«Мои наркотики — спортзал и бассейн» — Все интервью Пелевина
Лет десять назад Виктор Пелевин буквально взорвал русскую литературу, переживавшую в те годы свои не самые лучшие дни. Сперва рассказы — за них он получил премию Букера, затем романы «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» (он также номинировался на Букера, но премию отдали другому писателю), «Дженерейшен Пи». После чего Пелевин пропал. Ну, не совсем пропал, слухи кое-какие бродили — мол, пишет. Нет, не пишет, потому что на самом деле он находится в глубоком кризисе и много пьет. Нет, не пьет, а, следуя опыту своих героев, увлекся наркотиками.
Однако Пелевин прервал затянувшееся молчание и выпустил-таки новую книгу «DПП» («Dиалектика переходного периода из Ниоткуда в Никуда»). «DПП» — сборник, куда вошли роман о банкире, всеми решениями которого управляли числа, и несколько рассказов — о нефти и французской философии, о сексе в Интернете, о загробном мире и т. д. А слухи о том, что все это время Пелевин провел в наркотическом тумане, писатель опровергает начисто:
— Мне не очень понятно, ОТКУДА я исчез на эти три года. Из своей собственной жизни я не исчезал ни на секунду. Я делал много разного, в том числе писал книги и думал о высоком, а в кризисе я нахожусь с шестилетнего возраста. Что касается спиртного и прочего — я не пью и не курю уже много лет. Наркотики, которые я регулярно употребляю, — это спортзал и бассейн. Когда не могу достать бассейн, принимаю двойную дозу велосипеда. Мне жалко людей, которые тратят себя на наркотики.
Мы стали проститутками
— Действие вашей новой книги происходит в России, прямо сейчас. Значит, наша жизнь может вдохновить автора на создание чего-нибудь более глубокого, чем банальные детективы или бандитские саги?
— Тоталиберализм, при котором мы живем, принципиально неглубок во всех своих проявлениях, так как любая «глубина» мешала бы обороту капитала. Человек с глубокими чувствами — менее эффективный участник рыночных отношений, потому что у него есть какое-то двойное дно, личное измерение. Поэтому он будет неконкурентоспособен — как машина с прицепом, участвующая в гонках.
Знаете, когда мы жили при казарменном социализме, мы были рабами. Рабам свойственны такие чувства, как горечь, уязвленная гордость, ненависть, желание восстать. Это питало те великие книги, которые были написаны в советское время. Теперь, при семейном капитализме, мы стали проститутками (я не вкладываю в это слово ругательного смысла). Проститутки обычно склонны к более ироничному и циничному восприятию действительности, для них главным является материальный расчет. Вы можете представить себе восстание проституток? Я — только забастовку, как в известном анекдоте. В рыночном обществе глубина испытываемого чувства прямо пропорциональна сумме денег, по поводу которой это чувство испытывается. Именно поэтому большинство современных блокбастеров крутится вокруг единственного сюжета — о том, как большая сумма денег меняет обладателя. Такая действительность, конечно, не может вдохновить автора на создание чего-то глубокого. Но глубокие и даже гениальные произведения искусства все равно будут появляться, особенно в такой стране, как Россия.
— Успеваете ли вы сами что-нибудь читать? Модных сегодня Коэльо, Мураками, Гарри Поттера, наконец?
— Я читаю довольно бессистемно, в основном полагаясь на советы знакомых и Интернет. Мураками мне нравится, это настоящий мастер, в отношении которого очень верна японская пословица «Великое мастерство похоже на неумение». Да, он поет о том, что видит. Но все дело в том, куда он смотрит.
Другой вопрос, почему он популярен в России. Наверно, потому, что пишет о каком-то условном легком измерении, где все похоже на мультфильм. Читатель отдыхает, делая себе что-то вроде ароматического массажа мозгов, и одновременно чувствует себя интеллектуалом.
Коэльо тоже мне нравится — правда, я читал только «Алхимика». А вот Гарри Поттера я так и не смог осилить, что-то в нем было неподъемное. Я не очень верю в существование легионов взрослых, которые им зачитываются, — это, по-моему, такая же пропаганда, как байки о стахановцах, которыми в советское время якобы кишела вся страна. Каждый такого стахановца почти что видел лично, их постоянно показывали по телевизору, и все равно это была лажа. Такие книги покупают в основном из-за гипноза денежной массы, впрыснутой в их промоушн.
История повторилась трижды
— Сегодня все чаще и чаще звучат голоса, что эпоха либерализма в России заканчивается и начинается «закручивание гаек». А в литературе это предчувствие грядущих перемен к худшему ощущается? К примеру, попытка осудить писателя Владимира Сорокина за его романы — это начало жесткой политики по отношению к писателям или просто попытка кучки политиканов сделать себе рекламу?
— Я бы сказал, что у нас начинается эпоха закручивания гаек после продажи болтов. Поэтому нас ожидает много сюрреалистического. Собственно, я про это и написал свой последний роман, хотя и думал, пока писал его, что он совсем о другом. Что касается предчувствия перемен, то литература — это субъективное измерение, и в ней общественные процессы отражаются самым причудливым образом. Ужас в том, что диктатура никогда не вредила литературе, скорее наоборот. Стендаль говорил, что тирания способствует появлению великого искусства, а демократия, наоборот, убивает его, потому что художник вынужден потакать вкусам своего сапожника. «Мастера и Маргариту» невозможно написать в открытом обществе. Но это не значит, что я предпочел бы жить при тирании — в конце концов, «Мастер и Маргарита» уже есть.
— Интересны ли вам те люди, которые сегодня пытаются рулить страной? Появится ли когда-нибудь «Чапаев и Пустота-2», главным героем которой станет один из нынешних силовых министров?
— Вы знаете, мне кажется, что нет более страшного бедствия для страны, чем интересный человек у власти. Страной должны управлять серые чиновники-роботы без особого воображения или вообще посредственности, умеющие только исполнять законы и инструкции, — вот тогда в народе будут расцветать таланты. Мне вообще непонятно, зачем стране руль, когда это просто неподвижная территория, где пытаются выжить люди. Все беды от того, что этот руль где-то есть и его кто-то постоянно вертит. Надо ночью собраться всем вместе и отпилить его навсегда — вот тогда будем нормально жить… А когда у этого руля вдобавок встают яркие личности, вообще надо рыть бомбоубежище — этому учит история. Поэтому мне хочется верить, что все нынешние силовые министры — серые и малоинициативные люди. Но вот для книги неинтересный герой плох. Так что «ЧиП-2» будет о ком-нибудь другом.
Источник — http://gazeta.aif.ru/_/online/aif/1195/16_01
Виктор Пелевин о трезвости / Мужской Журнал / Норм Пост
Не уходите от реальности, жизнь намного качественнее и интереснее в трезвом состоянии.Я не курю и не пью и считаю, что в химию мозга не следует вмешиваться напрямую, во всяком случае, на постоянной основе, это ведёт только к зависимости от химикатов и не решает ни одной человеческой проблемы.
Наркотики вообще способны решать только те проблемы, которые перед этим создают сами. И потом, что это значит: «расширение сознания»? У сознания нет таких характеристик, как длина или ширина, сознание не надо расширять или углублять, я думаю, что его надо постепенно очищать, а для этого наркотики не просто бесполезны, они вредны. Человеческое тело само выработает всю нужную химию.
Большинство моих друзей, да и я сам, давно поняли, что самый сильный психоделик — это так называемый чистяк, то есть трезвый и достаточно дисциплинированный образ жизни. Тогда при некоторой подготовке снимается проблема непримиримого противоречия между трипом и социальной реальностью. Понимаешь, что есть только трип между прошлым и будущим, именно он называется жизнь.
Психоделические опыты меня уже не интересуют. Трезвость гораздо более сильный наркотик.
Скажу о наркотиках. В молодости со мной всякое бывало — как, например, и с Биллом Клинтоном. Только он не вдыхал, а я не выдыхал, а так очень похоже. Но я уже давно не употребляю наркотиков. Единственный стимулятор в моей жизни — это китайский чай. Я научился ценить простое, ясное и трезвое состояние ума. Мне никуда из него не хочется уходить, это мой дом, мне в нём хорошо и уютно. Я много лет не пью и не курю. Для меня принимать наркотики или психотропы — это примерно как зимой раздеться догола, выйти на улицу и побежать куда-то трусцой по слякоти. Теоретически говоря, можно такое проделать, организм выдержит, но ничего привлекательного в такой прогулке я не вижу и никаких озарений от неё не жду.
Наркотики я не люблю. Это как прыгать в колодец, чтобы насладиться невесомостью — рано или поздно наступает минута, когда самые интересные переживания кажутся не стоящими, так сказать, процентов по кредиту.
С наркотиками эти проценты очень большие, даже если кажется, что их совсем нет. Человек просто не всегда понимает, как и чем он платит.
Виктор Пелевин: «Мои наркотики — спортзал и бассейн» | Персона | Культура
ЛЕТ десять назад Виктор Пелевин буквально взорвал русскую литературу, переживавшую в те годы свои не самые лучшие дни. Сперва рассказы — за них он получил премию Букера, затем романы «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» (он также номинировался на Букера, но премию отдали другому писателю), «Дженерейшен Пи». После чего Пелевин пропал. Ну, не совсем пропал, слухи кое-какие бродили — мол, пишет. Нет, не пишет, потому что на самом деле он находится в глубоком кризисе и много пьет. Нет, не пьет, а, следуя опыту своих героев, увлекся наркотиками.
ОДНАКО Пелевин прервал затянувшееся молчание и выпустил-таки новую книгу «DПП» («Dиалектика переходного периода из Ниоткуда в Никуда»). «DПП» — сборник, куда вошли роман о банкире, всеми решениями которого управляли числа, и несколько рассказов — о нефти и французской философии, о сексе в Интернете, о загробном мире и т. д. А слухи о том, что все это время Пелевин провел в наркотическом тумане, писатель опровергает начисто:
— Мне не очень понятно, ОТКУДА я исчез на эти три года. Из своей собственной жизни я не исчезал ни на секунду. Я делал много разного, в том числе писал книги и думал о высоком, а в кризисе я нахожусь с шестилетнего возраста. Что касается спиртного и прочего — я не пью и не курю уже много лет. Наркотики, которые я регулярно употребляю, — это спортзал и бассейн. Когда не могу достать бассейн, принимаю двойную дозу велосипеда. Мне жалко людей, которые тратят себя на наркотики.
«Мы стали проститутками»
— ДЕЙСТВИЕ вашей новой книги происходит в России, прямо сейчас. Значит, наша жизнь может вдохновить автора на создание чего-нибудь более глубокого, чем банальные детективы или бандитские саги?
— Тоталиберализм, при котором мы живем, принципиально неглубок во всех своих проявлениях, так как любая «глубина» мешала бы обороту капитала. Человек с глубокими чувствами — менее эффективный участник рыночных отношений, потому что у него есть какое-то двойное дно, личное измерение. Поэтому он будет неконкурентоспособен — как машина с прицепом, участвующая в гонках.
Знаете, когда мы жили при казарменном социализме, мы были рабами. Рабам свойственны такие чувства, как горечь, уязвленная гордость, ненависть, желание восстать. Это питало те великие книги, которые были написаны в советское время. Теперь, при семейном капитализме, мы стали проститутками (я не вкладываю в это слово ругательного смысла). Проститутки обычно склонны к более ироничному и циничному восприятию действительности, для них главным является материальный расчет. Вы можете представить себе восстание проституток? Я — только забастовку, как в известном анекдоте. В рыночном обществе глубина испытываемого чувства прямо пропорциональна сумме денег, по поводу которой это чувство испытывается. Именно поэтому большинство современных блокбастеров крутится вокруг единственного сюжета — о том, как большая сумма денег меняет обладателя. Такая действительность, конечно, не может вдохновить автора на создание чего-то глубокого. Но глубокие и даже гениальные произведения искусства все равно будут появляться, особенно в такой стране, как Россия.
— Успеваете ли вы сами что-нибудь читать? Модных сегодня Коэльо, Мураками, Гарри Поттера, наконец?
— Я читаю довольно бессистемно, в основном полагаясь на советы знакомых и Интернет. Мураками мне нравится, это настоящий мастер, в отношении которого очень верна японская пословица «Великое мастерство похоже на неумение». Да, он поет о том, что видит. Но все дело в том, куда он смотрит.
Другой вопрос, почему он популярен в России. Наверно, потому, что пишет о каком-то условном легком измерении, где все похоже на мультфильм. Читатель отдыхает, делая себе что-то вроде ароматического массажа мозгов, и одновременно чувствует себя интеллектуалом.
Коэльо тоже мне нравится — правда, я читал только «Алхимика». А вот Гарри Поттера я так и не смог осилить, что-то в нем было неподъемное. Я не очень верю в существование легионов взрослых, которые им зачитываются, — это, по-моему, такая же пропаганда, как байки о стахановцах, которыми в советское время якобы кишела вся страна. Каждый такого стахановца почти что видел лично, их постоянно показывали по телевизору, и все равно это была лажа. Такие книги покупают в основном из-за гипноза денежной массы, впрыснутой в их промоушн.
История повторилась трижды
— СЕГОДНЯ все чаще и чаще звучат голоса, что эпоха либерализма в России заканчивается и начинается «закручивание гаек». А в литературе это предчувствие грядущих перемен к худшему ощущается? К примеру, попытка осудить писателя Владимира Сорокина за его романы — это начало жесткой политики по отношению к писателям или просто попытка кучки политиканов сделать себе рекламу?
— Я бы сказал, что у нас начинается эпоха закручивания гаек после продажи болтов. Поэтому нас ожидает много сюрреалистического. Собственно, я про это и написал свой последний роман, хотя и думал, пока писал его, что он совсем о другом. Что касается предчувствия перемен, то литература — это субъективное измерение, и в ней общественные процессы отражаются самым причудливым образом. Ужас в том, что диктатура никогда не вредила литературе, скорее наоборот. Стендаль говорил, что тирания способствует появлению великого искусства, а демократия, наоборот, убивает его, потому что художник вынужден потакать вкусам своего сапожника. «Мастера и Маргариту» невозможно написать в открытом обществе. Но это не значит, что я предпочел бы жить при тирании — в конце концов, «Мастер и Маргарита» уже есть.
А что касается «Идущих вместе», то это, конечно, любопытное явление. Знаете, есть известное изречение о том, что история повторяется два раза — как трагедия и как фарс. Сегодня она повторяется три раза — как трагедия, как фарс и как PR-кампания. Зачем все это устраивается? Очень просто. Когда наш паровоз летел к коммунизму, приходилось раскачивать вагоны, чтобы люди думали, что поезд движется, хотя он давно уже стоял на месте. А сейчас делают вид, что раскачивают вагоны, чтобы люди думали, что поезд стоит на месте, хотя его давно уже продали на металлолом вместе с болтами и гайками. Все это, конечно, смешно. Но не надо забывать, что Россия — такая страна, где можно обхохотаться до смерти в самом прямом смысле.
— Интересны ли вам те люди, которые сегодня пытаются рулить страной? Появится ли когда-нибудь «Чапаев и Пустота-2», главным героем которой станет один из нынешних силовых министров?
— Вы знаете, мне кажется, что нет более страшного бедствия для страны, чем интересный человек у власти. Страной должны управлять серые чиновники-роботы без особого воображения или вообще посредственности, умеющие только исполнять законы и инструкции, — вот тогда в народе будут расцветать таланты. Мне вообще непонятно, зачем стране руль, когда это просто неподвижная территория, где пытаются выжить люди. Все беды от того, что этот руль где-то есть и его кто-то постоянно вертит. Надо ночью собраться всем вместе и отпилить его навсегда — вот тогда будем нормально жить… А когда у этого руля вдобавок встают яркие личности, вообще надо рыть бомбоубежище — этому учит история. Поэтому мне хочется верить, что все нынешние силовые министры — серые и малоинициативные люди. Но вот для книги неинтересный герой плох. Так что «ЧиП-2» будет о ком-нибудь другом.
Смотрите также:
ПЕЛЕВИН + ШИЗОФРЕНИЯ. Лучшая статья о Викторе Пелевине. Никто не останется равнодушным.: ru_pelevin — LiveJournal
Пелевин — очень своеобразный писатель, но любой согласится с тем, что написал автор предлагаемой вашему вниманию статьи. Жаль, что объём маловат, хочется продолжения. Зато всегда можно быстро перечитать. Статья хороша. Автор, как говорится, и по кумполу-чайнику настучал, и по голове ласково погладил, сумел оставить читателя наедине с горьким послевкусием и неопределённостью, сознательно не ставя точку. Специально для тех, кому не хватает информации о Пелевине. Правда, автор будто говорит пол-фразы, а остальное надо понимать самому. Вот, что называется, объективно, серьёзно и по делу:картинкой
ВИКТОР ПЕЛЕВИН + ШИЗОФРЕНИЯ = ЗНАЧИТЕЛЬНЫЙ ПИСАТЕЛЬ
Редкое качество романов Пелевина в том, что они интересны и интеллектуалам, и широкой читательской аудитории. Первые увлеченно обсуждают будущее пресловутой русской интеллигенции, той самой, которую «заметил» Грибоедов и которую Пелевин «похоронил». Вторые видят в его книгах мистическую составляющую, хотя на самом деле в них только литература. А то, что «сверх-», объясняется элементарными знаниями философии и психологии.
Смертельно больная интеллигенция
Пелевин — это крупный писатель. Он оценен не только в России и Украине — тексты переводят на многие европейские языки, а также на японский, китайский… Любой его новый роман находит в среде критиков как противников, так и сторонников. Причем и те, и другие — известнейшие и умнейшие люди, авторитетные теоретики литературы. Такое противоречие мнений бывает, только когда писатель попадает в десятку. У тех, кто готов принять его мысли, Пелевин вызывает восхищение. Но есть и другие, которые с патологической ненавистью пишут статьи о том, какой он бездарный. Тут все очень просто: каждый человек имеет механизм психологической защиты от реальности.
Обратная, отрицательная сторона защиты — зарываться головой в песок. Однако нужно помнить, что туловище-то остается на поверхности. Виктор Пелевин поставил диагноз российской интеллигенции — неудивительно, что одна часть этой самой интеллигенции не хочет и слышать об этом, а другая спрашивает: «Это еще можно вылечить?». Он ей отвечает: «Нельзя. Последняя стадия».
Альма-матер
Пелевин вошел в литературу в 1989 году, напечатав рассказ в журнале «Наука и религия». А за год до этого он поступил в Литературный институт имени Горького. Кто не знает: это единственный в мире вуз, который выпускает профессиональных поэтов, прозаиков, драматургов… Общее слово для всех них — писатели. Правда, в дипломе у выпускников, вне зависимости от жанра, написано безликое: «Литературный работник».
Я обучался там спустя десять лет, тогда Пелевин уже был модным и сильным, а главное, загадочным (не давал интервью, носил черные очки), о нем, в том числе и в Литинституте, бродило много легенд. Нам, студентам, было интересно найти личное дело Пелевина. Нашли и разочаровались. Если верить мастеру его семинара, ничем особенным в годы учебы Пелевин не выделялся: к делу была прикреплена характеристика, где отмечалось, что он, как большинство студентов Лита, наблюдательный автор и подает надежды… Кто-то из нас довольно хмыкнул: «Я ведь говорил, что он дутый авторитет». Кто-то вздохнул: «Не ценили».
Пелевин недоучился: его отчислили. А вскоре после этого он прославился. Профессора долго не могли простить ему этого. Было даже время, когда абитуриента, замеченного с книгой Пелевина, могли не принять в институт. Но это дело прошлое, сейчас они уже смирились.
Некоторые критики говорят, что институт не помог Пелевину стать тем, кем он стал. Но они лукавят. В этом, одном из самых престижных советских вузов, он завязал множество деловых связей, которые позже пригодились. К тому же статус студента Литинститута повышал шансы того, что в журналах, куда он приходил, его прочитают. И тогда, и сейчас в издательствах самотек читают неохотно; другое дело, если ты хоть чем-то уже заявил миру, что ты писатель: хотя бы прошел творческий конкурс в Литературный институт.
Секрет Успеха
Важно понимать, что, каким бы талантливый автор ни был, в литературу он приходит вопреки. Он никому не нужен. И чем талантливей автор, тем с большим трудом пройдет его адаптация в литературных кругах. Кто-то из журналистов отметил, что в среде писателей, как и в армии, есть «дедовщина» и новенький должен «пробыть» не менее пяти лет, чтобы стать своим. Это правда. При условии, что автор будет «тусоваться», а Пелевин этого не делал никогда: он просто приносил тексты, и его печатали. И это тоже одна из причин травли в девяностых и начале двухтысячных. Творческая интеллигенция не могла простить ему двух вещей: то, что он чужак, и то, что он говорит о ее болезнях…
Точнее — то, что он, чужак, ставит диагноз.
В советские времена диагноз «вялотекущая шизофрения» ставили всем, кто был неугоден власти. Именно тогда появилось утверждение, что шизофрения есть у каждого, просто проявляется она в разной степени. Наверное, это так, если использовать слово «шизофрения» в широком смысле, а именно как любое отклонение от нормы. В нашей стране нормальные люди работают на заводах и книг не читают. Люди с фантазией уже не вполне нормальные.
Виктор Пелевин как никто другой умеет органично, предельно точно показать параллельные реальности внутреннего мира человека, расщепление личности. Весь роман «Чапаев и Пустота» об этом.
То, что описано в романе «Чапаев и Пустота», понимает, подсознательно ощущает и переживает во снах большинство людей. Только это знание подавляется, потому что «отклонение от нормы — плохо», потому что «нужно быть нормальным».
Глубже и подробней Виктор Пелевин описал манию, которая присутствует у многих, в романе «Числа» (книга «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда»): заморочки с числами характерны для большинства людей. Я практикующий психоаналитик и знаю это по опыту. Правда, люди стесняются признаться, что выдумали систему, по которой одни числа вредят им, а другие помогают, что они целые ритуалы проводят, дабы ублажить числа.
Пелевин описывает то, что мы скрываем от всех, обнажает самые тайные углы нашего внутреннего мира, и этим он нас восхищает. Именно поэтому появилась легенда: Пелевин считывает материал для своих книг с информационного поля Земли.
Мы ведь никому не говорили, а он все знает. Именно в этом основа успеха писателя Виктора Пелевина.
/Александр Гриценко/
Подсесть на Пелевина: почему писатель всегда будет актуален
Ценность книги определяется не тем, сколько человек ее прочтет. Гениальность «Джоконды» не зависит от того, сколько посетителей пройдет мимо нее за год. У величайших книг мало читателей, потому что их чтение требует усилий. Но именно из этих усилий и рождается эстетический эффект. Литературный фаст-фуд никогда не подарит тебе ничего подобного.
Когда-то — один из ярчайших писателей современности, подаривший нам шедевры «Generation П», «Желтая Стрела», «Принц Госплана», «Чапаев и Пустота» и «Омон Ра», и затем начавший писать грусть, тоску да уныние в лице пародий на себя былого вроде «Empire-V», «Бэтман Аполло» и «Любовь к трём цукербринам», Пелевин по-прежнему владеет умами и держит марку едва ли не главного властителя нуждающихся в наставнике умов. И вроде последний шедевр был написан относительно давно, а как только выходит новый роман — все вокруг начинают обсуждать его с энтузиазмом, которого не было даже в Анапе, когда туда приезжал Путин. А между прочим, тогда асфальт мыли с Fairy, как писали в газетах.
Так получилось и в этот раз, и на подходе к «Лампе Мафусаила или Крайней битве чекистов с масонами» мы решили разобраться, почему Виктор Олегович Пелевин так популярен и не отпускает народ даже спустя 5 говеных книг.
Образ, покрытый тайнами
Процентов 50 успеха зависит от образа, что доказал нам ныне покойный певец Принц. Человек поражал своим эпатажным образом, так что многие не могли отойти долгое время и под впечатлением забывали послушать композиции музыканта. С Пелевиным другая история, его кредо — загадочность. На публике он не появляется, интервью практически не дает, и в понимании широких масс Пелевин — мужик в черных очках, похожий на просветленного братка. Такой вот скромный затворник, прямо как уважаемый им Кастанеда и уважаемый каждым 16-летним подростком Сэлинджер, но только с русскою душой.
Он не замешан в политике, как Прилепин или Быков, он сам по себе, в своем пузыре, мчащемся по потоку кривой реальности, он смотрит свысока на этот мир, делает конспекты, искаженные собственным восприятием мира и страстью к фантазированию, оборачивает их в твёрдый переплет и закидывает на полки. Если бы он мелькал на ТВ и давал интервью о проблемах России и власти каждые две недели, то наверняка растерял бы весь шарм и загадку, порожденную его творчеством. Быть может, в таком случае и книги его стали бы совсем другими — как у всех. А нам как у всех не надо, такие пишет каждый второй графоман, примеривший на себя шкуру писателя.
В связи с этой таинственностью даже поговаривали, что Пелевин — это не человек и даже не сгусток энергии, а обычная артель литературных негров, трудящихся на звучный псевдоним. Даже фамилии известны: Покровский, Егазаров, Ляпунов, Емелин, Вавилов, Иванников, Новицкий, и при внимательном их прочтении открывается, так сказать, истина. Но одноклассники, сокурсники по МЭИ и литинституту, из которого его в свое время выгнали, и коллеги по работе считают иначе, и говорят, что есть, есть на земле такой парень.
Особенно интересно читать воспоминания критика Виктории Шохиной и коллег со времен, когда Пелевин работал в журнале «Наука и религия». Интересно прочитать про «увлеченного мистикой гения с гаденьким характером», который любил хвастаться тем, что знает карате, и демонстрировал это, ставя коробки на головы худеньких дам.
Факт существования удачно шифрующегося писателя, предположительно из Чертаново, не дает покоя журналюгам, которые без конца любят выпускать в своих газетенках «Факты о жизни знаменитого затворника», особенно после выхода новых книг. То расскажут про любовь всей его жизни, которая нанесла ему душевную травму и сделала затворником, то про передоз… Кстати, о нём.
Бесконечные наркотики
Тема наркотических и психотропных веществ встречается в его книгах повсеместно. А что увлекает народ, как не вещества? Тем, кто их никогда не употреблял, интересно посмотреть, а как оно всё происходит. Самим пробовать страшно, лучше уж взглянуть со стороны, чертовы вуайеры. Тому, кто пробовал, наслаждался и знает, приятно увидеть знакомые психоделические пейзажи. Есть еще и третьи — те, кто впечатляется текстами гуру и встает на «тропу просветления», не задумываясь о последствиях.
Все знают, что Пелевин пробовал, слишком уж подробно и красочно описаны похождения в дивных фантазиях. Друзья рассказывают, что он никогда не скрывал своего интереса к грибочкам (разумеется, шампиньонам), травушке (подорожнику, осоке), и каким-то странным маркам, которые кладут на язык (видимо, чтобы клеились лучше). Собственно, можно спокойно взять и отыскать в толще интернет-мусора небольшой рассказ автора про его знакомство со входящим в моду мескалином. Так и называется «Мой мескалиновый трип» — рассказ о сложных отношениях между Виктором Олеговичем и мескалином, который его не принимал, порождал больше вопросов, чем ответов и даже устроил Перестройку, но Пелевин всё равно его любит.
Да и чему удивляться: говорят, он сильный человек, очень крепкий, следящий за своим здоровьем (что видно по фотографиям: вот какой красавец, не мужчина, а конфэта), и таблетки на него нормально действуют. Раз он близок к эзотерическим культам, а у них возможно употребление наркотиков, значит, он как-то приобщился и к этому. Но он отрицает героин и прочие гадости.
В любом случае, народу всегда интересно следить за жизнью и творчеством наркоманов и алкоголиков. Даже просветеённых, а если они это всё еще и описывают вычурным языком, то считай, что тираж уже гарантированно раскуплен. Помнится, как взрослые дяденьки писали чуть ли не научные работы на тему наркотиков в творчестве писателя.
Но спешим огорчить: в последних интервью Пелевин утверждает, что завязал с наркотиками.
Что касается спиртного и прочего — я не пью и не курю уже много лет. Наркотики, которые я регулярно употребляю, — это спортзал и бассейн. Когда не могу достать бассейн, принимаю двойную дозу велосипеда. Мне жалко людей, которые тратят себя на наркотики.
А в беседе с «Известиями» даже обиделся за наркотические вопросы:
Состояния, которые я описываю в книгах, посещают меня безо всякой химии. Если мои герои принимают какие-то фантастические вещества, это просто сюжетный ход, который позволяет мне рационально объяснить возникновение подобных переживаний у них. Вы же не спрашиваете, например, Акунина или Маринину, сколько старушек они мочат в неделю — хотя по их книгам уголовный розыск вполне может решить, что они хорошо знакомы с технологией убийства или даже занимаются его пропагандой. А вот меня почему-то постоянно спрашивают, употребляю я наркотики или нет. Нет, не употребляю, никому не советую и где купить, тоже не знаю.
Попадание в аудиторию
Видимо, человек написавший «Generation П», понимает в маркетинге чуточку больше, чем мы думаем. Ведь по большому счету, Пелевин просто-напросто сумел охватить огромный пласт населения, которое смог бы заинтересовать его товар. Среди его почитателей, помимо людей адекватных и интересующихся, помимо любителей хорошего слога и интересного сюжета, немало любителей мата, наркотиков и больных нездоровым подростковым нонконформизмом. Для людей с высшим образованием, творческой профессией, средним доходом и таким же возрастом он стал таким же культовым, как и для любителей веществ.
Его контркультурные приемы пришлись по душе ленивой молодежи, которой не хотелось поднимать задницу и что-то делать, ведь можно пойти по пути наименьшего сопротивления с более интересным содержанием. Вот тут и пригодился эксплуатируемый Пелевиным в больших количествах прием старика Кастанеды — сопоставление вымысла и реальности. Гораздо веселее бродить по лесу и вкушать мухоморы с Вавиленом Татарским, чем делать что-то неприятное и тяжелое.
Витиеватые путешествия между вымыслом и реальностью, а также философские пассажи пришлись по душе истину ищущим и ее нашедшим. Приятно ведь представлять, что ты понял глубокую мысль, заложенную автором. Стоит ли говорить, насколько у всех разное понимание. Все богоизбранники, все что-то поняли, но мало кто что-то сделал. А самая большая ирония жизни в том, что Пелевина обожают все те, кого он так высмеивает в своих книгах. Именно их большинство, а не поклонников суфизма и других восточных философий, которые Виктор Олегович недвусмысленно пропагандирует в своих книгах.Дивный и странный мир, о котором они читали раньше, о котором рассказывали их друзья-наркоманы, манит, но привычки и вера в праведную жизнь трудовую не дают им жить, как они. Уж лучше подглядеть через книжки да фильмы. Да и по большому счету, этот пласт любит его за то, что он даёт читателю почувствовать собственную важность. И до кучи мастерски владеет юмором и ироничным слогом.
Одним словом, Виктору Олеговичу удалось охватить практически всё читающее книжки население страны. Это не радикальный провокатор Сорокин, не загадочный Акунин, не Улицкая с ее больными для общества темами и не вездесущий Прилепин. Это нечто волшебное и всем интересное. То есть хочешь быть популярным — пиши мистический наркотический абсурд на злобу дня, но пиши красиво.
Беспощадный постмодернизм
Ещё одним пластом почитателей Пелевина являются постмодернисты. Не знаю, доживем ли мы когда-нибудь до времен, когда постмодернизм перестанет быть культовым. Сколько еще должно быть приставок, чтобы понятие «пост» выветрилось? Будем подыхать, а люди над могилкой будут обсуждать последнее постмодернистское творение очередного молодого писателя. А всё потому что выигрышная тема. Постмодернизм всегда делает сюжет интереснее и привлекательнее.
Человек в очках с короткой стрижкой и мордой, как у бульдозера, очень удачно заимствует постмодернистские приемы, используя их в своих корыстных целях. Он склеивает культурную мозаику из действительности, издеваясь над ней как угодно. Он вводит туда мифологию, эзотерику — да что угодно, перестраивает культурные образы, живущие в массовом сознании. Но нужно помнить, что это всегда пародия, и не надо хвататься за обосранный изящными вкраплениями магического реализма образ — он есть авторская выдумка, а не истина в последней инстанции. Такой образ общества ценен не только и не столько как литература, сколько как точный, едкий и ничего не маскирующий портрет действительности, и умные люди, к коим относятся читатели BroDude, должны это понимать.
Слог и ирония
Чем уж действительно хорош Пелевин, так это своим чувством юмора. Даже не самые лучшие романы отличаются высокооктановой иронией, разящей всё вокруг аки крюк Пуджа. Даже в мелочах вроде кастинга на роль проституток в бордель, где юная кариатида стоя на одной ноге пела песню группы Tату «Югославия» (не самый гениальный «5П»), или в том сюжете, где есть пес Пиздец на пяти лапах, который однажды проснётся ото сна, и наступит… ну ты понял. Юмор и острые фразы Пелевина, пускай и матерные — это как раз то, что привлекает львиную долю его читателей. Ну как не любить его за это:
Журнал был малоинтересен, потому что его главным содержанием был мат, от обилия которого делалось скучно (хотя выражения вроде «отъебись от меня на три хуя» или «иди ты на хуи и там погибни» приятно удивляли, пробуждая надежду, что русский народ еще не сказал последнего слова в истории).
Именно мастерское владение иронией позволяет ему придумывать такие запоминающиеся названия, как «Чапаев и пустота», «Прощальные песни политических пигмеев Пиндостана», «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами». Нормальный человек в жизни таких красоты и безумия не придумает.
Но этот абсурдный, обличающий юмор не был бы так эффективен без прекрасного слога, которым мастерски орудует писатель. Даже брань на страницах звучит нетривиально. И это вовсе не от потусторонних тем, просто умеет человек писать хорошо и красиво.
«Мои наркотики — спортзал и бассейн». 46 интервью с Пелевиным. 46 интервью с писателем, который никогда не дает интервью
Виктор Пелевин: «Мои наркотики — спортзал и бассейн»
17 сентября 2003. Юлия Шигарева, «Аргументы и факты на Украине»
Лет десять назад Виктор Пелевин буквально взорвал русскую литературу, переживавшую в те годы свои не самые лучшие дни. Сперва рассказы — за них он получил премию Букера, затем романы «Омон Ра», «Чапаев и Пустота» (он также номинировался на Букера, но премию отдали другому писателю), «Дженерейшен Пи». После чего Пелевин пропал. Ну, не совсем пропал, слухи кое-какие бродили — мол, пишет. Нет, не пишет, потому что на самом деле он находится в глубоком кризисе и много пьет. Нет, не пьет, а, следуя опыту своих героев, увлекся наркотиками.
Однако Пелевин прервал затянувшееся молчание и выпустил-таки новую книгу «DПП» («Dиалектика переходного периода из Ниоткуда в Никуда»). «DПП» — сборник, куда вошли роман о банкире, всеми решениями которого управляли числа, и несколько рассказов — о нефти и французской философии, о сексе в Интернете, о загробном мире и т. д. А слухи о том, что все это время Пелевин провел в наркотическом тумане, писатель опровергает начисто:
— Мне не очень понятно, ОТКУДА я исчез на эти три года. Из своей собственной жизни я не исчезал ни на секунду. Я делал много разного, в том числе писал книги и думал о высоком, а в кризисе я нахожусь с шестилетнего возраста. Что касается спиртного и прочего — я не пью и не курю уже много лет. Наркотики, которые я регулярно употребляю, — это спортзал и бассейн. Когда не могу достать бассейн, принимаю двойную дозу велосипеда. Мне жалко людей, которые тратят себя на наркотики.
Мы стали проститутками
— Действие вашей новой книги происходит в России, прямо сейчас. Значит, наша жизнь может вдохновить автора на создание чего-нибудь более глубокого, чем банальные детективы или бандитские саги?
— Тоталиберализм, при котором мы живем, принципиально неглубок во всех своих проявлениях, так как любая «глубина» мешала бы обороту капитала. Человек с глубокими чувствами — менее эффективный участник рыночных отношений, потому что у него есть какое-то двойное дно, личное измерение. Поэтому он будет неконкурентоспособен — как машина с прицепом, участвующая в гонках.
Знаете, когда мы жили при казарменном социализме, мы были рабами. Рабам свойственны такие чувства, как горечь, уязвленная гордость, ненависть, желание восстать. Это питало те великие книги, которые были написаны в советское время. Теперь, при семейном капитализме, мы стали проститутками (я не вкладываю в это слово ругательного смысла). Проститутки обычно склонны к более ироничному и циничному восприятию действительности, для них главным является материальный расчет. Вы можете представить себе восстание проституток? Я — только забастовку, как в известном анекдоте. В рыночном обществе глубина испытываемого чувства прямо пропорциональна сумме денег, по поводу которой это чувство испытывается. Именно поэтому большинство современных блокбастеров крутится вокруг единственного сюжета — о том, как большая сумма денег меняет обладателя. Такая действительность, конечно, не может вдохновить автора на создание чего-то глубокого. Но глубокие и даже гениальные произведения искусства все равно будут появляться, особенно в такой стране, как Россия.
— Успеваете ли вы сами что-нибудь читать? Модных сегодня Коэльо, Мураками, Гарри Поттера, наконец?
— Я читаю довольно бессистемно, в основном полагаясь на советы знакомых и Интернет. Мураками мне нравится, это настоящий мастер, в отношении которого очень верна японская пословица «Великое мастерство похоже на неумение». Да, он поет о том, что видит. Но все дело в том, куда он смотрит.
Другой вопрос, почему он популярен в России. Наверно, потому, что пишет о каком-то условном легком измерении, где все похоже на мультфильм. Читатель отдыхает, делая себе что-то вроде ароматического массажа мозгов, и одновременно чувствует себя интеллектуалом.
Коэльо тоже мне нравится — правда, я читал только «Алхимика». А вот Гарри Поттера я так и не смог осилить, что-то в нем было неподъемное. Я не очень верю в существование легионов взрослых, которые им зачитываются, — это, по-моему, такая же пропаганда, как байки о стахановцах, которыми в советское время якобы кишела вся страна. Каждый такого стахановца почти что видел лично, их постоянно показывали по телевизору, и все равно это была лажа. Такие книги покупают в основном из-за гипноза денежной массы, впрыснутой в их промоушн.
История повторилась трижды
— Сегодня все чаще и чаще звучат голоса, что эпоха либерализма в России заканчивается и начинается «закручивание гаек». А в литературе это предчувствие грядущих перемен к худшему ощущается? К примеру, попытка осудить писателя Владимира Сорокина за его романы — это начало жесткой политики по отношению к писателям или просто попытка кучки политиканов сделать себе рекламу?
— Я бы сказал, что у нас начинается эпоха закручивания гаек после продажи болтов. Поэтому нас ожидает много сюрреалистического. Собственно, я про это и написал свой последний роман, хотя и думал, пока писал его, что он совсем о другом. Что касается предчувствия перемен, то литература — это субъективное измерение, и в ней общественные процессы отражаются самым причудливым образом. Ужас в том, что диктатура никогда не вредила литературе, скорее наоборот. Стендаль говорил, что тирания способствует появлению великого искусства, а демократия, наоборот, убивает его, потому что художник вынужден потакать вкусам своего сапожника. «Мастера и Маргариту» невозможно написать в открытом обществе. Но это не значит, что я предпочел бы жить при тирании — в конце концов, «Мастер и Маргарита» уже есть.
А что касается «Идущих вместе», то это, конечно, любопытное явление. Знаете, есть известное изречение о том, что история повторяется два раза — как трагедия и как фарс. Сегодня она повторяется три раза — как трагедия, как фарс и как РR-кампания. Зачем все это устраивается? Очень просто. Когда наш паровоз летел к коммунизму, приходилось раскачивать вагоны, чтобы люди думали, что поезд движется, хотя он давно уже стоял на месте. А сейчас делают вид, что раскачивают вагоны, чтобы люди думали, что поезд стоит на месте, хотя его давно уже продали на металлолом вместе с болтами и гайками. Все это, конечно, смешно. Но не надо забывать, что Россия — такая страна, где можно обхохотаться до смерти в самом прямом смысле.
— Интересны ли вам те люди, которые сегодня пытаются рулить страной? Появится ли когда-нибудь «Чапаев и Пустота-2», главным героем которой станет один из нынешних силовых министров?
— Вы знаете, мне кажется, что нет более страшного бедствия для страны, чем интересный человек у власти. Страной должны управлять серые чиновники-роботы без особого воображения или вообще посредственности, умеющие только исполнять законы и инструкции, — вот тогда в народе будут расцветать таланты. Мне вообще непонятно, зачем стране руль, когда это просто неподвижная территория, где пытаются выжить люди. Все беды от того, что этот руль где-то есть и его кто-то постоянно вертит. Надо ночью собраться всем вместе и отпилить его навсегда — вот тогда будем нормально жить… А когда у этого руля вдобавок встают яркие личности, вообще надо рыть бомбоубежище — этому учит история. Поэтому мне хочется верить, что все нынешние силовые министры — серые и малоинициативные люди. Но вот для книги неинтересный герой плох. Так что «ЧиП-2» будет о ком-нибудь другом.
Источник — http://gazeta.aif.ru/_/online/aif/1195/16_01
Поделитесь на страничкеСледующая глава >
Рама, Пелевин и наркотики: ru_pelevin — LiveJournal
Когда я читала, как мама Рамы вечно подозревает его в наркомании, вспоминала этот отрывок:Сотрудница фирмы, где работает один из моих приятелей, явилась на работу взвинченная, с покрасневшими веками и прочими атрибутами бессонной ночи на лице. Все решили, что беда стряслась нешуточная. Угу, стряслась. И еще какая! Дама застукала своего сына за чтением Пелевина!!! Вы только вдумайтесь! За чтением! Пелевина! Коллеги, задавшиеся целью ее утешать, сперва опешили, а потом оживились. Кто-то поздравил несчастную с тем, что ее сын растет умным мальчиком. Кто-то презрительно буркнул, что в шестнадцать лет можно и Пелевина читать, ничего страшного, лишь бы привычка брать книгу в руки выработалась — т.е. завязалась обычная в таких случаях бесплодная, но эмоциональная дискуссия о Пелевине, типа той, что ведут читатели Сергея Кузнецова.
«Но вы не понимаете, — с отчаянием в голосе сказала несчастная мать. — Он же читает ПЕЛЕВИНА!» Воцарилась пауза, в течение которой участники диспута честно пытались понять, в чем, собственно, заключается причина столь бурного негодования. «Значит он принимает наркотики, — наконец объяснила гениальная мамаша. — Или собирается их принимать. Пелевин же для наркоманов пишет!»
Немая сцена.
(Макс Фрай «Казусы с Пелевиным»
А вам не кажется, что здесь легкая пародия на критиков, которые в текстах Пелевина постоянно видят пропаганду наркотиков?
Она была уверена, что я принимаю наркотики, и считала себя способной определить, когда я под кайфом, а когда нет. Я не употреблял никаких субстанций, но у матери выходило, что я под дозой почти каждый день, а иногда — под одновременным воздействием целой группы наркотических веществ. Для вынесения вердикта отслеживался не размер глазного зрачка или краснота белка, а какие-то особые приметы, которые мать держала в тайне, чтобы я не научился маскироваться — поэтому оспорить материнскую экспертизу было невозможно в принципе. Я и не спорил, понимая, что это будет лишним доказательством ее правоты («какой ты агрессивный становишься под наркотиками, ужас просто!»).