Уютный трикотаж: интернет магазин белорусского трикотажа

Маргарита степун и галина кузнецова фото – «Блестящий редактор и виртуозный матерщинник». 10 фактов о Иване Бунине от воронежских филологов. Последние свежие новости Воронежа и области

Маргарита степун и галина кузнецова фото – «Блестящий редактор и виртуозный матерщинник». 10 фактов о Иване Бунине от воронежских филологов. Последние свежие новости Воронежа и области

Содержание

биография, личная жизнь, вклад в литературу

Писать о поэтессе Галине Кузнецовой вряд ли стоит. Это имя ничего не скажет никому, кроме литературоведов и любителей творчества И. А. Бунина. Якобы удочеренная, а на самом деле – его любовница, она жила вместе с Иваном Алексеевичем и его женой во французском Грассе и Париже. К этой странной «семье» присоединился еще и никому не известный литератор Леонид Зуров. Пребывали они в Париже, но куда чаще – в Грассе, на вилле. Альпы с одной стороны, море – с другой. Не зря там была написана «Жизнь Арсеньева», роман, так восхищавший, например, Паустовского. Вдохновлена была и Галина, издавшая позже прозаическое произведение о том периоде своей жизни. Это стало самым значительным успехом ее творчества.

Киевское детство. Эмиграция

Родилась Галя на переломе веков, 10 декабря 1900 года. Именно в этот день в дворянской, с древними корнями, киевской семье родилась дочь, которой предстояло прожить очень непростую, противоречивую, полную трагических событий жизнь. Скоро они переехали с окраины украинской столицы на улицу, запомнившуюся ей прежде всего своими каштанами. Она носила название Левандовской. Через 18 лет окончила там же гимназию, женскую, конечно. Образование там давали хорошее, но вполне традиционное, классическое.

галина николаевна кузнецова

Жила она с матерью, которая вышла замуж второй раз, и с отчимом. Отношения между членами семьи были очень непростыми. Подробнее об этом можно узнать в «Прологе». Так называется автобиографический роман Г. Н. Кузнецовой. Есть невнятные, глухие упоминания об этом и в ее сохранившихся дневниках. Именно это стало главной причиной ее очень раннего замужества. Революцию она встретила уже замужней дамой. Избранником стал юрист и офицер Белой армии Дмитрий Петров. С ним она и отплыла в 1920 году в прибежище многих эмигрантов из России, Константинополь. Пароход, как и все подобные ему, был переполнен беглецами, отчаявшимися и не видящими будущего, но и настоящее России, большевистское, не приемлющими ни в каком виде. Может, это стало одним из поводов быстрого сближения Галины Николаевны Кузнецовой с Буниным? Но это произошло много позже, когда ей было уже почти 33 года.

Первым европейским городом для молодоженов стала Прага. Собственного дома, естественно, не было. Обитали в знаменитом эмигрантском общежитии. Эта «Словодарня» оставила след в судьбах многих беглецов из бывшей империи. Творчеством она пыталась заниматься давно и вот поступила в располагавшийся в Париже институт. Скоро туда, в романтическую французскую столицу, они и переехали. Этот город тоже славится своими каштанами, но в ее воспоминаниях они совсем не похожи на те, киевские, которые росли около дома ее детства.

Творчество

Стихи новой поэтессы тут же стали появляться в многочисленных тогда русскоязычных журналах. Писалась и проза: рассказы, этюды, новеллы. Критики хвалили, отзывы были вполне доброжелательными. Но поэтом с большой буквы Галина так и не стала. Стихи ее слишком холодны, хотя многие искусны. Со стороны формы претензий к ним не много. Только вот пропускать через описание собственные чувства и эмоции она так и не научилась. Да и можно ли этому научиться? Ее пейзажи акварельно прозрачны, но безлики, там нет автора.

галина николаевна кузнецова и бунин

Если сравнивать с живописью, это точное изображение увиденного, подобное фотографии. В ее творчестве не зря почти отсутствуют стихи о любви. Она и сама смутно понимала это. «Художник» – так называется повесть, где она пытается дать характеристику самой себе. Тем не менее ее стихи довольно высоко оценивал Вячеслав Иванов. Впрочем, оно и понятно. Ему было близко мистическое, символистское мышление автора. Поэзия Кузнецовой так и осталась разбросанной по журналам. Впрочем, для своего времени она начала довольно неплохо. В это время и произошло главное событие ее жизни.

Встреча, изменившая жизнь

Как свидетельствует биография, Галина Николаевна Кузнецова жила к тому времени вполне обеспеченно. Ладная, небольшого росточка, с хорошей фигурой, озорная. Так ее воспринимали многие, особенно на море, куда они с Дмитрием ездили, как только выдавалась такая возможность. Только самые близкие различали в ее глазах грусть. С Буниным они уже когда-то встречались. Он взял рукопись, которую ее просили передать, что-то сказал, и они расстались, не произведя один на другого ни малейшего впечатления.

Вторично и во многом заново они познакомились в 1926 году. На побережье был бархатный сезон. Она прогуливалась вдоль моря с поэтом Михаилом Гофманом. Ивану Алексеевичу было уже шестьдесят. Он пожал при встрече ее ладонь, она взглянула в его глаза. Этого оказалось достаточно для того, чтобы она почти сразу после возвращения домой ушла от мужа. Он совершенно не понимал, что случилось. Долго уговаривал ее одуматься, даже грозил смертью классику. После расставания долго приходил с цветами, приносил деньги. Все было бесполезно. Вероятно, он что-то понял и исчез навсегда, растворившись среди многочисленных земляков, живших в Париже.

Две женщины и Бунин

Началась новая жизнь вряд ли ожидавшей этого от судьбы Галины. Будучи давнишним поклонником творчества Бунина, Галина Николаевна Кузнецова теперь чувствовала себя загипнотизированной его личностью. Иногда она пыталась этому сопротивляться, начинала рвать его письма, но продолжалось это только до их следующей встречи. Мало что значило для нее и мнение других людей. Ведь слухи о романе сразу стали новостью номер один среди русской эмиграции. В большинстве их, конечно, осуждали. В том числе и Веру Николаевну Муромцеву, его жену. Как это, 30 лет отдать мужчине, пройти с ним через такие испытания, а теперь терпеливо сносить оскорбление, недоуменно улыбаясь знакомым? А что ей было делать? Женщина прекрасно осознавала, что без него жизни для нее не будет, как и для него без нее. Слишком многим связали их эти годы.

галина николаевна кузнецова 1900 1976

Вера Николаевна нашла невероятный, но во многом спасительный ход. Ее муж когда-то потерял ребенка от первой супруги. Мальчик пяти лет всего лишь за неделю сгорел от смертельно опасной тогда скарлатины. Больше детей не было. Так что же он нашел в этой больше похожей на молодую девчушку женщине? Ну конечно. Она заменила ему ребенка. В таком вот двойном качестве Галина и стала жить в их семье. Официально для посторонних – ученица мэтра и приемная дочь, на самом деле – любовница. Впрочем, что на самом деле происходило в треугольнике, вершиной которого был Бунин, не известно. Сам он дневники тех лет уничтожил, сжег.

Воспоминания

Хоть как-то намекнуть на истину, хотя бы во избежание сплетен, могла сама Галина. Самое лучшее и известное из ею созданного – «Грасский дневник», посвященный именно времени тесного общения троих героев этой статьи. Но она ни словом не обмолвилась об истинном отношении к Ивану Алексеевичу. Верная поклонница и ученица, которая выполняет поручения хозяев, составляет, если нужно, компанию во время прогулок, слушает рассуждения Бунина о литературе, осмеливаясь вставлять свои замечания далеко не всегда. Таков ее образ в этой книге.

Но прослеживается там и сложность такой, не совсем обычной, мягко говоря, ситуации. Характер хозяина дома был хорошо известен его жене. За годы совместной жизни она сумела к нему подстроиться, понимала, что он во всех ситуациях будет оставаться во главе угла. Раздражительный, язвительный, зачастую безжалостный к другим человек, который сам не меньше остальных страдал от своего эгоцентризма. Галина поняла все это далеко не сразу. Она пишет о его злости по поводу ее попыток самой заниматься литературой, о невозможности быть в его присутствии самой собой. Но она не понимает, как кажется, причин всего этого.

Четверо в одном доме

Еще необычнее и даже сумасброднее ситуация стала, когда Бунин пригласил жить с ними Зурова. Эту ситуацию Галина не утаивает, но тоже лишь частично. Этот человек был давно и безответно влюблен в В. Н. Муромцеву. Более того, Иван Алексеевич об этом знал. Пикантно, конечно. Не зря о низком моральном облике писателя любят писать и упоминать столь многие никогда его не видевшие коллеги по перу. Только все там было намного сложнее.

галина николаевна кузнецова личная жизнь

Постепенно она все более тяготилась несвободой. Иногда вырывалась в Париж, ходила на выставки, в музеи. Он в ответ глухо раздражался, сжимая кулаки от злости. Леонид, имеется в виду Зуров, не добавил гармонии в эту компанию. Он был очень неуравновешенным, пребывавшим в вечном унынии человеком. А Вера Николаевна только и делала, что жалела их всех: свою молодую соперницу, понимая ее тягу на волю, Леню, мужа. Попыток как-то изменить ситуацию она предпринять даже не пыталась.

Безысходность

В книге Галины Николаевны Кузнецовой (фото в статье) все чаще появляется слово «безысходность». Удушающее чувство всевластия над собой другого человека не дает ей жить, работать. Да и сам Бунин проговаривался жене о том, что вдвоем им бы было, наверное, лучше. Конечно, скучнее, но спокойнее. Усугублялось все дурным характером хозяина. За эти годы он умудрился рассориться почти со всем литературным сообществом русской эмиграции. Он на дух не переносил соперничества. Отсюда и его издевательские, становившиеся известными, замечания о поэтах и писателях Европы той поры. У них в доме практически перестали бывать гости. Ближайшие друзья и соседи в Грассе говорили, что не хотели бы видеть у себя всех их четверых сразу. Связывающая их и удушающая всех нить ощущалась сразу.

Пишет Галина Николаевна Кузнецова (1900-1976 гг.) и о бедности, которая становилась уже просто угрожающей. В этой ситуации надежда на получение Нобелевской премии становилась единственным, что обещало спасение. И как оказалось, именно поездка в Стокгольм станет спасением для всех четверых. Но до этого случилось знакомство с Федором Степуном, гостившим у них во время своей лекционной поездки. Он оказался одним из немногих, кого совершенно не смущал характер Бунина. Человек с искрометным юмором, любящий и умеющий спорить, он во всем практически с ним не соглашался, но Иван Алексеевич, что странно, это терпел. Присутствие гостя несколько разрядило обстановку, но он уехал к себе в Германию, и все вернулось на круги своя.

галина николаевна кузнецова стихи

«Грасский дневник» — это шесть лет жизни женщины, которая, наверное, и не была способна на самостоятельные, сильные поступки. Она могла вырваться из ставшего почти тюрьмой дома, когда за ней ухаживал не оставивший ее равнодушной художник. Его фамилия была Сорин. Он не стал настаивать так решительно, как надо было в этом случае, а она не решилась порвать с прошлым.

Разрыв

В Стокгольм они поехали без Зурова. Возвращаться решили кружным путем, навестив сначала Степуна в Дрездене. Это и оказалось началом конца ставших уже невыносимыми для всех отношений. Дело в том, что у него в то время гостила сестра, талантливая и довольно известная певица, которая была ярой лесбиянкой. А Галина после стольких лет жизни с талантливейшим поэтом и прозаиком, но невыносимым человеком, пожалуй, в мужчину влюбиться была уже не в состоянии. Привыкшая к роли «ведомого» человека, она оказалась не в силах противостоять напору властной женщины, которая очаровала ее с первой встречи.

О жизни Маргариты Степун до встречи с Галиной известно не много. Она была из очень богатой семьи фабриканта. До 1917 года, скорее всего, жила в Москве. В эмиграции очень много выступала с концертами. Музыка, прекрасный голос новой знакомой, другая обстановка. Все это сыграло свою роль, и в Грасс вернулась уже другая Галина, которую Бунин внутренне не принимал. А вскоре Марга, как ее называли родственники и друзья, приехала к ним. Что происходило тогда в доме, известно из записей В. Н. Муромцевой. Гостью она называет особой самолюбивой, с трудным характером и завышенным самомнением. Но именно поэтому она вписывалась в их сложившуюся компанию. Впрочем, все уравновешивалось ее спокойным нравом. Бунин все больше раздражался по поводу дружбы Галины Николаевны Кузнецовой и Маргариты Степун (фото в статье), но терпел. По-настоящему он до конца не понимал, что происходит. Когда Маргарита Степун уехала, он пытался ввести отношения с «ученицей» в прежнее русло, но это было уже вряд ли возможно. Прошло совсем немного времени, и она тоже отправилась в Германию.

галина николаевна кузнецова и маргарита степун фото

Для Бунина это стало крахом, потрясением. Он воспринимал поступок Галины Николаевны Кузнецовой, о личной жизни которой идет речь в статье, как предательство, оскорбление. А она понимала, что новое увлечение не оставило ей выбора. Отныне места для нее рядом с Яном, как его называла Вера Николаевна, не было. Ей нужно было самооправдание, и она его нашла в том, что после получения премии он уже не так нуждался в поддержке. Полного разрыва в отношениях, правда, не произошло. Жена классика действительно привязалась к ней, как к дочери. А во время гитлеровской оккупации обстоятельства сложились так, что влюбленные женщины были вынуждены жить все в том же грасском доме. Бунин попыток вернуть ее не предпринимал. Злился, недоумевал по поводу «странной пары», но почти смирился.

Новая жизнь

Маргарита была не так болезненно эгоистична, но во властности мало уступала Ивану Алексеевичу. Галя, по сути, осталась в таком же подчиненном положении, но не тяготилась им. Она стала более уверенной в себе, несколько преодолев свои комплексы, продолжила литературные занятия, публиковалась. Но первой скрипкой в этом дуэте была, конечно, Марга. Рассказы и стихи Галины Николаевны Кузнецовой вновь начали, хоть и не часто, брать в журналы, публиковать, но сколько-нибудь значительный статус она так и не обрела. Слишком много времени было упущено. «Грасский дневник» Галины Николаевны Кузнецовой вышел в Вашингтоне в 1967 году. Это было отдельное издание, сразу вызвавшее большой интерес. Несмотря на то что она решилась все-таки на разрыв отношений с Буниным, в сознании современников и потомков осталась только благодаря ему.

Еще в 1949 году Галина Николаевна Кузнецова и Маргарита Степун уехали в США. Личная жизнь обеих вполне устраивала. Они так до конца и остались вдвоем. С 1955 года работали в ООН, в русском отделе. Вместе со всеми сотрудниками через десять лет их перевели в Женеву. Последние годы местом проживания стал Мюнхен. Галина пережила Маргариту Августовну на пять лет. Не стало ее в 1976 году, 8 февраля. Похоронены обе в том же немецком городе.

галина николаевна кузнецова биография

Послесловие

Стоит упомянуть о судьбе других героев этой истории. Премиальных денег Бунина хватило не надолго. Последние годы писатель провел в нищете, которую не преувеличением будет назвать ужасающей. С людьми общался мало, а с писателями тем более. С возрастом он становился все более желчен и невыносим в отношениях. Но сблизился с советскими литераторами, даже подумывал о возвращении. Впрочем, его биография прекрасно известна всем. А в 1961 году, через 8 лет после кончины автора «Темных аллей», не стало его страдалицы-жены. Между прочим, все последние годы ей платили пенсию, приходившую из СССР. Это позволял статус жены русского писателя. Остался Зуров. К самостоятельной жизни он так и не приступил. Жил с Буниными. Очень тяжелое расстройство психики, так ни к чему и не приведшая литературная работа и кончина в психиатрическом приюте в 1971 году. Упокоился вместе с Иваном и Верой Буниными на известном могилами русских эмигрантов парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

«Блестящий редактор и виртуозный матерщинник». 10 фактов о Иване Бунине от воронежских филологов. Последние свежие новости Воронежа и области

Уходящий 2015 – год 145-летия Ивана Бунина – примирил писателя с Воронежем. Впервые за много лет в городе открылась масштабная выставка подлинных фотографий и документов Бунина, воронежцам показали картины лучшего друга Бунина – художника и писателя Петра Нилуса. А областной департамент культуры объявил о разработке проекта музея Бунина. Подводя итоги «бунинского» года, корреспондент «РИА Воронеж» с помощью воронежских филологов собрала интересные факты о нашем выдающемся земляке.

Сергей Морозов, московский буниновед:

— На Бунина очень часто навешивают разные ярлыки: он был злой, ядовитый, желчный, он скупой, он эгоист. Доходило до того, что Бунина называли и масоном, и человеком, поддерживающим немцев во время войны. А «клубничных» вещей про его личную жизнь я вообще не касаюсь. Снимаются книги, пишутся фильмы, без каких-либо ссылок. Все это походит на романы и выдумки.

Факт первый. Бунин был «колючим» человеком

«…По живости своего темперамента он многих бранил, но часто тут же, в той же фразе, напоминал обо всем талантливом, обещающем, что находил в них. Бранил он легко, очень легко, но это зависело от многого: он был безгранично требователен к себе и хотел того же от других».

Галина Кузнецова, «Грасский дневник».

Сохранилась масса свидетельств того, что писатель был язвительным и острым на язык человеком. Литературоведы подчеркивают: да, нрава он был непростого. Но злым человеком он никогда не был.

— Десятки лет, особенно в советское время, недоброжелатели Бунина создавали миф об озлобленности писателя, — рассказывает воронежский буниновед Владимир Бойков. — В качестве примера приводятся его воспоминания, в которых он критикует ряд писателей и современников: Маяковского, Есенина, Алексея Толстого, Максима Горького. Бунин предъявляет им «гамбургский счет», обвиняя их и в том, что они пошли на сотрудничество с коммунистическим режимом. То, что многие принимали за озлобленность, было его принципиальностью. Он судил их по так называемому «пушкинскому принципу». Пушкин считал, что «слова поэта суть его дела». Бунин судит их дела по их словам. Он был взыскательным и требовательным человеком, но никак не озлобленным.

 
 

— Он не был злым, но очень едким человеком, — отмечает доктор филологических наук, заведующий кафедрой славянской филологии филфака ВГУ Геннадий Ковалев. – Почему? Жизнь заставила. Он родом из обедневших дворян, и считал себя дворянином, но жил он в таких условиях, что дальше некуда. В Озерках, где прошло его детство, иногда нечего было есть. Гимназию он так и не окончил — во-первых, он много болел, во-вторых, у него не было особого желания учиться. Он вырастал гением, а гений и школа – вещи несовместимые. Бунину надо было вырастать из самого себя – то, что в нем было заложено, то он и реализовал. В этом смысле он был близок к Чехову. С Чеховым они дружили. Но вообще Бунин был человеком колючим. Он не всегда признавал дружество любого человека. Такой человек должен был быть хорошим дипломатом. Единственным человеком, с которым он не ругался, была Тэффи. Это была милая, хорошая женщина, которая все могла уладить. Бунин дружил с Куприным, хотя тот любил выпить и подшофе становился хуже Бунина.

— Бунин не терпел поверхностности, — отмечает доктор филологических наук, профессор, заведующая кафедрой русской литературы ХХ–ХХI вв., теории литературы и фольклора ВГУ Тамара Никонова. — У него было осознание значительности своего дарования. Он не был только резким и желчным. Но не потому, что ему хотелось поскандалить: он не прощал небрежности в работе, недодумывания каких-то вещей, которые казались ему очень важными.

КСТАТИ

Иван Бунин принадлежал к одному из старейших родов России. Первый заграничный паспорт, выданный Бунину до революции, на французском языке содержал приставку «де». В его паспорте было написано «Jean de Bounine». Будучи во Франции, он так и писал свое имя.

Факт второй. Бунин спас от смерти трех евреев

Во время Второй мировой войны Иван Бунин вместе со своей женой Верой Николаевной живут в юге Франции, в Грассе, на вилле «Жаннетт». Надо сказать, что нацисты, зная о том, что он Нобелевский лауреат, белогвардеец и эмигрант, относились к писателю с уважением. Но ни на какое сотрудничество с немцами Бунин не шел. Несмотря на то, что по соседству с бунинским домом жили немецкие офицеры, это не помешало писателю, рискуя своей жизнью и жизнью Веры Николаевны, на протяжении нескольких лет укрывать на своей вилле трех евреев. Это журналист и литературный критик Александр Бахрах, пианист Александр Либерман и его жена. Этих людей писатель спас от смерти. Именно поэтому в Израиле писатель был выдвинут на звание «Праведника мира».

Факт третий. Бунина чуть было не назвали Филиппом

Впоследствии журналист Александр Бахрах напишет интересную книгу воспоминаний об Иване Алексеевиче — «Бунин в халате». В книге встречается любопытное свидетельство – Бунин ненавидел букву «Ф». И признался журналисту, почему: в детстве матушка хотела назвать его Филиппом. Но в последний момент нянька отговорила барыню: «Зачем барчуку имя Филипп? Пусть будет Иваном».

Факт четвертый. Бунин жил в одном доме с женой и любовницей

На вилле в Грассе: Кузнецова стоит, слева направо: Маргарита Степун (любовница Кузнецовой), Бунин, Вера Николаевна

Писатель был пылким и влюбчивым человеком. Первой любовью Ивана Алексеевича была Варвара Пащенко, которая бросила его и вышла замуж за его друга Арсения Бибикова. Вторая любовь Бунина – одесская гречанка Анна Цакни, брак с которой продлился недолго – красавица-жена его быстро разлюбила. Их единственный ребенок – сын — умер, когда ему было пять лет. После этого детей у писателя не было.

Самой преданной женщиной писателя стала Вера Николаевна Муромцева, которая прожила с ним до самой смерти и оставила о нем книгу воспоминаний — «Жизнь Бунина». Именно она привнесла в жизнь писателя уют и стала настоящей хозяйкой.

В 1926 году в Грассе Бунин познакомился с начинающей писательницей Галиной Кузнецовой, с которой завязался роман, продолжавшийся целых 15 лет. Бунину Кузнецова годилась в дочери – разница в возрасте между ними составляла 30 лет. Около года любовники встречались на съемной квартире в Париже. Разводиться с Верой Николаевной писатель не собирался: «Любить Веру? Как это? Это все равно что любить свою руку или ногу…», — говорил писатель. В итоге он поставил жену перед фактом: Галина будет жить с ними под одной крышей в качестве секретаря, ученицы и приемной дочери. «Пусть любит Галину… только бы от этой любви ему было сладостно на душе…», — писала смирившаяся Вера Николаевна в своем дневнике.

Получать Нобелевскую премию в Стокгольме Бунин поехал вместе с Верой Николаевной и Галиной. На обратном пути ученица писателя простудилась, и супруги решили остановиться в Дрездене — оставить Галину в доме друга Бунина, философа Федора Степуна. Там она познакомилась с его сестрой – оперной певицей Маргаритой или, как ее называли друзья, Маргой. Когда через неделю Галина вернулась в Грасс, Иван Алексеевич почувствовал, что его возлюбленная проводит с ним гораздо меньше времени. Правда вскрылась, когда на виллу Буниных приехала Марга Степун. Женщины не расставались ни на минуту, жили в одной комнате. Поначалу Бунин подшучивал над подружками, пока не понял, что они любовницы. Для писателя это был сильнейший удар. После выяснения отношений с Буниным Кузнецова и Степун покинут грасскую виллу. История этого «любовного четырехугольника» легла в основу фильма «Дневник его жены».

Факт пятый. Бунин был матерщинником

— Бунин жил нормальной жизнью русского человека. Он был не только превосходным писателем, обладающим высоким уровнем образности, но в то же время мог обматерить по-черному, — рассказывает Геннадий Ковалев. — В письмах Бунина мат встречается, где нужно и где не нужно. Причем он сравнивал себя с Куприным, который в виртуозном мастерстве владения матом превосходил Ивана Алексеевича. Но первое место в этом мастерстве принадлежало Алексею Толстому, который знал не только «малый» петровский «загиб», но и «большой».

Оборот или «загиб» — это стремящаяся к бесконечности цепь «многоэтажных» ругательств. Так, «малый» оборот включает более 35 ругательств, а «большой» – 120. Последним, кстати, по словам Геннадия Ковалева, виртуозно владел император Петр Первый. А двумя оборотами сразу – Сергей Есенин.

— Иван Бунин понимал, что мат – частица национального русского языка. Кстати, когда ему присвоили звание академика, он решил создать словарь русского мата, — отмечает Геннадий Филиппович. — Нанял мальчишку, который бегал и списывал все, что написано на заборах, подслушивал матерные слова.

Факт шестой. Бунин раздал Нобелевскую премию.

Злые языки утверждают, что Нобелевскую премию Иван Бунин выбросил на ветер – пропил и проиграл. Но, как утверждают филологи и буниноведы, это миф. Так, после получения награды Бунин раздал нуждающимся почти 120 тысяч франков.

— Документы говорят о том, что Нобелевскую премию писатель раздал, — отмечает Сергей Морозов. — Знаете, как называли бунинскую квартиру в Париже? Центр помощи.

— Бунин никогда не был пьяницей, — подчеркивает Геннадий Ковалев. — Другое дело – когда появляется такой большой экономический шанс, у писателя появляется много «прилипал» — знакомых, которые просят о помощи. Это характеризует Бунина с другой стороны: он был щедрым человеком. После того, как Нобелевская премия была проедена, Бунины жили в дикой бедности. В Грассе, во время оккупации, чтобы хоть как-то выжить, они даже завели огородик.

— Конечно, у Бунина были замашки русского барина, — отмечает Тамара Никонова. — Кстати, Бунины никогда не садились вдвоем за стол, даже тогда, когда они жили чрезвычайно бедно и голодали на вилле «Жаннетт». Бахрах, Кузнецова, писатель Леонид Зуров – это были люди, которым не на что было жить. Бунины сами еле сводили концы с концами, но два-три «нахлебника» у них всегда жило.

Тамара Александровна указывает на еще один факт: в 1933 году денежный эквивалент Нобелевской премии был самый маленький за всю ее историю. Всему виной – великая депрессия 1929-1930-х годов, с которой Европа справлялась с большим трудом.

Факт седьмой. Миссия по возвращению Бунина в СССР провалилась

Несмотря на свою ненависть к большевикам, писатель сильно тосковал по родине и, как утверждают некоторые исследователи, даже думал над предложением Алексея Толстого вернуться в СССР.

— То, что сам писатель собирался вернуться в СССР — скорее, миф. Да, Бунин был в советском посольстве, но это не значит, что он подписал какие-то бумаги, — считает Тамара Никонова.

 
 

После войны миссией по возвращению Бунина в Советский Союз занимался поэт Константин Симонов. В советское время появилась легенда о том, что советское правительство решило соблазнить голодающего Бунина гастрономическими изысками: мол, из Москвы в Грасс прилетал самолет с удивительными яствами.

— Бунины жили в абсолютной бедности. Они были рады принять у себя Константина Симонова, но угощать его было нечем, — рассказывает Тамара Никонова. — На самом деле Симонов договорился с Буниными, что он будет гостить у них со своими угощениями на их площади. Он попросил летчика закупиться нехитрой снедью — водочкой, селедкой, черным хлебом, колбасой. И вроде бы Бунин за столом приговаривал: «Хороша большевистская колбаска…». Но Бунин так и не согласился переехать в СССР. А Симонов доложил о неуспехе своей миссии.

Факт девятый. Ни одно из предложенных Буниным произведений так и не было экранизировано

— Еще при жизни Ивана Алексеевича к нему обращались киношники с просьбой продать им права на экранизацию, — рассказывает буниновед Сергей Морозов. — В одном из писем заинтересованному лицу он перечислил список своих произведений, которые можно было бы экранизировать. Но ничего из этого списка до сих пор не экранизировано.

Один из рассказов в этом списке — «Господин из Сан-Францизско». По мнению буниноведа Сергея Морозова, экранизировать его мог Лукино Висконти, но он этого не сделал. Но, продолжает Сергей Морозов, «Бунина лучше читать, и читать медленно».

Факт восьмой. Бунин восхищался Твардовским, но не любил Достоевского

Иван Алексеевич хвалил писателя и поэта Александра Твардовского за поэму «Василий Теркин».

— Твардовский не был испорчен похвалами, он растерялся и сказал: «Ванька Бунин меня обхвалил!» Когда-то мне кто-то из студентов сказал: «Что ж хорошего, что Твардовский так сказал – он Нобелевского лауреата держал за панибрата». Я ответил: «Что бы ты понимал: для крестьян Ванька Бунин — это семейное прозвание». То есть Твардовский ввел его в свою крестьянскую семью. И никакая Нобелевская премия не играла роли.

В то же время в книге Галины Кузнецовой «Грасский дневник» есть любопытное свидетельство о том, что Бунин считал Достоевского плохим писателем. А разговоре с Верой Николаевной и Леонидом Зуровым он заметил: мир, зачитывающийся «плохим писателем» Достоевским, как будто помешался.

«Хочу сказать, что, очевидно, ошибаюсь не я, а «мир», что мы имеем дело со случаем всеобщего массового гипноза. Но не только не смеют сказать, что король голый, но даже и себе не смеют сознаться в этом», — говорил Иван Алексеевич.

Факт десятый. Бунин и Набоков были соперниками

Еще в начале 1920-х годов молодой литератор Владимир Набоков написал письмо, в котором признавался Ивану Бунину в любви к его творчеству. Две знаменитости встретились в Берлине, на торжественной встрече в честь вручения Бунину Нобелевской премии. Набоков читал его стихи. Удивительно, но спустя годы Набоков назовет Бунина «старой тощей черепахой» и пошляком. История взаимоотношений двух писателей отражена в книге Максима Шраера «Бунин и Набоков. История соперничества».

— Кто-кто, а Набоков отличался большой избирательностью в отношениях с людьми, — отмечает Тамара Никонова. — Когда Бунин пригласил его встретиться и посидеть, он иронически написал о том, что душещипательных разговоров по-русски, за водочкой, для него не существует. Набоков и Бунин – во всем разные. Первый язык, на котором заговорил Набоков, — это английский. В шесть лет он только начал учить русский – отец спохватился, что ребенок совсем не говорит на нем. При этом вплоть до 1940-х годов, когда он окажется за пределами Европы, он будет русским писателем. Кажется, что в этом англизированном высокомерном человеке даже предполагать нельзя любви к России. Но она прослеживается в его лирике. Так, житейская биография разительно отличается от художественного текста.

«Все думали, что это крокодил, а это Бунин в гости заходил»

Бунин был артистичным человеком (не зря Станиславский приглашал его в свою труппу и даже предлагал роль Гамлета) и любил розыгрыши. В книге «Жизнь Бунина» Вера Муромцева-Бунина приводит воспоминание Ивана Алексеевича: весной 1901 года вместе с Куприным он нанес визит начальнице ялтинской женской гимназии Варваре Харкеевич, которая была поклонницей обоих писателей. Не застав ее дома, Бунин и Куприн прошли в столовую, к пасхальному столу и, «веселясь, стали пить и закусывать». Куприн предложил: «Давай напишем и оставим ей на столе стихи», и писатели, хохоча, написали хозяйке дома на скатерти шуточное послание, которое она потом вышила:

В столовой у Варвары Константиновны
Накрыт был стол отменно-длинный,
Была тут ветчина, индейка, сыр, сардинки –
И вдруг ни крошки, ни соринки:
Все думали, что это крокодил,
А это Бунин в гости приходил.

Заметили ошибку? Выделите ее мышью и нажмите Ctrl+Enter

Как Париж стал городом любви для русских писателей. История вторая. Иван Бунин и Галина Кузнецова&nbsp

Обоих захватило страстное чувство. Не остановило их влечение друг к другу и то, что оба к тому времени состояли в браке: Бунин был женат на Вере Николаевной Муромцевой, а Галина была замужем за юристом Дмитрием Петровым, белым офицером, вместе с которым после длительного путешествия прибыла в Грасс. Отношения с ним у Галины не складывались, она упрекала супруга за «слабость характера», жили очень бедно. Она занималась переводами и писала, а Дмитрий не был востребован как юрист, отчего трудился таксистом и души не чаял в любимой жене. Однако этого оказалось недостаточно. Влюбленная в Ивана Алексеевича, Галина чаще стала задерживаться, возвращаясь домой все позже. Наконец, Дмитрий не выдержал и предложил жене раз и навсегда сделать выбор. Выбор оказался не в его пользу. За расставанием последовал скандал. Брошенный супруг намеревался даже убить Бунина, но, в конце концов, уехал из Франции навсегда.

Началась страстная пора в жизни влюбленных. Они встречались в небольшой съемной квартирке с зелёным шёлком на стенах и окном на садовую ограду Тюильри в Париже, куда Бунин часто приезжал из Грасса. Вера Николаевна, конечно же, знала о любовных похождениях супруга, жаловалась на него всем знакомым, между ними даже случилось бурное выяснение отношений, после которых писатель уехал в Париж. Влюбленные продолжали встречаться: на вокзалах, в кафе, в Булонском лесу, театре, концертных залах. В Париже Бунин становился совсем другим. Охваченный как огнем, чувствами к своей пассии, Иван Алексеевич спешил радовать ее походами в кафе и рестораны. В Париже он молодел, растрачивал себя, путал день с ночью и делал именно то, что кажется в Париже таким естественным — любил. Фото: WriterVall Но их встречи были омрачены неизбежным расставанием, ведь писатель каждый раз возвращался домой в Грасс, к своей жене, которую и не думал бросать, к спокойной жизни, строгому писательскому режиму. Так продолжалось год. Не найдя лучшего решения, Бунин пригласил Галину жить вместе с ним и его женой в Грасс, а обескураженную Веру Николаевну поставил перед фактом. Последняя, искренне любя супруга и не мысля жизни без него, согласилась на это унизительное условие и приняла соперницу в свой дом в качестве «ученицы и приемной дочери» писателя.

Этот период был нелегким для всех. Все трое вели дневники, куда в весьма сдержанной манере записывали нюансы их общего быта. В отличие от дневников своих жен, Бунин не имел обыкновения записывать заметки ни об одной из них, тогда, как женщины изредка, но красноречиво жаловались то на безденежье, то на невозможность создать в доме уютную атмосферу. Кроме больших финансовых трудностей, они ежедневно испытывали всеобщее эмоциональное давление. Почти всё их окружение довольно неодобрительно относилось к создавшейся ситуации и ко всем участникам любовного треугольника. Бунину было на это все решительно наплевать, а дамам эти насмешки доставляли большие неприятности. Больше всего доставалось, как ни странно, Вере Николаевне за то, что она этой безнравственности так и не воспрепятствовала.

Ситуация становилась все более обременительной и в виду того, что Ивану Алексеевичу будучи дважды номинированному на Нобелевскую премию так и не удавалось заполучить долгожданную награду. Галина, уже давно освободившаяся от «магнетизма» глаз любимого с каждым днем осознавала свое незавидное положение и откровенно страдала от понимания того, что Иван Алексеевич никогда не бросит жену. Фото: LiveInternet Положение дел несколько выправилась, когда писателю, наконец, удалось стать нобелевским лауреатом в 1933 году. Щедрое денежное вознаграждение, конечно же, позитивно сказалось на общем настроении. Но это было лишь временной анестезией. Хирургическое же вмешательство для удаления тотальной зависимости от Бунина с Галиной случилось во время путешествия из Швеции во Францию, когда они остановились в доме друга Бунина — писателя Федора Степуна. Там Галина неожиданно заболевает и остается до выздоровления. Бунин с женой уехали без нее. На вилле в Грассе: Кузнецова стоит, слева направо: Маргарита Степун, Иван Бунин, Вера Муромцева-Бунина Именно в то время и случилось долгожданное освобождение и более того, новая, совершенно невероятная любовь Галины к сестре Федора — Маргарите Степун, которая последовала за любимой в Грасс после ее отъезда. Говорить о том, что Бунин был в недоумении не нужно. С каждым днем расстояние между Галиной и ним становилось все большее, пока, наконец, он не понял, что эта привязанность у Галины к Марге отнюдь не простая. Эта наконец разрешившаяся ситуация была совершенно невыносима для него, ведь он, знаток женских сердец, оказался лицом к лицу к явлению абсолютно ему непонятному. Говорить о том, что он был попросту взбешен не нужно. Ведь он потерял свою любовь и музу, да еще таким унизительным для него образом! Он так и не смог простить Кузнецову: «Главное — тяжкое чувство обиды, подлого оскорбления… Собственно, уже два года болен душевно— душевно больной». Галина с Маргаритой вынуждены были находиться на иждивении у Буниных еще целый год во время войны в 1941-1942 гг. Этот год был особенно тяжелым для Галины и Марго. Но, в конце концов, они сумели уехать в Америку, где и жили до глубокой старости вместе. Бунин же остался жить с Верой Николаевной в Грассе, где 3 июня 2017 года планируется торжественное открытие памятника в честь великого русского писателя. Памятник городу будет подарен знаменитым российским скульптором Андреем Ковальчуком по инициативе Ренессанс Франсез.

Видео дня. Как выигранные миллионы доводят до пьянства и долгов

Читайте также

Кузнецова, Галина Николаевна — Википедия

Материал из Википедии — свободной энциклопедии

Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 10 июня 2018; проверки требуют 6 правок. Текущая версия страницы пока не проверялась опытными участниками и может значительно отличаться от версии, проверенной 10 июня 2018; проверки требуют 6 правок.

Галина Николаевна Кузнецова (по мужу Петрова; 10 декабря 1900, Киев — 8 февраля 1976, Мюнхен) — русская поэтесса и писательница, мемуаристка.

В 1918 окончила в Киеве первую женскую гимназию Плетневой, в 1920 вместе с мужем, белым офицером, уехала в Константинополь, затем перебралась в Прагу, а в 1924 поселилась в Париже.

Писала стихи и прозу, c 1922 её публикации стали появляться в журналах «Новое время», «Посев», «Звено» «Современные записки», их заметила критика (Вячеслав Иванов, Георгий Адамович и др.).

В 1926 году через Модеста Гофмана познакомилась с Буниным, у них начался бурный роман. Кузнецова разъехалась с мужем и сошлась с Буниным.

С 1927 жила вместе с семьей и домочадцами Бунина в Грасе.

В 1933 вступила в любовную связь с сестрой Фёдора Степуна Маргаритой (1895—1971)[2], в 1934 уехала к ней в Германию.

В 1941—1942 подруги снова жили в семье Буниных.

В 1949 они переехали в США, работали в русском отделе ООН, в 1959 были вместе с отделом переведены в Женеву, закончили жизнь в Мюнхене[3].

Стихи и проза Кузнецовой продолжали публиковаться в крупнейших эмигрантских изданиях — «Современных записках», «Новом журнале», «Воздушных путях».

В 1967 в Вашингтоне был опубликован её «Грасский дневник», который она вела в 1927—1934. Он стал не только содержательным историко-литературным источником, но и примечательным явлением литературы, главной книгой автора — так или иначе, ничего лучше его Кузнецова не написала. По мотивам книги снят художественный фильм Алексея Учителя «Дневник его жены» (2000), получивший большую известность и награждённый множеством премий (см.: (недоступная ссылка) (недоступная ссылка)).

Близость к Бунину определяет поэзию и прозу Кузнецовой, равно как и её место в русской литературе. Весьма однородные стихи Кузнецовой посвящены природе; ясные, красивые зарисовки меланхоличны по настрою. Её проза бедна событиями, рефлективна и всегда связана с воспоминаниями. С тонким психологическим чутьём описаны ею отношения между людьми в первые годы после переворота и бегства из России.[4]

  • Утро, Paris, 1930 (сборник рассказов)
  • Пролог, Paris, 1933 (роман)
  • Оливковый сад, 1937, факсимильное воспроизведение книги 1937 года из библиотеки Вячеслава Иванова в Риме. В книге — рукой Бунина надпись-письмо с просьбой откровенного отзыва.
  • Грасский дневник. Вашингтон: Viktor Kamkin, 1967
  • Грасский дневник. Париж, 1974
  • Грасский дневник. Рассказы. Оливковый сад. М.: Московский рабочий, 1995
  • Грасский дневник. М.: АСТ-Олимп, 2001
  • Женская проза русской эмиграции / Сост. О. Р. Демидова. СПб.: Рус.христиан. гуманитар. ин-т, 2003.
  • Бунин и Кузнецова. Искусство невозможного: Дневники, письма/ Сост. О.Михайлов. М.: Грифон, 2006
  • Пролог. СПб: Изд-во Міръ, 2007
  • Грасский дневник/ Составление, вступительная статья, комментарии О. Р. Демидовой. СПб.: «Міръ», 2009
  • Степун Ф. Встречи. М.; СПб., 1995.
  • Мельников Н. Г. Кузнецова Галина Николаевна // Литературная энциклопедия русского зарубежья, 1918—1940 : в 4 т. / РАН Ин-т науч. информации по общественным наукам ; гл. ред. А. Н. Николюкин. — 2-е изд. — М. : РОССПЭН, 1997. — Т. 1 : Писатели русского зарубежья. — С. 225—227. — ISBN 5-86004-086-5 (т. 1).
  • Устами Буниных: Дневники Ивана Алексеевича и Веры Николаевны Буниных и другие архивные материалы: в 2 т. / ред.-сост. Грин М.; предисл. Мальцева Ю. — Мюнхен: Посев, 2005.
  • Духанина М. «Монастырь муз». К истории творческих и личных взаимоотношений Г. Н. Кузнецовой, И. А. Бунина, Л. Ф. Зурова, В. Н. Муромцевой-Буниной, М. А. Степун.
  • Батшев В. Писатели русской эмиграции. Германия, 1921—2008: Материалы к биобилиографическому словарю // Литературный европеец. — Франкфурт-на-Майне, 2008. — С. 145—146.
  1. ↑ идентификатор BNF: платформа открытых данных — 2011.
  2. Виктор Подлубный. Иван Бунин и огни его любви // Бизнес-Класс : журнал. — 2014. — Февраль (№ 1). — С. 34-37. — ISSN 1691-0362.
  3. ↑ «…Когда переписываются близкие люди»: Письма И. А. Бунина, В. Н. Буниной, Л. Ф. Зурова к Г. Н. Кузнецовой и М. А. Степун. 1934—1961 / [сост., подгот. текста, науч. аппарат Е. Р. Пономарёва и Р. Дэвиса]. — М., 2014. — Т. 3. — 714 с. — (И. А. Бунин: Новые материалы). — 1000 экз. — ISBN 978-5-85887-438-6.
  4. Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. — М. : РИК «Культура», 1996. — XVIII, 491, [1] с. — 5000 экз. — ISBN 5-8334-0019-8.. — С. 215.

Дневник жены Бунина | Журнал Домашний очаг

Прожив в браке с Верой Муромцевой 16 лет, Бунин привел в дом молодую поэтессу: «Галя — моя ученица. Я буду учить ее писать стихи». Вера Муромцева-Бунина отлично понимала, что у ее мужа и ее ученицы настоящий страстный роман, но согласилась жить с ней под одной крышей. Даже Нобелевскую премию по литературе писатель вышел получать с двумя женщинами.

Треугольник

Вера была третьей женой Бунина, и она во всем отличалась от других его жен. Сдержанная до холодности, безупречно воспитанная, никогда не позволяющая себе истерик, капризов, слез на глазах у мужа… Их первые совместные годы были безмятежно счастливыми. Хотя Вера никогда не хотела быть женой писателя: она слышала, что литераторы непостоянны, что для вдохновения им нужны постоянные романы…

«О всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по нескольку жен», — писала она в своем дневнике.

О всех писателях рассказывали, что у них вечные романы и у некоторых по нескольку жен.
Вера Муромцева и Иван Бунин

Вера Муромцева и Иван Бунин

Но с Буниным у нее сначала все было по‑другому: он писал свои книги, она всегда была рядом — тихая, незаменимая и необходимая. Они дополняли друг друга, понимали друг друга и становились все ближе друг к другу с каждым днем.

Вместе они бежали от революции, вместе привыкали к жизни в Париже. Когда появилась Галина, Вера повела себя так, как будто ничего не произошло. Просто в доме появился еще один человек, вроде дальней родственницы… Бунина она любила до самоотречения, и готова была стелиться ковриком у его ног: лишь бы было хорошо любимому: «Я вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет… Только бы от этой любви было ему сладостно на душе».

Кстати, Вера была моложе Бунина на 10 лет, а Галина — на 30.

Вера была моложе Бунина на 10 лет, а Галина — на 30.

Почти все их знакомые от этого треугольника приходили в ужас. Как? Что это, вообще, за безумие? Главное, как Вера этот терпит, что с ней?

Одна Марина Цветаева, которая всегда презирала условности, понимала и одобряла Веру. «Вера стерпела — и приняла. Все ее судят, я восхищаюсь. Бунин без нее, Веры, не может — значит осталась: поступила как мать…».

Вера стерпела — и приняла. Все ее судят, я восхищаюсь. Бунин без нее, Веры, не может — значит осталась: поступила как мать…

Бунин говорил, что чувствует Веру частью себя, как будто она его нога. А ему нужна была романтическая, красивая любовь…

Галина Кузнецова

Галина Кузнецова

Многоугольник

В таком треугольнике Бунин, Вера и Галина прожили семь лет, а потом Галина увлеклась оперной певицей Маргой Степун. Они решили, что будут жить вместе, но из-за финансовых трудностей поселились у Буниных. Еще в их доме жил Леонид Зуров, тоже писатель, и тоже эмигрант. Он уже давно не скрывал своей любви к Вере. Кроткая, терпеливая, теплая женщина восхищала его. От жалости к ней щемило сердце. Зуров не мог держать себя в руках, закатывал Вере сцены, требовал, чтобы она ушла к нему от Бунина, угрожал ей суицидом. Но ее отношение к молодому писателю было просто материнским.

В 1929 году в доме Бунина сложился странный многоугольник, в котором ни одна сторона не была равна другой.

В 1929 году в доме Бунина сложился странный многоугольник, в котором ни одна сторона не была равна другой. Воздух в доме сгустился от напряжения, казалось, его можно резать опасной бритвой.

Бунина ревновал жену, ревновал Веру. С ним происходило что-то страшное, мир терял привычные очертания, он не узнавал уже самого себя. Спасало его творчество — именно тогда он и написал свои «Темные аллеи».

Двое

Марга и Галя жили с Буниными до 1942 года, и последние 11 лет своей жизни писатель провел вместе с Верой. Жалела ли она о том, что не ушла из этого ада? Продолжала ли она его любить? Судя по дневнику, она скорее наблюдала за ним с каким-то участливым удивлением. Незадолго до его смерти Вера сделала такую запись: «Ян третьего дня сказал, что не знает, как переживет, если я умру раньше него… Господи, как странна человеческая душа».

Любовный многоугольник Ивана Бунина — yachtweek — LiveJournal

Удивительную личную жизнь прожил известный писатель: он любил двух женщин – жену Веру Николаевну и любовницу Галину Кузнецову, которую позже признал второй женой, и под одной крышей втроем они прожили семь лет. Позже в их доме появились Леонид Зуров, безответно влюбленный в жену Бунина, и Маргарита Степун – возлюбленная Галины.

Галина Николаевна Кузнецова родилась в Киеве в 1900 году. В 18 лет вышла замуж за юриста Дмитрия Петрова. В 1924 году семья переезжает во Францию из-за слабого здоровья Галины Николаевны. Со временем отношения между супругами стали ухудшаться, и виной тому стало знакомство Гали с И.А. Буниным – кумиром тогдашней молодежи. В юности Галина зачитывалась его стихами, многие из которых она знала наизусть.

Иван Алексеевич Бунин и его жена Вера Николаевна Муромцева-Бунина жили на юге Франции, в Грассе.


Иван Алексеевич Бунин с женой Верой Николаевной

И вроде бы сначала знакомство Гали с писателем не предвещало беды, но жарким летом 1926 года между ними вспыхнул страстный роман. Многие современники называли это безумием, ведь возраст Бунина приближался к 60, а Гале было всего 26. Галина Николаевна понимала, что разрыв с мужем неминуем, такого нельзя было ни понять, ни простить. Вот как вспоминает этот эпизод писательница и мемуаристка Ирина Одоевцева, подруга Галины: «Петров очень любил Галину и был примерным мужем, всячески стараясь ей угодить и доставить удовольствие. Но она совершенно перестала считаться с ним, каждый вечер возвращалась все позже и позже. Однажды она вернулась в три часа ночи, и тут между ними произошло объяснение. Петров потребовал, чтобы Галина выбрала его или Бунина. Галина, не задумываясь, крикнула: «Конечно, Иван Алексеевич!» Отверженный муж на первых порах носился с идеей убийства соперника, но вскоре, успокоившись, покинул Париж навсегда. Больше они с Галей не встречались.

Зиму Галя провела в одиночестве в съемной парижской квартирке. Встречи любовников становились слишком частыми, в то время как разлука – невыносимой. Весной 1927 года Галина переезжает в дом Буниных. Фактически Бунин признал Галю своей второй женой, а настоящей жене, Вере Николаевне, сказал: «Галя – моя ученица. Я буду учить ее писать стихи».

«Я… вдруг поняла, что не имею права мешать Яну любить, кого он хочет… Только бы от этой любви было ему сладостно на душе», — писала Вера Николаевна в своем дневнике.


Иван и Галина

Вот как пишет об этой семье Марина Цветаева: «Вы, может быть, знаете, что у Бунина лет 10 как молодая любовь – бывшая пражская студентка Галина Кузнецова. Вера стерпела и приняла. Все ее судят, я восхищаюсь. Бунин без нее, Веры, не может – значит осталась: поступила как мать…» Когда Ивана Алексеевича спрашивали, любит ли он В.Н., он неизменно отвечал: «Любить Веру? Это все равно, что любить свою руку или ногу».

На церемонию вручения долгожданной премии в Стокгольм Бунин отправляется в сопровождении своих любимых женщин – Гали и Веры Николаевны, где Галина умудряется подхватить сильнейшую простуду, и ее вынуждены оставить в Дрездене в доме приятеля Бунина Федора Степуна, а Иван Алексеевич и Вера Николаевна возвращаются в Грасс.

За Галей ухаживает сестра Федора Марга (Маргарита Степун). Между женщинами нежданно-негаданно вспыхивает бурный роман.

Маргарита Степун родилась в 1895 году в Москве в состоятельной дворянской семье и стала оперной певицей. Как и старший брат, революцию Марга не приняла и была вынуждена уехать в Германию. Личная жизнь Марги не складывалась, и она жила в одном доме с братом и его женой Натальей. Ни семьи, ни детей у нее не было.


Иван Алексеевич, Марга, Леонид, Галина (внизу)

Из воспоминаний Ирины Одоевцевой: «Степун был писатель, у него была сестра, сестра была певица, известная певица и отчаянная лесбиянка. Заехали. И вот тут-то и случилась трагедия. Галина влюбилась страшно… » Вера Николаевна описывает Маргу так: «Странная большая девица – певица. Хорошо хохочет… Она нравится мне. Спокойна, одного со мной круга. Можно с ней говорить обо всем…»

В Грасс Галина возвращается совсем другим человеком. Бунин потрясен переменой, произошедшей с любимой Галей. Все ее разговоры – только о Марге. Разлуку Галины и Марги скрашивала регулярная переписка. Влюбленные женщины не в силах вынести разлуку, и в Грассе появляется сама Марга.

Вера Николаевна делает в своем дневнике запись: «Галя в упоении, ревниво оберегает ее (Маргу) от всех нас… У Гали нет желания соединить Маргу с нами, напротив, она всегда подчеркивает: она моя!» Что это было: любовь или сумасшествие? Просто страсть или высокое светлое чувство? Нам, потомкам, живущим через столетие, сложно ответить на эти вопросы. Но судите сами: какая женщина променяет виллу на Французской Ривьере на крохотную квартирку в Париже? Какая женщина променяет известного писателя и Нобелевского лауреата на мало кому известную оперную певицу? Да она должна быть круглой дурой! Нет, дорогой читатель, чтобы решиться на такое, нужно просто полюбить. Полюбить сильно и беззаветно. На всю жизнь. Именно так полюбила Галина».

Чувства всех накалены до предела. Бунин, потрясенный произошедшим, начинает пить. Вера Николаевна в смятении, она страдает, видя мучения любимого. А Леня Гуров страдает, видя страдания Веры Николаевны.

Из дневника Веры Николаевны: «…я ночевала с Галей. Много говорили, как ей быть, чтобы больше получить свободы»… «Жаль мне Галю да Леню. Оба они страдают. Много дала бы, чтобы у них была удача. Яну тоже тяжело. Сегодня он сказал мне: «Было бы лучше нам вдвоем, скучнее, может быть, но лучше». Я ответила, что теперь уж поздно об этом думать».

Галя с Маргой уезжают в Париж. Вера Николаевна вздохнула свободней, ей всегда казалось, что «пребывание Гали в нашем доме было от лукавого». Однако Бунин не собирался так легко отпускать Галю и все еще надеялся ее вернуть. Он посылал проклятия в адрес Марги, а Гале слал полные нежности письма. Но Галя их даже не читала: все они в нераспечатанных конвертах отправлялись в камин, возврат в прошлое был для нее невозможен.

Бунин сходит с ума от ревности. В отчаянии он пишет письмо Федору Степуну, брату Марги. Федор пытается образумить Бунина: «…Нарисованный Вами образ Марги продиктован, конечно, болью, гневом, ревностью, отвращением к содомскому греху и тем гиперболизмом, который присущ всякому художнику… Мне очень грустно, что она повернулась к Вам своею не лучшей стороной… Так называемая противоестественная любовь, как таковая, ни с гнусностью, ни с грязью ничего общего не имеет: бывает грязь естественных и бывает чистота противоестественных отношений… Прошу Вас в трезвую минуту подумать и умом и сердцем – не правильнее ли прекратить Вам Вашу борьбу против Марги? Мне кажется, ей сейчас бесконечно тяжело жить. Правда, не легче, чем Вам».

Но Бунин непреклонен. Его дневник пестрит записями о Галине и Марге: « Разговор с Г. Я ей: «Наша духовная близость кончилась». И ухом не повела…» «Что вышло из Г.! Какая тупость, какое бездушие, какая бессмысленная жизнь!..» «Опять весь день думал и чувствовал — да что же это такое — жизнь. Г. и М. у нас, их злоба к нам, их вечное затворничество у себя!..»

Началась Вторая Мировая война. Марге, еврейке по происхождению, грозит немецкий лагерь. Чтобы спасти любимую, Галина готова на все, даже на унизительное возвращение в Грасс, где они жили впятером, одной семьей. После окончания войны Галя и Марга уехали в Америку, где провели 10 лет. В конце жизни они вернулись в Европу и обосновались в Мюнхене. Марга скончалась в 1971 году в возрасте 76 лет. Галя пережила возлюбленную на 5 лет. Покоились они в одной могиле, но в 90-е годы захоронение было уничтожено. Леонид, в виду сильнейшего психологического расстройства, попадает в клинику для душевнобольных. А чета Буниных доживает свои дни в Грассе в ужасающей нищете.

По материалам интернет СМИ и фильма «Дневник его жены»

Галина Кузнецова: «Грасская Лаура» или жизнь вечно ведомой | Блогер Asseta на сайте SPLETNIK.RU 14 декабря 2015

Галина Николаевна Кузнецова родилась 10 декабря 1900 года в Киеве, в культурной стародворянской семье.

Детство ее прошло в пригороде Киева, на Печерске, в доме номер три в Эспланадном переулке.

Потом они с матерью и отчимом переехали на Левандовскую улицу с огромными раскидистыми каштанами. С детства Галина Николаевна страстно любила их тень и аромат. Ей казалось, что в Париже каштаны пахнут уже совсем не так. И свечи их не так прямы.

В 1918 году, там же, в Киеве, она окончила первую женскую гимназию Плетневой, получив вполне классическое образование. Вышла замуж довольно рано из — за непростых отношений в семье, о которых глухо упоминает в своем автобиогафическом романе «Пролог» и в дневниках.

Уже ранней осенью 1920 года Галина оставила Россию вместе с мужем, белым офицером — юристом Дмитрием Петровым, отплыв в Константинополь на одном пароходов, наполненных разношерстной толпой людей, в отчаянии и безисходности покидавших истерзанную кровавыми новшествами октябрьского переворота Родину.

Сначала чета Кузнецовых поселилась было в Праге, где жила в общежитии молодых эмигрантов – «Свободарне», но затем из – за слабости здоровья Галины Николаевны, в 1924 году, переехала во Францию. Галина еще в Праге стала студенткой Французского института, ее первые литературные опыты начали тогда же появляться в газетах и журналах.

Крохотными крупицами ее «литературное наследство» рассеяно по ним, эмигрантским изданиям: «Новое время», «Посев», «Звено» «Современые записки»

Встречало все это, разумеется, неизменно доброжелательный отзыв редакторов и критиков, но что то в ее рассказах, этюдах, новеллах – акварельно – холодных, прозрачных, неизменно с несколько растянутым сюжетом («Олесь», «Синие горы» и мн. др.) сквозило холодком: безликое, незапоминающееся. Не было во всем написанном искр души, пламени сердца..

Лишь изысканно — бледное отражение чего то непрочувствованного, недопонятого. Да и она сама, боюсь, всегда и во всем была — «лишь отражением». Поясню свою мысль.

В Галине очень сильно была развита эмпатия.

Психологи четко и строго определяют такое свойство человека, как способность переживать и проигрывать в своей жизни лишь чужие эмоции». Не свои, увы! Свои эмоции тогда бывают запрятаны «зажаты» слишком глубоко. Да и есть ли они? Не иметь своей собственной, сильной внутренней жизни, жить и чувствовать лишь «чужим», все это — черта натур мягких, пластичных, легко поддающихся чужой воле.

А сильная чужая воля довольно комфортно чувствует себя, отражаясь в таких вот «человеческих зеркалах», согласитесь?Они — то ей и нужны, быть может.. Только они. Так уж устроен человек.

Столь странное, «впитывающее», свойство натуры сильно сказалось и на творчестве Галины Кузнецовой. На манере ее письма.

Среди «акмеистически прозрачных» строчек ее стихов и дневниковых записей я нашла весьма примечательный эпизод:

«11 декабря 1927 года.

…Чувствую себя посредственно. Голова действует поспешно и беспорядочно. Однако, стараюсь заниматься. Вчера взяла открытку с головой Мадонны и стала описывать ее стихами. Вышло следующее:

В косынке легкой, голову склонив,

Она глядит покорными очами

Куда — то вниз. За узкими плечами

Пустая даль и склоны темных нив,

И городской стены зубчатый гребень,

Темнеющий на светло – синем небе

Она глядит по – детски рот сложив,

И тонкий круг над ней сияет в небе..»

На первый взгляд — ничего странного.. Прелестные поэтические строки. Верные рифмы, совершенное описание. Да, все так. Но в том то и дело, что это всего лишь — описание, без малейшего оттенка каких – либо своих личных, горячих, искренних впечатлений и чувств. Это – не пережитое, не глубокое. Лишь холодное спокойное скольжение взора. Таких стихов у Кузнецовой много. Их довольно высоко оценивали Вячеслав Иванов, Георгий Адамович, М. Бацилли, но холодно — отточенные строки не слишком трогали глубин души и запоминались, ибо, по справедливому замечанию, М. Духаниной — современного критика и исследователя крупиц наследия Кузнецовой — : «…В поэзии Кузнецова, безусловно, — мистик, созерцатель. Она всегда мыслила сложными, абстрактными образами и символами, ловила некие «прекрасные мгновения», которые и являются определяющими для нее в жизни.

Чувства ее смутны, не вполне осознаны и проникнуты приметами неземными, «серафическими». В ее сборнике «Оливковый сад» (1937), например, почти нет стихов о любви; вообще, мало проявлений не только страстей, но и обычных, вполне женских радостей и печалей. Для нее ценно «открывание повсюду таинственных заветных примет… чего? Она не знала, знала только, что именно в них была для нее красота и смысл, без которых все остальное было ненужно и пресно», — так характеризовала Кузнецова саму себя в автобиографической повести «Художник»*. (*М. Духанина. «Монастырь муз». Личное веб – собрание автора очерка.)

И вот в эту — то смутность чувств, ощущений, томлений, желаний, в упорядоченно — скучноватую жизнь довольно обеспеченной зрелой женщины, молчаливо любимой мужем* ( *В момент расставания с Дмитрием Петровым Галине Николаевне было уже около 33 –х лет! – автор.) внезапно ворвалась ослепившая сердце и разум молния в облике Ивана Алексеевича Бунина.

Они встречались и как то раньше в Париже, но встреча та им никак не запомнилась. Галина Николаевна должна была передать Бунину рукопись чьей то книги. Она передала, он сказал несколько незначащих слов.Тогда еще ничего не предвещало ни молний, ни грозы, ни ослепляющего солнца! Для Бунина впереди была жизнь в Грассе, для нее прохладые жемчужно – сероватые утра над старинными парижскими крышами, утомительно — унизительная беготня по разными редакциям, ожидание отпусков и выходных, во время которых неизменно ехали с мужем к морю. Галина любила море. Обожала купания и солнечные брызги, которые тысечекратно окутывали ее всю: ладную, маленькую, с плавными линиями фигуры, совсем – совсем не испорченной зрелостью. И самой себе и знакомым она, по прежнему, во многом напоминала озорную девчонку: любила ходить в босоножках — сандалиях, открытых платьях, коротких юбках, любила солнце, которое тоже ласково льнуло к ней. Была загорелой, юной, и немного грустной. Что то невысказанное томило ее.. Но что? Она никак не могла понять.

* * *

В тот роковой для нее и внешне — обычный бархатный сезон лета 1926 года они с Дмитрием приехали на морское побережье лишь на две недели. Отпуск мужа уже заканчивался, когда в один из длинновато — скучных, как ей казалось, «грасских дней», гуляя по пляжу со знакомым редактором и писателем Михаилом Гофманом, Галина Николаевна вновь столкнулась с Буниным и была представлена ему повторно. Он обрадовался знакомству, непринужденно и тепло пожал ее ладонь. Сказал несколько любезных слов, медленно скользнув взглядом по обнаженной ее руке и задержал взгляд на ее улыбке: смущенной немного – Иван Алексеевич был для Галины кумиром, она взахлеб читала его книги и знала наизусть многие стихи.

Какая искра мелькнула тогда между ними, что мгновенно зажглось в тайниках их душ? Что обожгло? Прочел ли Бунин то самое, невысказанное, в ее глазах: томление страстей, острое любопытство, и, может быть, неосознанный даже ею самой до конца, призыв к вечной игре мужчины и женщины – опасной и сладкой, зовущей и одновременно — пугающе зачаровывающей.

В чем он выражался, этот призыв к кокетству, обещающий многое? Не решусь сказать. Просто не могу. Ибо тот, кто когда — либо пытался записывать словами едва начавшую звучать мелодию отношений между двумя, неизменно терпел поражение – есть в этом что – то совсем неподдающееся словам, описаниям, четким понятиям, вообще какой либо логике…

Почти целый год 1926 – 1927 влюбленные встречались в Париже в маленькой квартирке в Пасси, которую Галина сняла сама, почти тотчас по возвращении из Грасса уйдя от мужа.

«Дима – муж», как она называла его в дневнике, поначалу совершенно не мог понять причин ее ухода, а когда она все чистосердечно объяснила — не поверил. Поверив — напился, напившись — пообещал убить шестидесятилетнего соперника! Но наутро после бурного скандала заплаканная Галина обнаружила лишь пустой платяной шкаф и исчезновение двух больших старых чемоданов. Первое время отвергнутый супруг еще приезжал к ней, прося вернуться, одуматься, оставляя на пороге букеты и конверты с деньгами, но она наотрез отказывалась их принимать. Постепенно тихий и незадачливый юрист – шофер такси Дима – Володя Петров (* его имя варьируется в прихотливых воспоминаниях современников – автор.) что то понял и исчез, как призрачная тень. Растворился в парижской сутолоке.

С прошлой жизнью Галину теперь более ничего не связывало, и со свойственной почти всем женщинам способностью мгновенно «стирать» прошлое, как бы выбрасывать его из головы сознательно, она еще сильнее почувствовала себя только юной девочкой. Ей и самой не верилось, что она могла пережить уже слишком многое, на целую взрослую жизнь: замужество, революцию, отъезд из России, скитания эмиграции, литературные поражения и успехи, головокружительный роман, разрыв с мужем! Не верилось, и все тут! Ее полностью, с головой накрыло и захлестнуло ослепляющее чувство, действительно, похожее на солнечный удар, на вспышку молнии, на морской шторм, тайфун, цунами! Она моментально позабыла всех и вся, может быть, даже и саму себя, бедную, но до сравнений ли и анализа тогда было ее, ошеломленной столь бурным потоком чувств, душе? Она наслаждалась настоящим, ибо это было как раз то, о чем всегда неосознанно мечтала: яркое, захватывающее, безумно интересное, мучительное, непохожее на ее прежнюю, на годы вперед расписанную скучную невыносимо, «порядочную» жизнь…

Бунин ошеломил ее не только и не столько страстностью богатой натуры, блеском своего ума, глубиной душевных переживаний, тонкостью понимания сути ее, чисто женского характера – все это было, да, несомненно. Не могло просто – быть иначе. Но было в Бунине что то еще. Что завораживало и властно гипнотизировало Галину. Она постоянно чувствовала себя как бы «оглушенной» им. Безвольно подчинялась магической красивой жесткости его глаз. Словно тонула в нем целиком. Если же опоминалась на час другой, то, ощущая за плечами пустоту, на целый день давала волю слезам и беспомощно рвала письма Бунина и его короткие записки. Но на следующий день вновь покорно ждала его прихода. Ждала встреч на вокзале, в кафе, в Булонском лесу, в театре, концертном зале. В маленькой комнате с зеленым шелком на стенах и окном на садовую ограду Тюильри..

* * *

О «неприлично — бурном романе» Бунина и Кузнецовой вскоре уже судачил весь эмигрантско – светский Париж. «На орехи» в этих пересудах доставалось всем: и седовласым друзьям совсем потерявшего голову писателя, и жене его, милой Вере Николаевне Муромцевой – Буниной, допустившей такой неслыханный скандал и безропотно принявшей всю двусмысленность своего положения.

Кто то оправдывал ее, Веру Николаевну, прошедшую рядом с Буниным тридцатилетний почти путь странствий и скитаний, кто – то крутил пальцем у виска при виде приятной женщины, рано поседевшей, улыбавшейся растерянно, и рассеянно заговарившей со знакомыми совсем не о том, чего требовали от нее простые правила приличия и такт.

Преданая мужем в одночасье Вера Николаевна вся была наполнена не то, чтобы горем и обидою за себя, нет, просто – недоумением.. Что же все — таки Ян мог найти в этой сероглазой, улыбчивой девочке с аккуратным пробором головки леонардовской мадонны?! Он на старости лет совсем сошел с ума! Талант писать у девочки совсем мал и хрупок, словесная палитра ее — призрачно — бедна, и надо еще тщательно и терпеливо учить ее видеть по особенному: и дымку гор, и оттенки гаснущей зари и бирюзовые переливы волн… Дар – не главное в ней, да и силы развиться самостоятельно ему дано, увы, не будет.

Это видно ясно.

Но что же случилось с Яном? Он – ослеп? Ему, должно быть, безумно нравится то, что она, Галина, завороженно слушает его, едва ли не смотрит ему в рот, ловя каждое слово. Что смеется беспрестанно, даже и тогда, когда по настоящему хочется плакать.. Или прилежно пытается записать в рабочей тетради сюжет рассказа, который он дал ей мимоходом. Может быть, Ян так вот просто — напросто хочет удержать время, остановить его бег, он, всегда так безумно боящийся смерти, тления, забвения? Он хочет зачаровать время? Как доктор Фауст?!

Вера Николаевна ничего не знала определенно. Она терялась, мучительно и судорожно размышляла: уйти? Оставить? Бросить? Начать все заново? Но как?! Мыслимо ли ей жить без него, Яна, хоть миг? Нет. И ему без нее — знала точно – нет. От кого еще он сможет иметь и принять столько заботы? Мелочной, каждодневной, необходимой! И вот она, не брошенная, но прочно забытая жена, тихо тонула в этом странном, пугающем ее, треугольнике чувств, каждый день уходила на дно все глубже и глубже.. Что бы могло ее спасти, вернуть на берег жизни? Как можно было бы ей, усталой и уже не очень здоровой женщине, выжить и не сойти с ума посреди подобного душевного ада? Ну как?! Одиночество, да еще в эммиграции, с узким кругом знакомых, было ей — немыслимо. Ни в коей мере. И бедная Вера Николаевна придумала для себя и для них, влюбленных, весьма красивое спасительное оправдание: сумасбродный Ян, ее любимый и обожаемый, полюбил Галину Кузнецову как дочь, ребенка, которого у него почти никогда не было. Что же, видно, так и не зажила в его пылко — восприимчивой душе глубокая рана от потери пятилетнего Коленьки – кудрявого смышленого мальчика, начавшего рано говорить смешными рифмами, и сгоревшего в неделю от скарлатины. Да, именно, как ребенка! На милую Галину просто — напрсто шумной лавиной излилась вся, так и нерастраченная полностью, сила и пылкость его отцовских чувств.

Лишь окончательно убедив себя в том, что молодая сероглазая, начинающая поэтесса и прозаик «волею Божьей» просто заменила Ивану Алексеевичу потерянного в бесшабашной молодости и скоротечном первом браке малыша — сына, Вера Николаевна смогла принять в Грассе, на вилле «Бельведер», Галину Николаевну Кузнецову в качестве «литературной ученицы» мужа и своей «приемной дочери». Ни больше не меньше. Любовный треугольник был чересчур любящей Душой узаконен.

Стороны его внешне были столь гладки, что походили .. Непонятно на что. На некую изломанную фигуру, на луч, все стороны которого пересекались в одной точке – Хозяине дома. Его «я» было центральным, основным, единственно значимым. Только его. И — ничье больше. Вера Николаевна отлично понимала это. Но понимание этого юной «Лаурой» — Галиной вошло в ее ум и сердце — не сразу, увы!

* * *

Иван Бунин свои дневники 1925 -1927 года безжалостно предал огню, Галина Кузнецова в очаровательном «Грасском дневнике», вместившем в себя почти шесть с небольшим лет жизни с ним в одном доме, ни единым словом не выдает этой, связывающей ее с хозяином, жаркой и пленительной тайны чувства. Напрасно искать на страницах литературного, изящного, точного в описаниях, увлекательного журнала ее хотя бы крохотного намека нее! Роли в очень странном и таком обычном «спектакле реальной жизни» были строго и четко распределены. Он — Учитель. Она – смиренная ученица. Работает в своей келье грасского «монастыря муз». (*Так В. Н. Бунина называла виллу «Бельведер») Переписывает набело роман мэтра «Жизнь Арсеньева». Читает отобранные им книги. Ведет с ним нескончаемые беседы о литературе. Прилежно исполняет все поручения. Ведет переписку. Принимает гостей в отсутствие хозяйки. Составляет им компании на прогулках. А то, что происходит ночами.. Есть ли кому то до этого дело? Даже и истории, беспристрастно смотрящей на все, сквозь пелену времени..

А впрочем, впрочем…

Частая смена настроений, непонятная и неописуемая тоска и слезы, невозможность самостоятельной литературной работы даже и в незримом внешне присутствии Бунина. Его собственная глухая ненависть, непонятная злоба к тем листкам бумаги, которые она, «милая Галочка» заполняла строками в послеполуденные часы неизвестно почему — одна, вспышки его ничем не оправданного раздражения на всех и вся, глухое неприятие уже ею самой любых совершенно слов и жестов Веры Николаевны, ожесточенная и пугавшая Галину беспричинная ревность к книжному образу Арсеньева ( то есть, молодого Ивана Бунина! – автор.) Все это говорит о многом, о слишком многом. Тем, кто может читать сквозь строки и видеть внутренним зрением. И не только о любви, разумеется! Не только.

Вот только несколько характерных записей из знаменитого ныне «Грасского дневника»:

«1930 год, 8 января.

Хотя внешне я весела, втайне мне нехорошо. В.Н* ( *жена Бунина – автор) вчера сидела со мной в темноте при горящей печке, и говорила, что очень рада, что у нас живет Зуров*, ( * Малоизвестный литератор -эммигрант, приглашенный на виллу Буниным, Зуров был тайно влюблен в Веру Николаевну Бунину и много лет сохранял это чувство. Бунин обо всем знал.Треугольник, таким образом, уравновесился и стал квадратом!- автор.), что он внес в дом оживление, молодость и влияет на меня в этом смысле, а то я чересчур поддаюсь влиянию И. А., живу вредно для себя, не по летам. — Вам надо пожелать только одного, что есть у Зурова, и чего нет у Вас, — сказала В. Н.,- самоуверенности и веры в себя.

1930 год. 12 января.

Все эти дни грустна, потому что в доме нехорошо. У И. А. болит висок, и он на всех и на все в доме сердится. Впрочем, и без этого он раздражается на наши голоса, разговоры, смех. Мне часто бывает грустно от этого. Я не знаю, как держаться, чтоб были хорошие отношения в доме..

1930 год. 14 января.

Последнее время все чаще бываю с В. Н. Сейчас она больна и мало выходит. Вчера мы обе оставались вечером дома, лежали на ее постели и говорили о человеческом счастье и о неверности его представления. Человеческое счастье в том, чтобы ничего не желать для себя. Тогда душа успокаивается, и начинает находить хорошее там, где совсем этого не ожидала..»

* * *

Положим, последние слова в записи принадлежат вовсе не Галине Кузнецовой. Скорее уж — Вере Буниной. Галина, конечно, и не думала подписываться под столь сакраментальной, «пожилой» фразой. Она надеялась, что выехав, наконец, из Грасса в Париж, вместе с четой Буниных и Зуровым – как раз к выходу своей книги « Пролог» — автобиографического романа о годах юности в России -, сможет вкусить полноту жизни и вознаградит себя за трехлетнее заточение в « монастыре муз». Она все – таки отчаянно собиралась найти счастье на проторенных, привычных женских дорогах. Смирение ее не особо — то привлекало, хотя она и могла, при встрече с приятельницами в кафе, мило опуская глаза, посетовать на то, что женщинам подчас приходиться смиряться со многим им неприятным, и даже – заплакать, жалуясь на полное отсутствие собственной решительности и воли! Да, может быть, как профессиональный литератор, учась у Ивана Алексеевича, она и сделала громадный скачок вперед: почти за год написала книгу, встреченную тепло и с любопытством, но что, что же все это изменило в ней самой? Что это дало ей? Сделало ли это ее — окончательно счастливой? И где же его все таки искать – призрачное Счастье без воли?

Приятельницы жалели ее, кивая головами, снисходительно пожимая плечами, и провожая насмешливо – презрительными взглядами ее фигурку в светлом вечернем платье, с меховой беличьей накидкой на плечах.

Вырвавшись на свободу от тяжело – ревнивой удушливой опеки и самого Бунина, и смиренной им Веры Николаевны, Галина с огромным удовольствием, словно торопясь, в компании с вездесущим, вспыльчивым, нервным Зуровым, посещала парижские музеи и литературные вечера, с волнением и трепетом собирала, наклеивала и переписывала в дневник все замечания, высказанные кем — либо в прессе и в частных разговорах о ее первой книге.

Бунин же — бледнел, сжимал под столом кулаки, устраивал ей яростно — шипящие выговоры в кабинете на рю Оффенбах, не боясь посторонних ушей и глаз, забываясь донельзя, и вообще, выглядел расстроенным и измученным – так терзала его «частичная эмансипация» возлюбленной! Она в ответ – растерянно смеялась, говорила, что это – необходимо, чуть торжествуя в душе, но его нерность и неровность во всем: жестах, словах, поступках, передавалась и ей, чуткому эмпатику.Галина обрывала прежде регулярные записи дневника, много и бесцельно бродила по улицам, задыхаясь в непривычной, моментально перешедшей в лето парижской весне, стремилась к полному одиночеству. Ее вновь страшно терзала тоска. Опять внутри возникало ощущение чего то невысказанного, странного, рвущего на части сердце. Она вновь стала томиться и ждать. Бунин, как вещий ворон, почуял тревогу и стремительно перевез все свое «неправильно – святое» семейство в привычный, сонный, спокойный Грасс. Мучительное арпеджио в его тягостном романе с «ученицей» растянулось еще на три года. Что было в них, этих годах? Что ожидало ее? Она еще не могла знать. Только предощущала тонкими нервами эмпатика. По возвращении в Грасс личная несвобода Галины Николаевны стала еще более горько и остро ощутима ею. Каждое ее движение – душевное ли, физическое – под ревнивым контролем И. Бунина. « Я не успеваю быть одна, гулять одна…». – с горечью роняла Галина в дневнике.

Положение Кузнецовой вызывает сильное беспокойство у чуткой и бесконечно доброй Веры Николаевны: «…я ночевала с Галей. Много говорили, как ей быть, чтобы больше получить свободы», «Жаль мне Галю да Леню. Оба они страдают. Много дала бы, чтобы у них была удача. Яну тоже тяжело. Сегодня он сказал мне: «Было бы лучше нам вдвоем, скучнее, может быть, но лучше». Я ответила, что теперь уж поздно об этом думать». – писала она в то время в своей тетради.

Леонид Зуров, человек сложный и психически неуравновешенный, пребывал в постоянном унынии, что только усугубляло общую тяжелую атмосферу в доме: «З. вчера говорил мне, — записывает Кузнецова в дневнике, — что у него бывает ужасная тоска, что он не знает, как с ней справится, и проистекает она от того, что он узнал, видел в Париже, из мыслей об эмиграции, о писателях, к которым он так стремился. И я его понимаю».

Давний друг семьи Илья ИсидоровичФондаминский – редактор и издатель -, тоже в свое время деливший кров с Буниными, и потому отлично понимающий, что к чему, своими наездами в гости и разговорами тоже усердно и постоянно растравлял и без того неспокойную душу Кузнецовой: «В неволе душа может закалиться, кудато даже пойти, но мне кажется, все таки будет искривленной, не расцветет свободно, не даст таких плодов, как при свободе», «Вы могли бы все бросить. Но я знаю, что вы выбираете более трудный путь. В страданиях душа вырастает. Вы немного поздно развились. Но у вас есть ум, талант, все, чтобы быть настоящим человеком и настоящей женщиной». – говорит он ей, решительно предлагая сохранять для нее часть выплачиваемых ей гонораров на отдельном счете в банке, без ведома Ивана Алексеевича. Галина соглашается, нехотя, но уже понимая. что иного выхода у нее просто нет.

Кузнецову смущала не только и не столько ее личная «несвобода Женщины и человека». Создавшаяся ситуация усугублялась тем, что молодая писательница по прежнему, фактически, была лишена возможности работать и совершенствоваться в своем мастерстве. «…Нельзя садиться за стол, если нет такого чувства, точно влюблена в то, что хочешь писать. … У меня теперь никогда почти не бывает таких минут в жизни, когда мне так нравится то или другое, что я хочу писать», «… нельзя всю жизнь чувствовать себя младшим, нельзя быть среди людей, у которых другой опыт, другие потребности в силу возраста. Иначе это создает психологию преждевременного утомления и вместе с тем лишает характера, самостоятельности, всего того, что делает писателя», «Чувствую себя безнадежно. Не могу работать уже несколько дней. Бросила роман», «Чувствую себя одиноко, как в пустыне. Ни в какой литературный кружок я не попала, нигде обо мне не упоминают никогда при «дружеском перечислении имен». Клубок тоски и удушаюшей безысходности становился все более запутанным и тугим.

* * *

Маргарита Духанина в своей статье об истории взаимотношений в «грасском четырехугольнике» пишет проницательно: «Кризис в «Монастыре муз» постепенно все нарастал. Все страдали, все, хоть и по разным причинам, чувствовали себя несчастными.»

Абсолютно все. Даже высокая жертвенность Веры Николаевны Буниной не приносила ей теперь столь обычного смиренного удовлетворении. Наоборот.

«… Проснулась с мыслью, что в жизни не бывает разделенной любви. И вся драма в том, что люди этого не понимают и особенно страдают», — записывает она в своем дневнике в мае 1929 года. Примерно в то же время Кузнецова, по прочтении романа А.Моруа «Ариэль» констатирует: «Много интересного. Итог все тот же. Все несчастны». Л.Ф. Зуров откровенно томится, что «… ему постоянно после работы бывает грустно, не хватает молодости, не с кем пошуметь, повеселиться…». «Вы уже стали даже медленно ходить, все себя во всем сдерживаете», — с горечью замечает он Кузнецовой.

Мысль о необходимости перемен не оставляет обитателей грасского монастыря ни на минуту: «Сегодня … вышел очень серьезный и грустный разговор с Л. [Зуровым] о будущем. Уже давно приходится задумываться над своим положением. Нельзя же, правда, жить так без самостоятельности, как бы в «полудетях». Он говорил, что мы плохо работаем, неровно пишем, что сейчас все на карте. Я знаю больше, чем когда — нибудь, что он прав».

На какое-то время нервную обстановку в доме частично разряжает новое лицо : частым гостем здесь становится Ф. А. Степун. Под обаяние его личности попадают все домочадцы: «Он, как всегда, блестящ. В нем редкое сочетание философа с художником… в обращении он прост, неистощим…» — такова характеристика Веры Николаевны. «Вчера у нас на вилле Бельведер в кабинете И.А. был некий словесный балет. Степун насыпал столько блестящих портретов, характеристик, парадоксов, что мы все сидели, ошалело улыбаясь. И.А. ему достойный собеседник, но в нем нет этого брызжущего смакования жизни, которое есть в Степуне», «Он … был весел и весь блистал, резвился, переливался, так что удовольствие было смотреть на него и слушать. При этом он столько людей перевидал, со столькими переговорил за эти последние месяцы, когда ездил с лекциями по разным городам, и все это с самых неожиданных точек зрения оглядывает, с такими неожиданными жестами, дорисовывая, говорит!» — пишет Кузнецова. Много страниц «Грасского дневника» посвящено Ф.А.Степуну. Кузнецова с истинным удовольствием описывает все его стычки и столкновения с Буниным, и чувствуется, как часто в этих спорах она держит сторону гостя, а не хозяина!

Федор Августович Степун — философ, критик, писатель, блестящий спорщик, которому ближе всего были авторы-символисты, — в частности, Блок, Белый с его «Петербургом», точно специально фехтовался с Буниным, во всем с ним не соглашаясь. Таких жарких словесных баталий давно не помнили на Бельведере. Однако лето проходило, Степун — гость Фондаминских — больших приятелей Буниных — возвращался к себе в Германию, а с его отбытием в доме снова воцарялись уныние, скука и общее недовольство. Скоро это «семейное неблагополучие» становится заметно окружающим, и многие перестают бывать у Буниных и не зовут их к себе. И.И.Фондаминский, не скрывая, говорит об этом Кузнецовой: «Я не люблю, когда вы бываете у нас вчетвером. Так и чувствуется, что все вы связаны какой – то просто ниткой, что все у вас уже переговорено, что вы страшно устали друг от друга…» Какое проницательное замечание, не правда ли, читатель?!

Тяжелая психологическая обстановка усугубляется бытовыми неурядицами и все более скудеющими средствами на жизнь: «… мы так бедны, как, я думаю, очень мало кто из наших знакомых. У меня всего 2 рубашки, наволочки все штопаны, простынь всего 8, а крепких только 2, остальные в заплатах. Ян не может купить себе теплого белья. Я большей частью хожу в Галиных вещах», — записывает Вера Николаевна в самый канун 1933 года, года, который разрушил «Монастырь муз» и принес с собой столько радостей и бед, побед и поражений, падений и взлетов, сколько Бунины не знали за всю прежнюю эмигрантскую жизнь.

* * *

О нобелевской премии говорили на Бельведере последние три года — с тех самых пор, как у Ивана Алексеевича Бунина возникли реальные виды на ее получение. Осенью жизнь в доме вертелась вокруг бесконечных обсуждений «кому дадут» и жадного, почти безнадежного ожидания. То же происходило и этой осенью; пик пришелся на 9 ноября, день присуждения премии: «Все были с утра подавлены, втайне нервны и тем более старались заняться каждый своим делом…. И.А. сел за письменный стол, не выходил и как будто даже пристально писал». Уже через несколько часов все стало известно: Бунин и Кузнецова, чтобы «скорее прошло время и настало какое нибудь решение», пошли «в синема», куда и прибежал возбужденный, сам не свой, Зуров с ошеломляющей новостью.

Премия означала грядущие перемены в жизни, пока никто и не предполагал, какие. Даже и по истечении недели после известия в доме царило изумление и известная растерянность: «Мы все еще очнулись не до конца. Я вообще не могу освоиться с новым положением и буквально со страхом решаюсь покупать себе самое необходимое, — записала Кузнецова 17 ноября, добавив в конце: …дальние огни Грасса …. — …чувство, что все это кончено, и наша жизнь свернула куда то…»

Присуждение премии отнюдь не улучшило отношений Бунина с другими писателями эмиграции (и без того сложные, ибо «Бунину ничего не нравилось в современной прозе, эмигрантской или европейской», — и он своих «антипатий» никогда не скрывал.). К неприязни добавилась откровенная зависть некоторых бывших соратников. С Мережковскими вышел скандал и полный разрыв отношений, да и с остальными тоже. Дурной характер Бунина создавал прецеденты для постоянных ссор: с Б.К.Зайцевым, с Тэффи… Тэффи пустила по городу остроту: «Нам не хватает теперь еще одной эмигрантской организации: “Объединение людей, обиженных И.А.Буниным“».

Сложившаяся ситуация очень огорчала Г.Н.Кузнецову, о чем она неоднократно упоминает в дневнике.

Бунин решил ехать в Стокгольм для получения премии самолично. Он взял с собой в поездку Веру Николаевну и Кузнецову (очевидно, Зуров был оставлен дома из — за своей репутации «enfant terrible»). В качестве секретаря с Буниным отправился писатель Андрей Седых (Я.М.Цвибак). Поездка осталась в памяти как триумф: «Фотографии Бунина смотрели не только со страниц газет, но из витрин магазинов, с экранов кинематографов. Стоило И.А. выйти на улицу, как прохожие немедленно начинали на него оглядываться. Немного польщенный, Бунин надвигал на глаза барашковую шапку и ворчал: — Что такое? Совершенный успех тенора. Приемы следовали один за другим и были дни, когда с одного обеда приходилось ехать на другой», — вспоминал А.Седых в своей книге «Далекие, близкие» (1962).

Ничего не предвещало для Бунина грядущих испытаний. Назад решили возвращаться через Берлин и Дрезден, чтобы навестить в Германии милейшего Федора Августовича. Седых вернулся во Францию.

24 декабря 1933 года Вера Николаевна записала в дневнике: «Ян с Ф.А. (Степуном) перешли на «ты». У них живет его сестра Марга. Странная большая девица — певица. Хорошо хохочет».

Что происходило в доме Степунов в декабре 1933 года, доподлинно не известно. Никто из очевидцев записей об этих днях не оставил. Если верить воспоминаниям И.Одоевцевой, которая близко дружила с Галиной Николаевной, «трагедия» произошла сразу: «Степун был писатель, у него была сестра, сестра была певица, известная певица — и отчаянная лесбиянка. Заехали. И вот тут то и случилась трагедия. Галина влюбилась страшно — бедная Галина… выпьет рюмочку — слеза катится: «Разве мы, женщины, властны над своей судьбой?..» Степун властная была, и Галина не могла устоять…»

Маргарита Августовна Степун родилась в 1895 году в семье главного директора известных на всю Россию писч:)мажных фабрик. Ее отец был выходцем из Восточной Пруссии, мать принадлежала шведофинскому роду Аргеландеров. Судя по всему, М.А.Степун получила блестящее образование — семья была не только весьма и весьма состоятельной, но и «просвещенной». Любовь к музыке Марга унаследовала от матери. По воспоминаниям Ф.А. Степуна, в доме было «много музыки, главным образом пения. Поет мама и ее часто гостящая у нас подруга».

История и литературоведение сейчас располагает, увы, более чем скудными сведениями о жизни М.А.Степун до встречи с Г.Н. Кузнецовой. Судя по тому, что в Париже она принимала участие в заседаниях Московского землячества и выступала на вечерах с «московскими воспоминаниями», можно предположить, что до революции она жила в Москве. В эмиграции часто выступала с сольными концертами (в Париже впервые в 1938 году), где своим сильным, «божественным контральто» исполняла произведения Шумана, Шуберта, Брамса, Даргомыжского, Сен -Санса, Чайковского, Рахманинова. Скорее всего, именно музыка и прекрасный голос Маргариты Августовны очаровали Галину Николаевну, которая некогда признавала в автобиографической (неоконченной) повести «Художник», разумея себя под главной героиней: «Музыка с детства была для нее чем -то особенным, принадлежавшим к миру волшебных стихий, владевших ею. Она жадно стремилась к ней и не знала, кто может повести ее по правильному пути. Еще в юности у нее была такая тайная мечта: у нее есть друг, гениальный музыкант. Она время от времени приходит к нему, и он часами играет для нее в огромной полупустой студии… Часы, которые они проводят вместе, принадлежат к чемуто самому высокому, самому прекрасному, что бывает на земле…».

Так или иначе, «друг — гениальный музыкант» у Кузнецовой, наконец, появился. Кто знает, быть может, после нескольких лет под одной крышей с деспотичным эгоистом Буниным и мрачным неврастеником Зуровым Галина Николаевна уже не могла себе позволить влюбиться в мужчину…

После возвращения в Грасс жизнь там уже совершенно не та. Зуров и Бунин в состоянии постоянной, скрытой ссоры с Кузнецовой. Вера Николаевна замечает, но не слишком разбирается, в чем дело: «Галя стала писать, но еще нервна. … У нее переписка с Маргой, которую мы ждем в конце мая».

В конце мая 1934 года М.А.Степун приехала в Грасс. Поскольку записей Кузнецовой за этот период нет, снова обращаемся к дневнику В.Н.Буниной:

«Марга у нас третью неделю. Она нравится мне. … Можно с нею говорить обо всем. С Галей у нее повышенная дружба. Галя в упоении и ревниво оберегает ее от всех нас… (8 июня 1934 года)».

«Марга довольно сложна. Я думаю, у нее трудный характер, она самолюбива, честолюбива, очень высокого мнения о себе, о Федоре (Степуне) и всей семье. … Но к нашему дому она подходит. На всех хорошо действует ее спокойствие. … Ян както неожиданно стал покорно относиться к событиям, по крайней мере по внешности… (14 июня 1934 года)».

«Дома у нас … не радостно. Галя как -то не найдет себя. Ссорится с Яном, а он — с ней. Марга у нас… (8 июля 1934 года)».

«В доме у нас нехорошо. Галя, того гляди, улетит. Ее обожание Марги какоето странное. … Если бы у Яна была выдержка, то он это время не стал бы даже с Галей разговаривать. А он не может скрыть обиды, удивления и потому выходят у них неприятные разговоры, во время которых они, как это бывает, говорят друг другу лишнее… (11 июля 1934 года)».

«Уехала Марга. Галя ездила ее провожать до Марселя… (23 июля 1934 года).»

Понимал ли Бунин, что это начало конца? Судя по всему, нет, то есть не придавал значения, как это всегда с мужчинами бывает, отношениям двух женщин. Он ссорился с Галиной, пытаясь чтото вернуть, склеить, увещевал ее громкими фразами типа «Наша душевная близость кончена», на что она, по выражению Веры Николаевны, «и ухом не поводила». В октябре Кузнецова уехала вслед за Степун в Германию. «Галя, наконец, уехала. В доме стало пустыннее, но легче. Она слишком томилась здешней жизнью, устала от однообразия, от того, что не писала… Ян очень утомлен. Вид скверный. Грустен. Главное, не знает, чего он хочет. Ж

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *