«Маленькие трагедии» Серебренникова покажут в БДТ в рамках гастролей «Гоголь-Центра»
В феврале 2020 года в Большом драматическом театре имени Георгия Товстоногова пройдут гастроли московского «Гоголь-Центра». В рамках программы покажут классические «Маленькие трагедии» по циклу пьес Пушкина в постановке худрука театра Кирилла Серебренникова и спектакль «(М)ученик» по пьесе драматурга Мариуса фон Майенбурга.
«Маленькие трагедии» в постановке режиссера и художественного руководителя «Гоголь-Центра» Кирила Серебренникова отправляется на гастроли впервые — спектакль не покидал стены театра из-за сложности декораций и постановочного процесса. В 2019 году «Маленькие трагедии» удостоились «Золотой маски» за лучшую режиссуру. Главные роли в постановке исполнили Филипп Авдеев, Никита Кукушкин, Виктория Исакова и другие.
«Возглавляемый Серебренниковым с 2012 года московский театр «Гоголь-Центр» впервые приезжает в Петербург. Пропускать такое нельзя: за годы под началом худрука театр стал одним из самых актуальных, обсуждаемых и востребованных в столице. Спектакли «Гоголь-центра» вызывают самые ожесточенные споры, параллельно собирая престижные театральные награды в России и в Европе», — говорят организаторы гастролей.
Каждую из постановок покажут дважды. 18 и 19 февраля состоится показ спектакля «Маленькей трагедии», 21 и 22 февраля на сцене БДТ представят постановку «(М)ученик». Подробности и билеты можно посмотреть здесь.
Напомним, ранее оргкомитет российской национальной театральной премии «Золотая маска» объявил номинантов 2020 года. За статуэтку в сезоне 2018-2019 в ведущих категориях поборются Константин Богомолов и его «Преступление и наказание», поставленное в петербургском театре «Приют комедианта», Роман Каганович и постановка «Посмотри на него» Театра ненормативной пластики и Евгения Сафонова — за работу над спектаклем «Аустерлиц» в БДТ. А также актеры Ксения Раппопорт, Никита Кукушкин, Филипп Авдеев и Евгений Миронов. Публикуем список претендентов на статуэтку.
Оптимистические трагедии
В «Гоголь-центре» состоялась премьера спектакля «Маленькие трагедии».
«Маленькие трагедии» Серебренникова — это театр как разновидность современного искусства на стыке с перформансом и инсталляциейТак в спектакле, одним из участников которого является рэппер Хаски, звучат эротические стихи, принадлежащие перу великого поэта, или, например, замыкающее его стихотворение «Предчувствие»:
«Снова тучи надо мною
Собралися в тишине;
Рок завистливый бедою
Угрожает снова мне…
Сохраню ль к судьбе презренье?
Понесу ль навстречу ей
Непреклонность и терпенье
Гордой юности моей?»
Провидческая сила режиссера ощутима в кромешном хорроре пролога Фото: Гоголь-центр
Не надо объяснять какие именно тучи собрались над Серебренниковым, да и вообще над всем современным искусством в нашей стране, «осмелившемся» существовать на бюджетные деньги. Еще чуть-чуть и к нему, кажется, начнут подбирать определения типа «антинародного», «сумбура вместо музыки» и т.д. Но аншлаги, собираемые «Гоголь-центром» (все билеты на «Маленькие трагедии» на сентябрь и октябрь уже проданы), и овации, которыми встречают спектакли Серебренникова, говорят о том, что у актуального театра в России есть своя преданная аудитория — она так же платит налоги, и так же имеет право на свой театр, как поклонники «Утра в сосновом лесу» имеют право на Малый театр и МХАТ под руководством Татьяны Дорониной.
Классический, заученный со школьных лет текст Пушкина транслируется на задниках, просто напоминая о себе Фото: Гоголь-центр
То, что такой сложности спектакль продолжительностью почти четыре часа выпускается без его автора, находящегося под домашним арестом, — безусловная трагедия нашего времени. Провидческая сила режиссера ощутима в кромешном хорроре пролога, положенного на хрестоматийного, но открывшегося совершенно по-новому «Пророка» — в нем бездушный киборг вскрывает грудную клетку поэту, который в следующей сцене окажется Моцартом.
Одним из участников спектакля является рэппер Хаски Фото: Гоголь-центр
Но трагедия все же оптимистическая в том смысле, что демонстрирует качество театрального организма, созданного Серебренниковым. Невероятную сплочённость коллектива подлинных единомышленников, дышащих одним воздухом и живущих на одной волне с человеком, который его создал. Среди тех, чьи героические усилия сделали возможным выпуск спектакля в столь драматических обстоятельствах, — хореограф Евгений Кулагин, работавший с Серебренниковым над всеми его последними спектаклями, незаменимый помощник худрука «Гоголь-центра» Анна Шалашова, директор театра Алексей Кабешев, исключительного таланта молодые актеры из выращенной Серебренниковым «Седьмой студии», приглашенные звезды Алексей Агранович и Виктория Исакова и, между прочим, актёры старого театра Гоголя, срывающие овации на разыгранном ими «Пире во время чумы».
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ
Йен Маккелен: «Дайте возможность Кириллу Серебренникову продолжить работу в театре и кино»!
В прошлом году выдающийся актер театра и кино Йен Маккелен посещал Москву в рамках торжеств, приуроченных к 400-летию смерти Шекспира. В возглавляемом Серебренниковым «Гоголь-центре» он показал отреставрированную версию своего шедевра «Ричард III» и долго отвечал потом на вопросы зрителей. Узнав о проблемах худрука «Гоголь-центра», Маккелен не смог остаться в стороне и обратился ко всем заинтересованным лицам с открытым письмом (подробности)
Театр во время чумы. Как прошла премьера «Маленьких трагедий» Серебренникова
В «Гоголь-центре» состоялась премьера спектакля Кирилла Серебренникова «Маленькие трагедии», на которой сам режиссер по известным причинам отсутствовал. На спектакле побывала театральный обозреватель «Сноба» Нина Агишева
«Маленькие трагедии» Кирилла Серебренникова начинаются со сцены в привокзальном буфете. Там сидят какие-то тетки с кошелками, кемарит пьянь и, как всегда, ненужную чушь бубнит телевизор, давно уже не имеющий к реальной жизни никакого отношения. Там продают черствые бутерброды и скучает усталый мент. И именно туда приходит — киборг? Шестикрылый серафим? Воин, как в программке? — чтобы выбрать самого никудышного, грязного забулдыгу и… вырвать у него язык, рассечь грудь и вместо сердца вставить «угль, пылающий огнем». Все это он проделывает натурально-бутафорски, в жанре гиньоля. Представляю восторг школьников, как правило, тупо зубрящих непонятный им текст про неведомого пророка, столь дорогого сердцу училки по литературе. Представляю и обморок этой учительницы, привыкшей благоговейно, чуть не закрывая глаза произносить навязшие в зубах строки.
Фото предоставлено пресс-службойКрасавец-киборг (Евгений Романцов) распинает несчастного избранного (Филипп Авдеев), а дальше того уже будет пластать по сцене Сальери. Такова участь отмеченного Богом — быть гонимым и уничтожаемым. Зримая, живая дуэль гения и злодейства, вдохновения и посредственности, исключения и нормы сыграна Никитой Кукушкиным (Сальери) и Филиппом Авдеевым (Моцарт) на пределе психофизических возможностей. Впрочем, здесь все играют как в последний раз, потому что, может, это и есть последний раз, потому что нельзя подвести Мастера, который сегодня, выражаясь пушкинским языком, в неволе. До чего же он хорош, этот аккуратный, тщательно причесанный Сальери в очках и начищенных штиблетах, этот менеджер среднего звена, который все протирает тряпочкой, который один только так может слушать музыку Моцарта — мы видим в этой сцене лишь лицо актера, звуков нет, но все понятно. А этот, гений, притащивший с собой бездарного уличного музыканта, похожий на пьяницу из подворотни, — за что ему его дар, за какие такие заслуги? В общем, опять когда б вы знали, из какого сора, или «сегодня пьем опять втроем, четвертый был, но он забыл, как пел и пил, ему плевать» (Шпаликов), или совсем уже сегодняшнее «чтобы в какой-то кухне да в пьяни да в кутерьме плакать на ухо шлюхе жеманной как кутюрье о том как тебя люблю я». Да, вслед за Моцартом режиссер выводит на сцену рэпера Хаски — и он поет, и слушаешь его не отрываясь, хотя сам он и отрывается, и продолжается традиция великого языка, потому что не может же язык умереть, вот все умрет, и мы тоже, а он останется, и какой-нибудь парень снова будет петь о любви, хотя не факт, что мы его поймем. Выводит свой рэп Хаски, а на экране бежит пушкинская строка, и как же, оказывается, они похожи.
Фото предоставлено пресс-службойНесмотря на дробность четырех сюжетов четырех трагедий и включение в действие отдельных пушкинских стихотворений, Кирилл Серебренников поставил изумительно цельный спектакль. О совместимости в нашей жизни гения и злодейства. Об обреченности любви. О том, что даже в век Чумы откуда-то берется, извлекается человеком Музыка: в центре сцены висит странная конструкция из каких-то труб, похожая на ударный музыкальный инструмент перкуссиониста. Это на ней Моцарт будет развешивать одежду, попытается поставить стакан и бутылку — но при этом зазвучит Реквием. Потому что врете, подлецы: он мал и мерзок — не так, как вы, — иначе. И после него останется Реквием, а после Сальери, превращенного гением Пушкина в злодея, — яд. Как и другие маленькие сальери останутся в истории только потому, что травили художника. Этим их и запомнят.
Фото предоставлено пресс-службойТот, кто берется ставить Пушкина, всегда решает: как сделать так, чтобы знакомые с детства строки не напоминали труп Командора в стеклянном гробу — в спектакле, где режиссер еще и художник, и художник по костюмам, статуя заменена именно этим прозрачным саркофагом с благообразной мумией внутри. Серебренников один сегодня умеет читать текст такими незамыленными глазами, бросая в топку своего театра все подряд. «Жги!» — призывает строка на экране, и он жжет, да еще как. Вот «Скупой рыцарь»: здесь все решено на противопоставлении золотой молодежи, жадно ищущей денег на развлечения, и уходящего времени. Они бесподобны, эти ребята в бейсболках задом наперед и трусах, выглядывающих из-под штанов, со своими такими узнаваемыми жестами и интонациями, — Гоша Кудренко, Семен Штейнберг и весь в белом Герцог — Евгений Романцов. Жадный Барон (Алексей Агранович) выглядит на их фоне просто жертвой, почему быстро и умирает, а они весело скидывают с полок книги, засыпают их землей и тратят все, накопленное не ими. Уходит старая цивилизация, в которой принято было читать и собирать, в том числе и деньги, наступает новая эра, в которой жить надо сегодняшним днем, потому что неизвестно, будет ли оно вообще, завтра.
Фото предоставлено пресс-службой«Каменный гость» — это бенефис Семена Штейнберга (Дон Гуан) и Виктории Исаковой (Лаура и Донна Анна Первая). Он само обаяние, в плаще и шляпе а-ля Ален Делон и Марчелло Мастроянни, действие вокруг него закручивается вихрем, как и должно быть в истории про Дон Жуана, да еще приправленной эротическими стихами. Она (Исакова, на мой взгляд, идеальная актриса Серебренникова, почему так часто и появляется на этой, не своей сцене) неотразима, умна и изящна в роли жизнелюбивой оторвы Лауры и хитрой Анны, которая вовсе не так проста, как кажется, в этом своем восточном одеянии преданной и покорной жены-вдовы. Донну Анну Вторую играет замечательная Светлана Брагарник, но ее режиссер традиционно видит чаще всего в эксцентричных эпизодах, в жанре к
«Маленькие трагедии» Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре»: рецензия «Афиши»
В своем новом спектакле Кирилл Серебренников напоминает о сверхзадаче художника, рифмы Пушкина со сцены звучат как панчи, а в историческом значении события не последнюю роль сыграл Следственный комитет. Обо всем по порядку — театральный критик «Афиши» Алексей Киселев.
В Москве появился на редкость мощный спектакль. Брутальный и эклектичный, настолько насыщенный метафорами, что его, как хороший музыкальный альбом, просто невозможно осмыслить во всей полноте с первого подхода. Формально центральным персонажем «Маленьких трагедий» в «Гоголь-центре» стал рэпер Хаски, исполняющий между действиями собственные песни. В свою очередь, за смыслы в спектакле отвечает главный русский поэт: пушкинский текст не только исполняется артистами «Гоголь-центра» в самых нетривиальных игровых обстоятельствах, но и возникает тут и там на поверхностях декораций. Есть в спектакле и большие актерские работы, и впечатляющие мизансцены, но главный герой события на сцене не появляется. Как не появляется и на поклонах: с 23 августа режиссер Кирилл Серебренников находится под домашним арестом. Генеральные репетиции «Маленьких трагедий» проходили без его участия.
Подробности по теме
«Очень печальная ситуация»: пьеса по мотивам суда над Кириллом Серебренниковым
«Очень печальная ситуация»: пьеса по мотивам суда над Кириллом СеребренниковымЕсли отвлечься от остроты и дикости контекста, то можно увидеть целостную, концептуально самоценную структуру. Правила игры заявляются в прологе; место действия — неопрятный привокзальный буфет с металлическими скамейками и стоячими столиками. На стены, строфа за строфой, проецируется пушкинский «Пророк». Вокруг — старушки с сумками, полицейские с дошираком, буфетчица со сканвордом, на экране нависающего телевизора — «Вести 24». Бытовую гармонию нарушает «шестикрылый серафим» в виде обнаженного атлета; никем не замечаемый, он мистически скачет по залу, хватает самого незаметного из присутствующих — томимого «духовной жаждой» хмурого парня — и живописно и с брызгами крови вырывает ему сердце. На освободившееся место, согласно пушкинским строкам, ангел «водвинул» «угль, пылающий огнем». Хрестоматийное завершение стихотворения о высшей миссии поэта — «Глаголом жги сердца людей» — прерывается гигантским титром «ЖГИ». Два последующих акта спектакля — не что иное, как тяжелый трип этого самого парня в исполнении Филиппа Авдеева в пальто с поднятым воротником.
© Ira Polyarnaya/«Гоголь-центр»
С этого момента герой Авдеева превращается в Хаски. Включается бит, в руке появляется микрофон: «Останови вечеринку. Ай! Я буду петь свою музыку. Ай! Самую честную музыку. Ай!» И сам ссутуленный Хаски, бритоголовый поэт в спортивном костюме, — тут же: микрофон переходит из рук в руки. Решение не столько концептуальное, сколько, кажется, техническое: Хаски сможет участвовать не во всех показах — иногда Авдееву придется отдуваться в одиночку.
Четыре «маленьких трагедии» одна за другой поставлены как самостоятельные мини-спектакли. «Моцарт и Сальери» — трогательный дуэт Филиппа Авдеева и Никиты Кукушкина. «Скупой рыцарь» — потрясающая актерская работа Алексея Аграновича в заглавной роли, чей герой не меркантильный маразматик, а беззащитный одинокий интеллигент-книгочей. Потом гротескный «Каменный гость» — с элементами BDSM и парадоксальным превращением Донны Анны в старуху: этот выход Светланы Брагарник и комичен, и инфернален одновременно — как, в сущности, и сама пушкинская версия истории про Дона Гуана, — а реплика «Где твой кинжал? Вот грудь моя» превращается в великий панч, подхватываемый зрителями.
© Ira Polyarnaya/«Гоголь-центр»
И кульминация — «Пир во время чумы», собравший на сцене представителей старшего поколения труппы «Гоголь-центра» среди ковров, старых афиш и париков: пушкинский текст здесь перемешан с монологами артистов о себе в пропорции один к одному, а поющего гимн чуме Алексея Аграновича тут не грех спутать с Леонидом Федоровым, поющим стихи Александра Введенского. Старейшая артистка «Гоголь-центра» Майя Ивашкевич, помнящая еще репетиции Александра Таирова в Камерном театре, надевает парик Пушкина, поднимается и произносит, обращаясь ко всем: «Друзья, прекрасен наш союз». Советский Союз, то есть в известном смысле чума, или союз поколений, союз опереточной арии и нового трека Хаски, — важно ли уточнять? Куда важнее сам акт цитирования со сцены театра и без постмодернистской иронии пушкинского «19 октября», ко всему прочему вмещающего в себя целый пласт актуальных ассоциаций.
При всех достоинствах композиции спектакля, он полон несовершенств. Семен Штейнберг, блистательно играющий в «Мертвых душах» Чичикова, здесь пока только выполняет серию гэгов: его Дон Гуан лишен мотиваций — эротических, спортивных, трикстерских, — и его взвинченная растерянность по приезде в Мадрид не отличается от аналогичного состояния в момент сошествия в преисподнюю. В «Пире во время чумы» налицо большая беда с реквизитом на сцене, с темпом, с коллективным музицированием и работой с документальным текстом: он подается неаккуратно и неточно. Вместо оторопи от красоты мысли и ее воплощения возникает почти губительная для эпизода ситуация — почтительные аплодисменты.
© Ira Polyarnaya/«Гоголь-центр»
Впрочем, виноваты в проблемах спектакля не режиссер и не коллектив театра, а Следственный комитет, держащий Кирилла Серебенникова в неволе как опасного преступника. Необходимо дождаться его освобождения и увидеть версию 2.0. Пока же ситуация с арестом стала едва ли не главным смыслом события. Инициаторы преследования режиссера своими действиями (кажется, сами того не сознавая) выстроили трамплин, заблаговременно отправляющий Кирилла Серебренникова в пантеон культовых режиссеров, а его «Маленькие трагедии» —прямиком на новую страницу истории болезненных взаимоотношений художника и власти в России.
Новости, анонсы, релизы и личные мнения наших редакторов на все это — в телеграме «Афиши Daily».Маленькие трагедии. Гоголь-Центр. 13.04.2019. — «Заведу себе велюровую шляпу»… (с) — LiveJournal
Без сомнения, одним из самых ярких моментов было появление на поклонах Кирилла Серебренникова. Если не ошибаюсь, он видел свою постановку (а в репертуаре она уже полтора года) «живьём» в первый раз. Я поинтересовалась отзывами критиков — все они больше внимания уделили идиотскому предпремьерному аресту режиссера, о спектакле говоря как-то «по касательной».
Фото с сайта Гоголь-Центра
Мне «Маленькие трагедии» понравились с одним «но»: спектакль слишком длинный. Он идет не обещанные 3.20, а все 4 часа (прибавляю сюда задержку начала, но все равно в зале уже сидишь). К концу немного устаешь, поэтому финальный «Пир во время чумы», которым хочется любоваться в подробностях, тем более, что в этой части постановки задействованы актеры старого театра им.Гоголя, прошел без должного моего внимания.
Осовременивание классики, против которой настойчиво борются люди, для многих из которых поход в театр так же част, как поездка в Париж, в этой постановке стопроцентное.
Начинается спектакль с некой интермедии.
Зал ожидания с неизменными персонажами и атрибутами: телевизор, показывающий новости, поедающий «Доширак» блюститель порядка, скучающая над подсохшими бутербродами буфетчица, музыкант…
Затем — появление некого даже не человека, но существа (на сайте он обозначен как «Воин»), который выхватывает одного из сидящих на жесткой вокзальной скамейке и начинает реально, до крови избивать и резать… Читая текст на экране, понимаешь, что это никакой не воин, а Шестикрылый Серафим, явившийся Поэту, у которого был вырван грешный язык , трепетное сердцеи который получил приказ глаголом жечь сердца людей… (Это ЖГИ остается долгой надписью на экране, частично изменяя свое значение: типа: «Жги и зажигай, guy! Почувствуй fresh и проблемы все уйдут. Ты актуален, и ты крут!»).
А у меня эта сцена пошла, скорее всего, в диагональ к задуманному и определила мое отношение к тому, что будет происходить на сцене.
Первая «маленькая трагедия» заключается в том, что на сцене остался человек окравовленный, истерзанный, страдающий от дикой боли… И никому из тех, кто был рядом, не было ни малейшего дела до чужих страданий… Да что там: на обнаженного гиганта никто и секундного внимания не обратил.
А дальше — «Моцарт и Сальери», где окончательно опустившийся Моцарт, в минуты просветления, пишет такие «песни райские», от которых люди сходят с ума, как от наркотиков. Но — именно такая музыка и нужна в «чумные» времена, именно такие люди и становятся кумирами на века. Не нужно проверять алгеброй гармонию, не нужно относиться к музыке, как к божеству. Достаточно «попасть в струю», и вот уже гарантирована слава на века — в виде плакатиков, футболок с портретом… шоколадных конфет, которыми станет обжираться Сальери (отличные конфеты, кстати)…Жги и зажигай, ты актуален, и ты крут! Это ж просто чума!
Чума — в так называемой «современной любви» — на скорую руку, по хамски, с презрением к окружающим людям и к ситуации.
Чума — в том, что сильный мира сего, призванный защитить, первый хватает ключи от сундуков и бежит громить… библиотеку.
Чума — когда человек забывает о живых отношениях с другими людьми, и лишь злится на бездушный автомат, который его «не понимает». А понимает ли он сам себя?
И наконец — когда пожилые люди собираются вместе, чтобы посидеть, повспоминать и хоть не надолго скинуть груз лет… Это тоже объявляется пиром во время чумы. Потому что сердце и душу другим открывать — нельзя, это болезнь. Стараться не выживать, а, по возможности жить достойно — не рекомендуется; всем должно быть плохо,кто не жалуется, тот «зажрался» и «заворовался».
Это не Дом ветеранов сцены. Это — психиатрическая больница. Где санитары, сами больные современной чумой, держат взаперти здоровых — тех, кто еще помнит, что такое настоящая жизнь, любовь, доброта и открытое сердце.
Самый забавный момент спектакля — когда Дон Гуан импровизирует при помощи строчек Пушкина, в которых присутствует личное местоимение «Я».
Это самое «Я», размножается, расползается… и затмевает даже слово «совесть»… а оно, это слово, всё горит — даже во время чумы.
В «Моцарте и Сальери» железную конструкцию удается удержать в равновесии при помощи различных, не присущих ей предметов.
В последней части она приходит в равновесие сама — висит, позвякивает…
Может, потому, что современная чума должна помаленьку пойти на спад.
Вон — уже освобожденный из неволи режиссер на поклоны выходит.
Глядишь, какой-нибудь Воланд даст отмашку, и прозвучит долгожданный крик: «НЕВИНОВНЫ!».