагает соперничество и борьбу за успех, и при этом презирать дисциплину?
К. Ф.:ПРИЗНАТЬСЯ, Я ВСЕГДА МЕЧТАЛ, ЧТОБЫ ОБО МНЕ СКАЗАЛИ: ОН ГЛУПОВАТ, НО ЭТО НЕЗАМЕТНО…
Это объяснимо. Я рос в нескольких странах — мой отец преподавал в Нигерии, и мы жили там, потом была Англия, потом США, потом опять Англия. Обстоятельства менялись, и каждый раз надо было укореняться вновь. В результате я оказался непростым подростком. Ничего особенно страшного — полное отрицание химии с физикой, гитара, рок-группа, проколотые уши, травка. Я рос среди разных культур, для меня нет расовых и классовых границ между людьми. Но не было и авторитетов. Любые авторитеты вызывали у меня отвращение. Что было известной травмой для семьи: мои родители оба преподаватели, отец — историк самого классического академического склада… Свою обычную подростковую лень я определял как решимость сопротивляться Системе. Если от меня требовалось читать Шекспира, я читал Томаса Манна. Если говорилось, что надо слушать Брамса, я слушал исключительно Хендрикса. Кроме того, я учился в частной школе. Что значит — в школе для мальчиков. Только мальчиков. Девочки были чем-то прекрасным и недосягаемым. Недосягаемо-прекрасным. Теперь я думаю, что ходить в любительский театр я начал по преимуществу для того, чтобы встречаться с девочками. И чтобы создать свое пространство — собственный мир, куда уж наверняка не вторгнутся чужие — и чуждые мне — авторитеты. Я был классическим докучливым для взрослых подростком — нигилистом с гитарой, стопками книг и полным нежеланием чинно отправиться в университет. А поскольку за университет отец бой cо мной проиграл, я стал актером. Так сложилось.
Вы все свои успехи относите за счет обстоятельств?
К. Ф.:Пожалуй… от меня вы ничего другого не услышите. Я действительно верю в эту мысль из песни Леннона: жизнь — это как раз то, что происходит, пока мы строим планы. Я так и стараюсь жить — просто жизнью, не по плану. До недавнего времени не знал, что буду делать в будущем году, — а востребованные актеры обычно расписывают свою жизнь года на два вперед. А я и сейчас стараюсь ничего не расписывать. Не знаю, что будет через год, какие будут роли, какие фильмы. Не соглашаюсь, когда студии предлагают подписать контракт сразу, скажем, на три роли, так называемые пакетные договоры. Жизнь не то, что можно упаковать. Мне кажется, признание ее стихийности — признак взросления. Поэтому я легко соглашаюсь на самые ее неожиданные предложения.
А какие у жизни к вам бывают неожиданные предложения?
К. Ф.:Когда у меня были серьезные отношения с Мэг (Мэг Тилли — американская актриса и писательница. — Прим. ред.) и она решила, что актерство — бессмыслица, я с ней не спорил и даже с некоторым энтузиазмом откликнулся на идею переселиться на родину Мэг, в Канаду. Прожили четыре года в городке в лесах Британской Колумбии, я работал плотником, бог знает кем еще… Два года не был актером вообще. Но потом почувствовал, что оказался… далеко от собственной жизни. И вернулся в Лондон, расстался с Мэг. Мне это далось тяжело — у нас уже был Уилл, уйти от него было больно даже физически. Но я знал, что на самом деле мы с ним не расстанемся, а жить надо свою жизнь. И чувствовать ее вкус вот сейчас, здесь… Знаете, я часто перечитываю Фолкнера, «Свет в августе». Перечитываю из-за его описаний жары, запахов деревни, пыли на лесопилке… Помните? Фолкнеру, когда он написал это, было тридцать пять. А он уже знал, что жить надо вот этим — не мнениями, не позициями, а ощущением. Позиции — их надо иметь, а жить — чувством, что живешь. Если научиться просто быть, отступает страх небытия.
Такой страх обычно посещает нас с наступлением кризиса среднего возраста…
К. Ф.:Я его переживаю уже лет двадцать. С тридцати, с начала собственно среднего возраста. Теперь меня уже не так беспокоит собственная конечность. Но мне становится чрезвычайно тоскливо, когда я представляю, как мои дети теряют меня. На личном уровне я не боюсь смерти. Мне просто не хотелось бы при этом присутствовать. Чистый Вуди Аллен, я понимаю. Но все-таки дети — лучший способ преодолеть кризис среднего возраста. Когда появляется некто, кто для тебя важнее, чем ты сам. Когда чувствуешь ответственность, которую просто нельзя отменить — она уже родилась и растет, эта ответственность. Родители обязаны детям, а дети родителям…. по-моему, ничем. Если дети по-прежнему близки с постаревшими родителями, либо им вместе интересно, либо… дети — хорошие люди. Вся жизнь — испытание нашей доброй воли, провокация быть лучше.
О вас говорят, что вы идеальный отец…
К. Ф.:Я НЕ БОЮСЬ НЕОЖИДАННОСТЕЙ. Я ТАК И СТАРАЮСЬ ЖИТЬ ПРОСТО ЖИЗНЬЮ, НЕ ПО ПЛАНУ
Разве это возможно — быть идеалом? По-моему, возможный максимум — быть всегда для твоих детей… доступным. Всегда быть в их «зоне доступа». В общем, я стараюсь просто присутствовать в их жизни, чтобы у них всегда было ощущение, что я рядом. И не может случиться, что у меня нет времени на них. У меня всегда есть для них время. Передо мной даже выбор никогда не встает — семья или работа. Понятно, что семья. И когда выбираешь такое положение своего тела в реальности, все складывается так, как хотелось бы, совершенно само собой. Например, мне удается проводить немало времени с Уиллом, старшим сыном — он живет в Лос-Анджелесе, — потому что теперь я много снимаюсь в Америке. Дети — это улица с двусторонним движением. Они нуждаются во мне на самом деле меньше, чем я в них. Ты вынужден постоянно тренировать мозги, чтобы отвечать на их все усложняющиеся вопросы. А в моем случае отвечать на эти вопросы нужно еще и на итальянском языке: мои младшие сыновья — билингвы. Хотя не буду утверждать, что выучил итальянский из-за них.
Тогда из-за чего же?
К. Ф. К. Ф.: Пожалуй, это самое романтичное, что я сделал в жизни — научился говорить на родном языке Ливии (Ливия Джуджиоли, кинопродюсер, жена Ферта. — Прим. ред.). Когда учишь язык того, кого любишь, — становишься ближе к нему. Почти физическое чувство.
В вашей жизни есть авторитеты?
К. Ф.:Не много. Ганди. И дед, отец моей матери. Ганди — из-за его готовности принести себя в жертву тому, что он считал значительнее себя. Из-за того что боролся в самых безнадежных обстоятельствах. Осознавая безнадежность, чувствовал невозможность отказаться от борьбы. Был предан справедливости, как он ее понимал. А дед… Он был врачом в Индии в 30-е. Лечил не британцев — индийцев. Этим, по-моему, все сказано.
Вам пятьдесят, и вы на вершине — личной жизни, карьеры…
К. Ф.:…но предстоит спуск. Я так вижу вершину — не как достигнутую цель, а как начало спуска. А ведь спускаться легче, чем карабкаться. Я не люблю официальной одежды, галстук для меня — целое испытание. Понимаете, возраст… это как долгожданная возможность ослабить узел на галстуке. Совершенно особое удовольствие — ослабить галстук.
Семь фактов, которых вы могли не знать …о Колине Ферте
В портфолио известного актера съемки в 42 фильмах, которые позволили ему заработать многомиллионное состояние и сделали кумиром женщин всего мира. Однако если эти факты широко известны, то есть несколько вещей, о которых поклонники артиста могли и не слышать
Известность к этому английскому актеру пришла после того, как в 1995 году он сыграл мистера Дарси в телевизионной версии знаменитого романа «Гордость и предубеждение».
После того, как Колин Ферт вознесся на кинематографический Олимп, в его портфолио появились и другие, не менее значимые проекты. Картина «Король говорит!» принесла ему «Оскара» в номинации «Лучшая мужская роль». До этого он также был обласкан критиками за игру во франшизе «Дневник Бриджит Джонсон», картинах «Одинокий мужчина», «Реальная любовь» и «Мама Мия!».
1. Колин Ферт вырос в Нигерии и США
Колин Ферт вырос в НигерииХотя артист и родился в Англии в деревушке Грэйшотт на границе графств Суррей и Хэмпшир, когда ему было всего несколько недель от роду, его родители, которые работали в сфере образования, отправились преподавать в Африку.
Там у Ферта появились брат Джонатан и сестра Кейт, которые, кстати, тоже стали актерами.
В Нигерии Колин прожил до четырех лет, а затем его семья снова вернулась в Англию. После все семейство переехало жить в США – в Америке Ферт жил до 10 лет.
Во время всех этих переездов будущая звезда кино всерьез увлекся актерством. Он признавался, что первую пантомиму показал, когда ему было пять лет, и его выступление всем понравилось. В 10 лет он начал посещать театральный кружок, а в 14 твердо решил стать артистом.
2. Колин Ферт в школе был «двоечником»
Колин Ферт был «двоечником»Несмотря на то, что родители Колина были преподавателями, учеба не была его коньком, особенно если это касалось математики или наук.
«Я помню, как за экзамен по химии мне поставили три процента. При этом мой учитель отметил, что два из них он дал за то, что я правильно написал свое имя», — поведал Колин.
Он также однажды признался журналистам, что как-то отказался выполнять домашнюю работу в школе и учился так плохо, что ему даже пришлось пересдавать экзамен по английскому.
3. Колин Ферт выработал аристократический акцент из-за насмешек соучеников
В школе у будущей звезды кино были проблемы не только с учебой, но и с соучениками, которые дразнили его. Когда он начал ходить в драматический кружок, то, чтобы избежать насмешек со стороны других детей, он выработал у себя аристократический акцент.
4. Хобби Колина Ферта — стрельба из лука
В одном из интервью Колин Ферт признался, что у него имеется один скрытый талант – это стрельба из лука. Он увлекся ей еще в школе и лучше всех попадал в цель. У него есть лук и стрелы, и когда он приезжает к себе домой – актер живет в Италии – то всегда тренируется. Ферт находит это хобби весьма расслабляющим.
Читайте также: Семь фактов, которых вы могли не знать … о Джордже Клуни
5. «Гордость и предубеждение»: Ферт играл персонажа, который был ему неприятен
«Гордость и предубеждение»: Ферт играл персонажа, который был ему неприятенРоль мистера Дарси в «Гордости и предубеждении» в 1995 году принесла Колину Ферту всемирную известность. После этого артиста заметили и стали приглашать на другие роли, включая и Марка Дарси, которого артист сыграл в «Дневнике Бриджит Джонс».
Кстати, прототипом адвоката в книге о неудачнице как раз и стал мистер Дарси из романа Джейн Остин. Поэтому когда речь зашла о том, кто должен сыграть Марка, то выбор был очевиден.
В фильме по роману Остин сцена, где Ферт предстает в мокрой рубашке, стала «одной из самых незабываемых в истории британского телевидения». При этом Ферт признается, что понятия не имеет, как такой неприятный персонаж, как мистер Дарси, стал таким притягательным для женщин.
«Я подумал, что будет забавно сыграть кого-то, кто целиком и полностью вызывает неприязнь, кого-то, кто настолько несимпатичен, высокомерен и склонен к оценочным суждениям. Мне даже не приходилось думать о том, чтобы придать шарм своему герою. Все, что мне нужно было делать — это стоять и делать так, чтобы меня все ненавидели. Поэтому очень странно, что людям он понравился — я этого совершенно не ожидал! С тех пор прошло 20 лет, и я по сей день этого не понимаю», — признался артист.
6. «Король говорит!»: при подготовке к роли Ферта парализовало
. «Король говорит!»: при подготовке к роли Ферта парализовалоБайопик «Король говорит!» войдет в историю кино как один из самых кассовых фильмов. Его мировой бокс-офис составил 400 миллионов долларов, а самому Ферту принес «Оскара» и премию «Золотой глобус» за роль короля Георга VI, отца ныне царствующей Елизаветы II.
Самым сложным в подготовке к роли было научиться правильно заикаться. Ферт работал с учителем по постановке голоса, а также часами просматривал архивные записи с речами монарха. Сымитировать речь короля было для него крайне сложной задачей и даже привело к частичному параличу.
Кроме этого, артиста начали мучить постоянные головные боли.
«Мне нужно было научиться заикаться, а затем сыграть того, кто отчаянно пытался научиться этого не делать. Из-за этого у меня отнялась левая рука на три или четыре дня», — признался Ферт.
Преподаватель его предупредил, что после того, как тот сыграет роль, у него самого некоторое время будет заикание. Так и произошло. Колин заикался несколько месяцев после того, как съемки закончились.
Читайте также: «Красотка» Джулия Робертс: как культовая роль испортила личную жизнь актрисы
7. «Реальная любовь»: Колин сыграл страсть, «плавая» по колено в воде
«Реальная любовь»: Колин сыграл страсть, «плавая» по колено в водеОдин из самых знаменитых фильмов с Колином Фертом — «Реальная любовь». По сюжету герой Ферта влюбляется в португалку, которая не говорит по-английски.
В одной из сцен он и актриса Лусия Монис прыгают в озеро, чтобы спасти его рукопись с новеллой, листы которой упали в воду.
Это сцену помнят все, но мало кто знает, что глубина этого «озера» была всего 45 сантиметров и во время съемок артисты должны были ходить на коленках, делая вид, что плавают.
К несчастью для Ферта, поверхность воды была усеяна москитами, которые его сильно покусали. Укусы были настолько серьезными, что актер был вынужден обратиться за медицинской помощью, так как его локоть распух до размеров авокадо.
Интервью с обладателем «Оскара» Колином Фертом: Как сыграть безумного яхтсмена
— Вас учили работать с картами в процессе подготовки к съемкам?Колин Ферт: Да. Это было абсолютно необходимо, потому что в фильме много сцен с картами. Я подошел к этому со всей ответственностью. Дональд был крайне скрупулезен. Я слышал об этом от других мореплавателей и читал в книгах. Говорят, он был исключительно талантливым навигатором.
— Еще говорят, что он начал вести ложный судовой журнал вовсе не для того, чтобы обманным путем выиграть регату.
Колин Ферт: Есть версия, что он просто хотел найти путь домой. Даже несмотря на угрозу финансового краха, он просто хотел вернуться к семье.
— Хотел ли он таким образом избежать позора?
Колин Ферт: Все гораздо сложнее. Когда он принимал это решение, его единственной целью было возвращение домой. Дело не только в том, что он хотел сохранить лицо. Над ним нависла угроза полного банкротства, и ко всему в придачу добавился страх неминуемого позора.
Кажется странным, что все это уживалось в человеке, который решился на такую огромную ложь, но я думаю, что его любовь к истине была сильнее. Он оказался в ситуации, когда уже невозможно было обойтись без лжи. Одна из его последних записей в судовом журнале звучит так: «Есть только одна истинная красота — это великая красота правды». Он не мог заставить себя лгать открыто. В своем сообщении BBC он ограничился лишь тем, что находится в сороковых широтах, хотя на самом деле был в сороковых широтах южной части Атлантики. Если бы он не чувствовал дискомфорта из-за своего обмана, он мог бы расширить границы своей лжи. Например, послать сигнал бедствия, потопить яхту вместе с судовыми журналами. Я не утверждаю, что он не был обманщиком. Для меня главное — его неприятие собственной лжи.
— Как в той сцене, где Дональд разговаривает по телефону с Клэр (жена Кроухерста, ее играет Рэйчел Вайс — прим.ред.), и ему не по себе, когда она рассказывает о том, как все рады его успеху.
Колин Ферт: Он хочет поговорить с ней, спрашивает: «Ты на линии?» Мне кажется, он отчаянно хотел рассказать правду, признаться во всем жене, но у него не было возможности поговорить с ней один на один. Всякий раз, когда он говорил с ней, его голос слышал весь мир, и он стал одержим идеей переделать передатчик таким образом, чтобы можно было делать прямые вызовы.
Я никогда до этого не играл в фильме вместе с Рэйчел Вайс. Но такая у нас работа, при первой встрече мы просто сказали друг другу: «Здравствуйте. Мы с вами женаты». Мы с одинаковым трепетом отнеслись к своим персонажам, почувствовали огромную симпатию к этим людям. Я был полон энтузиазма и с восторгом обнаружил, что Рэйчел тоже работает с большой страстью. Актерская игра — это постоянный поиск, никогда не знаешь, что именно тебя ждет. Ты просто продолжаешь искать ответы на вопросы.