Уютный трикотаж: интернет магазин белорусского трикотажа

Пелевин наркоман: Виктор Пелевин о наркотиках и алкоголе

Пелевин наркоман: Виктор Пелевин о наркотиках и алкоголе

Виктор Пелевин о наркотиках. Из интервью.: joker000 — LiveJournal

— Наркотики. Вы, кажется, и не скрывали, что экспериментируете с ними?

— К наркотикам, особенно аддиктивным, я отношусь резко отрицательно. Я видел, как от них умирают. Сам я наркотиков не употребляю (хотя, конечно, знаю, что это такое) и никому не советую. Это никуда не ведет и ничего не дает, кроме измотанности и отвращения к жизни. Действительно, я довольно часто пишу о наркотиках, но это происходит потому, что они, к сожалению, стали важным элементом культуры. Но делать из этого вывод, что я сам ими пользуюсь, так же глупо, как считать, что автор криминальных боевиков пачками убивает людей и грабит банки.


Виктор Пелевин: продолжатели русской литературной традиции не представляют ничего, кроме своей изжоги
9 января 1997. Евгений Некрасов, «Вечерний клуб»

— Вы делаете наркотики связью вашего героя с астралом, хотя это довольно заезженный прием. Почему вас так интересует психоделический опыт?

— Герой книги не особо на меня похож. Большинство моих друзей, да и я сам, давно поняли, что самый сильный психоделик — это так называемый чистяк, то есть трезвый и достаточно дисциплинированный образ жизни. Тогда при некоторой подготовке снимается проблема непримиримого противоречия между трипом и социальной реальностью. Понимаешь, что есть только трип между прошлым и будущим, именно он называется жизнь. А что такое «астрал», я даже не знаю. Хорошее название для стирального порошка.

Виктор Пелевин: миром правит явная лажа
22 марта 1999. Анна Наринская, «Эксперт»

— А насколько правдив слух о том, что некоторые книги писались под воздействием наркотиков?

— Это полная чушь. Я не принимаю наркотиков. Кроме того, под их воздействием невозможно написать ничего связного. Если же говорить о моих действительных недостатках, то я, к сожалению, иногда злоупотребляю алкоголем.

— Откуда же такое хорошее знание предмета? Практически в каждой вашей книге то кто-то опиум употребляет, то эфедрин. А то и сушёные мухоморы ест.

— Мой опыт в этой области весьма ограничен — скажем, я ни разу в жизни не кололся. И потом одно дело — знать, как действуют наркотики, и другое дело — пользоваться ими. Среди моих знакомых несколько человек пострадали от наркомании, и я хорошо знаком с их историями.

Наркомания отвратительна, особенно тяжёлые наркотики. В этом смысле «Generation ’П’» кажется мне весьма полезной книгой. Вряд ли она вызовет желание испытать то, что происходит с главным героем.

Виктор Пелевин: Ельцин тасует правителей по моему желанию!
25 августа 1999. Борис Войцеховский, «Комсомольская правда»

Пелевин: Желания — они как крысы, скребущиеся в темноте. Только включишь свет, только удостоверишься в их действительном присутствии, как они тут же убегают прочь. Конечно же, у меня есть желания (ухмыляется), но вот, к примеру, у меня совершенно пропал интерес к наркотикам. Это меня смущает.

Шпигель: Ну, тогда понятно, что слухи о том, что Вы уже давно «торчите» — неправда.

Пелевин: Нет. Уже нет. Я и не пью спиртного больше. Может быть дело в возрасте. Хм. А есть что-нибудь новое на немецком рынке?

Шпигель: Думаю, что последним прорывом была смесь кокаина и микстуры. От нее была тогда такая зависимость, что люди только и думали, как бы на ней забалдеть.

Пелевин: Интересно. В России сейчас в ходу эфедриновое соединение. Но все эти замесы никогда по-настоящему не новы. Такие же вещества находили в вавилонских гробницах. От одной дозы можно бодрствовать целую неделю, и повышается сексуальная активность. Плюс пустота. Когда мы во времена полового созревания вместе накуривались, мы называли себя «Обществом советско-албанской дружбы». Полная бессмыслица. И это было то, чего мы хотели.

Шпигель: Забавное совпадение — мы называли это: «мы идем в Советский Союз».

Пелевин: (смеется) Да, точно. Прямо лозунг. А знаете, где по правде абсолютная пустота? В Советском Союзе!


«Желания — они как крысы»
25 октября 2000. Даниэль-Дилан Бемер, «Spiegel Online». Перевод с немецкого

— Мне не очень понятно, ОТКУДА я исчез на эти три года. Из своей собственной жизни я не исчезал ни на секунду. Я делал много разного, в том числе писал книги и думал о высоком, а в кризисе я нахожусь с шестилетнего возраста. Что касается спиртного и прочего — я не пью и не курю уже много лет. Наркотики, которые я регулярно употребляю, — это спортзал и бассейн. Когда не могу достать бассейн, принимаю двойную дозу велосипеда. Мне жалко людей, которые тратят себя на наркотики.

Виктор Пелевин: «Мои наркотики — спортзал и бассейн»
17 сентября 2003. Юлия Шигарева, «Аргументы и факты на Украине»

— Каково главное заблуждение людей о жизни и творчестве писателя Пелевина?

— Я не изучаю этих заблуждений. Но меня очень удивляют люди, считающие меня наркоманом из-за того, что некоторые мои герои употребляют наркотики. Это все равно, что считать Маринину серийной киллершей из-за того, что в ее книгах случаются убийства.

Виктор Пелевин: Оргазмы человека и государства совпадают
2 сентября 2003. Борис Войцеховский, «Комсомольская правда»

Я не курю и не пью и считаю, что в химию мозга не следует вмешиваться напрямую, во всяком случае, на постоянной основе, это ведет только к зависимости от химикатов и не решает ни одной человеческой проблемы. Наркотики вообще способны решать только те проблемы, которые перед этим создают сами. И потом, что это значит: «расширение сознания»? У сознания нет таких характеристик, как длина или ширина, сознание не надо расширять или углублять, я думаю, что его надо постепенно очищать, а для этого наркотики не просто бесполезны, они вредны. Человеческое тело само выработает всю нужную химию.

Правила жизни Виктора Пелевина
24 октября 2007. Владимир Воробьев, «Esquire»

— Почему вас так интересует психоделический опыт?

— Уже не интересует. Трезвость гораздо более сильный наркотик.

2008. Кристина Роткирх, «Одиннадцать бесед о современной русской прозе». Перевод с английского

в: Как известно, о вас ходит множество слухов — один гротескнее другого. Один из мифов о Викторе Пелевине, что вы бывший/практикующий наркоман. При этом повести сборника написаны так, как будто автор по себе знает, что такое состояние измененного сознания. Это правда?

о: Что значит — измененное состояние сознания? Измененное по отношению к кому и чему? Для меня, например, измененным состоянием сознания является поток мыслей офицера ГАИ или депутата Госдумы. Весь вопрос в том, что вы принимаете за точку отсчета.

Теперь о наркотиках. В молодости со мной всякое бывало — как, например, и с Биллом Клинтоном. Только он не вдыхал, а я не выдыхал, а так очень похоже. Но я уже давно не употребляю наркотиков. Единственный стимулятор в моей жизни — это китайский чай. Я научился ценить простое, ясное и трезвое состояние ума. Мне никуда из него не хочется уходить, это мой дом, мне в нем хорошо и уютно. Я много лет не пью и не курю. Для меня принимать наркотики или психотропы — это примерно как зимой раздеться догола, выйти на улицу и побежать куда-то трусцой по слякоти. Теоретически говоря, можно такое проделать, организм выдержит, но ничего привлекательного в такой прогулке я не вижу и никаких озарений от нее не жду.

Состояния, которые я описываю в книгах, посещают меня безо всякой химии. Если мои герои принимают какие-то фантастические вещества, это просто сюжетный ход, который позволяет мне рационально объяснить возникновение подобных переживаний у них. Вы же не спрашиваете, например, Акунина или Маринину, сколько старушек они мочат в неделю — хотя по их книгам уголовный розыск вполне может решить, что они хорошо знакомы с технологией убийства или даже занимаются его пропагандой. А вот меня почему-то постоянно спрашивают, употребляю я наркотики или нет. Нет, не употребляю, никому не советую и где купить, тоже не знаю.

Писатель Виктор Пелевин: «Олигархи работают героями моих книг»
20 октября 2008. Наталья Кочеткова, «Известия»

в: Те, кто вычитывает в романах Пелевина информацию о разнообразных наркотрипах, найдут, чем поживиться в «t». Что будете отвечать Госнаркоконтролю?
о: Я спокойно гляжу ему в глаза — моя совесть чиста. Каждый российский писатель имеет полное право бичевать наркоманию, тут у «госнаркокартеля» никаких привилегий нет.

Писатель Виктор Пелевин: «12 стульев» были для меня книгой о героических и обреченных людях»
30 октября 2009. Наталья Кочеткова, «Известия»

Валерий Калныш: Благодаря чему рождается у вас сюжет? Насколько сильно на вас влияет окружающая действительность и психотропные препараты. Вы вообще, наркотики употребляете? Что думаете про Украину?

Виктор Пелевин: Я не знаю, как и благодаря чему это происходит. Действительность на меня, конечно, влияет, а наркотики нет, потому что я их не люблю. Это как прыгать в колодец, чтобы насладиться невесомостью — рано или поздно наступает минута, когда самые интересные переживания кажутся не стоящими, так сказать, процентов по кредиту. С наркотиками эти проценты очень большие, даже если кажется, что их совсем нет. Человек просто не всегда понимает, как и чем он платит. Украину я очень люблю, у меня оттуда отец. Украинский был для него вторым родным языком — но я его совсем не знаю. Еще мне безумно нравятся украинские девушки, для знакомства с которыми у меня есть специальный почтовый ящик [email protected]. В принципе, девушка может прислать туда фотографии и резюме, даже если она не с Украины. Конфиденциальность гарантирую.

Интервью с писателем Виктором Пелевиным
24 июня 2010. Участники проект «Сноб»

https://pelevinlive.ru/ #Пелевин

Мемория. Виктор Пелевин, 22 ноября 2017 – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

22 ноября 1962 года родился писатель Виктор Пелевин. 
 

Личное дело

Виктор Олегович Пелевин (55 лет) родился в Москве в семье преподавателя военной кафедры МГТУ им. Баумана Олега Анатольевича Пелевина и Зинаиды Семёновны Пелевиной  — завотдела (по другим данным – директора) гастронома на Добрынинской площади в Москве.

Семья Пелевиных вместе с бабушкой по отцовской линии жила в коммунальной квартире в доме на Тверском бульваре рядом со зданием ТАСС. В середине 1970-х годов Пелевины  переехали в отдельную трёхкомнатную квартиру в районе Северное Чертаново.

В 1979 году Виктор Пелевин окончил среднюю английскую спецшколу № 31 (сейчас гимназия им. Капцовых № 1520). Школа, находившаяся в самом центре Москвы, считалась элитарной — в ней учились дети и внуки знаменитостей и больших начальников.

После окончания школы Виктор поступил в Московский энергетический институт (МЭИ) на факультет электрификации и автоматизации промышленности и транспорта, который окончил в 1985 году. После института был принят на должность инженера кафедры электрического транспорта МЭИ. В 1987 году поступил в очную аспирантуру МЭИ, в которой проучился два года, но так и не окончил, решив сменить род занятий. В середине августа 1988 года Пелевин подал заявление о приеме в Литературный институт имени Горького, на заочное отделение.

В 1989 году поступил в Литинститут (семинар прозы Михаила Лобанова), однако проучился недолго: в 1991 году Пелевина отчислили, по его собственным словам, с формулировкой «как утратившего связь» с вузом. По признанию самого писателя, учёба в Литературном институте ему ничего не дала.

На семинаре Лобанова Пелевин подружился с прозаиком Альбертом Егазаровым и поэтом (позднее — литературным критиком) Виктором Куллэ. Егазаров занимался бизнесом, торговал еще редкими тогда в Москве компьютерами. Впоследствии некоторые моменты биографии Егазарова Пелевин сделает частью собственной мифологизированной биографии. Так, когда в журнале «Знамя» готовилась публикация его повести «Омон Ра», писателя спросили, что указать в биографической справке, сопровождающей публикацию. «»Напиши — спекулировал компьютерами. Компьютерный спекулянт», — ответил Пелевин и заржал», — вспоминала редактор отдела прозы Виктория Шохина.

На заработанные торговлей деньги Егазаров решил основать своё издательство (сначала оно называлось «День», затем «Ворон» и «Миф»). Двумя его заместителями, по прозе и поэзии, стали Пелевин и Куллэ. Пелевин готовил к изданию трехтомник американского писателя и мистика Карлоса Кастанеды. За основу он взял известный по «самиздату» перевод Максимова, но практически полностью переписал исходный текст, который от этого очень выиграл.

С 1989 по 1990 год Пелевин работал штатным корреспондентом журнала «Face to Face». Также с 1989 года он сотрудничал с журналом «Наука и религия», где готовил публикации по восточному мистицизму. В декабрьском номере журнала за 1989 год был опубликован первый рассказ Пелевина «Колдун Игнат и люди». А в следующем номере вышла его статья «Гадание на рунах».

В 1991 году Пелевин выпустил свой первый сборник «Синий фонарь», в который, в частности, вошла знаменитая повесть «Принц Госплана». Сначала книга не была замечена критиками, однако спустя два года писатель получил за неё Малую букеровскую премию, а в 1994 году — премии «Интерпресскон» и «Золотая улитка».

В марте 1992 года журнал «Знамя» опубликовал роман Пелевина «Омон Ра», который привлёк внимание публики и критиков и был номинирован на Букеровскую премию.

Через год в том же журнале был опубликован следующий роман Пелевина — «Жизнь насекомых».

Став лауреатом Малой Букеровской премии за сборник рассказов «Синий фонарь», писатель помимо небольшой денежной суммы был награжден благотворительной поездкой в Англию. Своим знакомым он заявил, что будет там жить у знаменитого писателя Джона Фаулза. На самом же деле по просьбе председателя Букеровского комитета он около десяти дней прожил в Лондоне у искусствоведа-эмигранта Игоря Голомштока.

В 1993 году Пелевин опубликовал в «Независимой газете» эссе «Джон Фаулз и трагедия русского либерализма» в ответ на неодобрительные рецензии некоторых критиков на его творчество. Это эссе впоследствии стали называть «программным». В том же году Пелевин стал членом Союза журналистов России.

В 1996 году в том же «Знамени» был опубликован роман Пелевина «Чапаев и Пустота», который критики назвали первым в России «дзен-буддистским» романом. Роман получил премию «Странник-97», а в 2001 году вошёл в шорт-лист самой большой в мире литературной премии International Impac Dublin Literary Awards.

Через три года – в 1999 году – вышел постмодернистский  роман Пелевина «Generation П»  о поколении россиян, которое сформировалось во времена политических и экономических реформ 1990-х годов. В отличие от предыдущих вещей, роман вышел не в журнале, а сразу книгой, которая быстро приобрела статус культовой. В мире было продано более 3,5 миллионов экземпляров романа, книга получила ряд премий, в частности, немецкую литературную премию имени Рихарда Шёнфельда.

После «Generation П»  последовал довольно долгий перерыв в творчестве писателя. Лишь  в 2003 году вышел сборник Пелевина «Диалектика переходного периода. Из ниоткуда в никуда» («DПП. NN»), за который писатель получил премию Аполлона Григорьева и премию «Национальный бестселлер». Кроме того, «DПП (NN)» вошёл в шорт-лист премии Андрея Белого за 2003 год.

В 2006 году издательство «Эксмо» выпустило роман Пелевина «Empire V», который вошёл в шорт-лист премии «Большая книга».

В октябре 2009 года вышел роман Пелевина «t». Писатель стал лауреатом пятого сезона Национальной литературной премии «Большая книга» (2009—2010, третий приз) и победителем читательского голосования.

В декабре 2011 года Пелевин выпустил в издательстве «Эксмо» роман «S.N.U.F.F.», принесший ему премию «Электронная книга» в номинации «Проза года».

После этого один за другим выходят романы «Бэтман Аполло» (2013), «Любовь к трём цукербринам» (2014), «Смотритель» (2015), «Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами» (2016).

26 сентября 2017 года в издательстве «Эксмо» вышел пятнадцатый роман Виктора Пелевина «iPhuck 10» — о компьютерном полицейско-литературном алгоритме  по имени  Порфирий Петрович, который занимается расследованием преступлений и одновременно пишет роман. По оценке литературного критика Галины Юзефович, это «определенно лучший текст автора за последние годы — во всяком случае, самый интеллектуально захватывающий». Роман вошел в шорт-лист премии Андрея Белого в номинации «Проза», лауреатов которой объявят 30 ноября 2017 года на 19-й книжной ярмарке Non/Fiction в Москве.

Материальное содержание премии составляет один рубль.

Виктор Пелевин не женат. По данным на начало 2000-х годов, он жил в Москве в районе Чертаново.

 

Чем знаменит

 

Виктор Пелевин

Один из самых популярных современных российских писателей, автор культовых романов «Омон Ра», «Чапаев и Пустота»,  «Generation «П»».

«Человек-загадка, мистер Икс российской литературы, писатель, любой роман которого становится бестселлером» — так называют СМИ Виктора Пелевина.

Творчество писателя мало кого оставляет равнодушным – им или восхищаются, или подвергают резкой критике. «Пелевин это вообще уже лакмусовая бумага современности, по отношению людей к нему уже можно судить — стоит строить с ними отношения и если да то на каком уровне», — написал о нем один из интернет-пользователей.

Книги Пелевина переведены на многие языки мира, включая японский и китайский.

 

О чем надо знать

Один из бытующих мифов о писателе – что Виктор Пелевин является наркоманом и именно поэтому знает, что такое состояние измененного сознания. Однако сам писатель неоднократно подчеркивал, что хотя его герои принимают наркотики, сам он наркоманом не является.

«Я уже давно не употребляю наркотиков. Единственный стимулятор в моей жизни — это китайский чай. Я научился ценить простое, ясное и трезвое состояние ума. Мне никуда из него не хочется уходить, это мой дом, мне в нем хорошо и уютно. Я много лет не пью и не курю. Для меня принимать наркотики или психотропы — это примерно как зимой раздеться догола, выйти на улицу и побежать куда-то трусцой по слякоти. Теоретически говоря, можно такое проделать, организм выдержит, но ничего привлекательного в такой прогулке я не вижу и никаких озарений от нее не жду», – заявил писатель в одном из интервью.

По его собственному признанию, бросил употреблять алкоголь после того, как его «угостили клофелином» и он пролежал 16 часов в коме в больнице им. Склифосовского.

Еще один из бытующих мифов о Пелевине гласит, что он контролирует сеть коммерческих ларьков. Корни этого мифа растут из 1991 года, когда  жена Виктора Куллэ Ольга открыла несколько коммерческих палаток.

Куллэ устроил на эту работу своих друзей по Литинституту: литераторов Юлия Гуголева, Дмитрия Сучкова и Виктора Обухова. Как рассказывает Куллэ, Виктор Пелевин довольно часто заезжал туда «просто посидеть и выпить вина и водки».

Интересно, что спустя время поэта Юлия Гуголева Пелевин встретил в имиджмейкерском агентстве Глеба Павловского «Фонд эффективной политики». Есть мнение, что именно Гуголев стал прообразом Владилена Татарского в романе «Generation П».

 

Прямая речь

О творчестве: «Писать книгу за книгой — это все равно, что выдавливать из земли овощи с помощью химических ускорителей роста. Они будут пустышками, хотя выглядеть могут как настоящие. Писателю важно не только писать, иногда ему важно не писать. Причем важно это именно для его книг. В жизни тоже бывают циклы, зима и лето».

 

Об интернет-пиратстве: «Человек по природе добр и готов платить за то, чем пользуется, но только в том случае, если у него есть возможность сделать это без хлопот и головной боли.

А интернет-бизнес в России сегодня построен таким образом, что украсть проще, чем купить, даже если вы готовы заплатить. Все это, конечно, не особенно важно — книга ведь пишется не для рынка, а для Прекрасного Читателя, если перефразировать Блока. Огурец растет не для того, чтобы его продали, а для того, чтобы его съели. Но осадок остается даже у огурца. У Астафьева была основанная на военном опыте книга, которая называлась «Прокляты и Убиты». А я бы мог написать пронзительный роман под названием «Скачан и Обосран». Только не буду — все равно его потом скачают и обосрут».

 

О влиянии общественного строя на литературу: «Ужас в том, что диктатура никогда не вредила литературе, скорее наоборот. Стендаль говорил, что тирания способствует появлению великого искусства, а демократия, наоборот, убивает его, потому что художник вынужден потакать вкусам своего сапожника. «Мастера и Маргариту» невозможно написать в открытом обществе. Но это не значит, что я предпочел бы жить при тирании — в конце концов, «Мастер и Маргарита» уже есть».

 

О пристрастии к хэппи эндам: «По-моему, хэппи энд — самое хорошее, что только может быть в литературе и в жизни. В принципе, у меня есть устойчивое стремление к хэппи энду. Дело в том, что литература в большой степени программирует жизнь, во всяком случае, жизнь того, кто пишет. Я это много раз испытывал на себе, и теперь десять раз подумаю, прежде чем отправить какого-нибудь второстепенного героя куда-нибудь».

 

8 фактов о Викторе Пелевине

  • Пелевин ведет закрытую от публики жизнь, не входит в «литературную тусовку», редко дает интервью и предпочитает общение в Интернете. Это стало поводом для многочисленных домыслов, в частности, утверждалось, что писателя «Виктор Пелевин» вообще не существует, а под этим именем работает группа авторов или компьютер. Последний роман писателя «iPhuck 10» можно трактовать как своеобразный ответ на это предположение.
  • Свою статью «Гадание по рунам», написанную для «Науки и религии», Пелевин использовал максимально возможно: сдал ее в качестве курсовой работы в Литинституте по курсу «Зарубежная литература Средних веков и Возрождения», а также продал кооперативу в качестве инструкции к набору рун.
  • Сам себя в качестве насекомого Пелевин видит как «богомола-агностика».
  • Пелевин увлекается буддизмом, часто бывает на Востоке: в Непале, Южной Корее, Китае и Японии.
  • Текст романа Пелевина «Empire V» появился в Интернете ещё до выхода книги. Представители издательства «Эксмо» утверждали, что это произошло в результате кражи, однако высказывались предположения, что это был маркетинговый ход.
  • У Виктора Пелевина нет и никогда не было аккаунтов в социальных сетях (Facebook, Twitter, LiveJournal, ВКонтакте и т.п.). Любые якобы его аккаунты являются фальсификациями.
  • Эксклюзивными правами на произведения Виктора Пелевина на территории России обладает издательство «Эксмо».
  • С Виктором Пелевиным «связаться невозможно». Об этом сообщается на его сайте.

 

Материалы о Викторе Пелевине:

Настоящий Пелевин. «НГ», 29.08.2001

«Писатель Виктор Пелевин: «Олигархи работают героями моих книг»», Известия, 20.10. 2008

Виртуальная конференция с Виктором Пелевиным

Виктор Пелевин: «Снимаюсь только 30 секунд и в очках!». КП, 22.11.12

Сайт творчества Виктора Пелевина

Статья о Викторе Пелевине в Википедии

.

Ликантропия в России: «Проблема оборотня в Центральной России» Виктора Пелевина как метафора трансформации


Иорданский центр поддерживает всех людей Украины, России и остального мира, которые выступают против российского вторжения в Украину. См. наше заявление здесь.

Александр Герберт — докторант Университета Брандейса, специализирующийся на научной, технологической и экологической истории позднего Советского Союза. Его будущая книга, Страх перед падением: фильмы ужасов в позднем СССР , выйдет в феврале.

Оборотни были повсюду после распада Советского Союза. Мощная метафора трансформации, они часто появлялись в русской литературе и кино, предвещая грядущие — и не обязательно добровольные — переходы для миллионов россиян.

Начало 1990-х в России запомнилось как самое тяжелое социально-экономическое время на памяти живущих, даже второе «смутное время». Не хватало продуктов питания и других потребительских товаров, таких как сигареты и мука. Родители беспокоятся за своих детей. Государство и сопутствующие ему службы, институты и политики были нестабильны и непредсказуемы. Сообщалось, что вдобавок к и без того травмирующей пандемии СПИДа употребление сильнодействующих наркотиков стало обычным способом для молодых людей, стремящихся избежать борьбы повседневной жизни.

Однажды утром миллионы людей проснулись с паспортами страны, которой больше не существует. Это новое Смутное время породило атмосферу дефицита, заставив россиян перейти в режим выживания, заставив их полагаться на импульс и возможности, а не на государственное планирование и патернализм.

После таких фильмов, как Люми (1991) и Время тьмы [ Феофания , рисующая смерть ] (1991), постмодернистский писатель Виктор Пелевин использовал русскую метафору ликантропии — оборотничества. советский опыт. Пелевина «Проблема оборотня в Центральной России» (1991) использует эту метафору для описания места за пределами строгой бинарности (пост)социализма. Даже когда Россия официально переходила от плановой к «рыночной» экономике, ни путь к цели, ни сама цель не были четко определены.

Существует несколько интерпретаций символики оборотня, которые различаются по всей Восточной Европе. Для одного современного критика оборотни означают грубые эмоции, порывы и дикость — противоположность вампирам, их сверхъестественным сообщникам. По словам итальянского историка Карло Гинзбурга, оборотни появились в различных культурах континента из общего опыта древнего шаманизма. Экстаз, испытываемый шаманом — возможно, с ограниченным контактом с римским миром, живущим в Сибири или современной Восточной Европе — часто изображался через образы и символы диких животных. Эти архаичные воспоминания со временем превратились в народные сказки о людях, трансформирующихся ночью, чтобы либо работать с дьяволом, либо сражаться с ним.

В России истории об оборотнях более непосредственно связаны с самим процессом превращения. В Вологодской губернии говорят, что колдунья превратилась в волка, «бросившись» на кресло-качалку. В Смоленске крестьяне вспоминали, как дети колдуна стали волками, выпив эликсира. В других регионах сказка сосредотачивается на свекрови-ведьме, которая превращает своего пасынка в оборотня. Эти рассказы сосредоточены на трансформации как форме наказания.

В советском контексте есть два родственных понимания, происходящих от смешения русской и ливонской ликантропии: русский фольклор меньше сосредотачивается на том, в чем заключается верность оборотня (дьявол или божество), или что представляет собой бытие-в-себе, и многое другое о процессе преобразований и его последствиях. Превратиться в оборотня в русской народной традиции — это выученный урок, и на этом сказка заканчивается. Однако ливонский зверь представляет собой козла отпущения во времена необычных неприятностей; Действия оборотня важнее всего, а не трансформация или его функция наказания. Таким образом, мы можем сказать, что СССР унаследовал два понимания уже дуалистической фигуры: одно отдает предпочтение гибриду человека и зверя, а другое больше интересует условия и действия.

Этот многогранный подход к оборотню в советской культуре нашел отражение в культурных артефактах, созданных в последние дни СССР, в том числе в «Проблеме оборотня в Центральной России» Пелевина. Главный герой истории, Саша, сталкивается со стаей оборотней, которые превращают его в одного из своих и ведут на битву со старым волком. Рассказчик уделяет много времени подробному описанию ощущений, которые испытывает Саша, таких как обостренные чувства и / или быстро меняющаяся реальность, которые отличаются от тех, которые может испытывать человек. Чтобы еще больше подчеркнуть преобразующие аспекты, Пелвин описывает человеческие формы, изображенные тенями волков в лунном свете. Подобно ливонскому ликантропу, оборотни Пелевина героичны Übermenschen , которые полагаются на инстинкты, а не на рациональное мышление или заранее установленные планы.

Саша, новый оборотень, символизирует два выбора, доступных россиянам в конце перестройки : реформы или крах, социализм или капитализм. То, что Пелевин представляет свое превращение в кровожадного зверя как положительное развитие, предполагает, что только принятие неизбежных изменений может привести к улучшению. Это предположение не пережило 1990-е годы; уже в году Священная книга оборотня (2004), постсоциалистический ликантроп Пелевина скорее демонический и лживый, чем героический.

Подобно русским народным сказкам, которые, по крайней мере частично, вдохновили его, рассказ Пелевина 1991 года также содержит в себе моральный элемент, указывающий на замкнутость трансформаций. В начале сказки Саша сталкивается с развилкой и выбирает то, что он считает правильным путем. Однако, пройдя некоторое время, он понимает, что завершил гигантский круг, и идет другим путем в надежде достичь своей цели. К концу истории мы узнаем, что с самого начала им манипулировали, чтобы он столкнулся со стаей оборотней. Как это часто бывает в рассказах Пелевина, свобода есть иллюзия, а индивидуализм едва отличим от слияния с толпой, стаей или стаей, «выбора», который лишь внешне соответствует неизбранному пути.

В отличие от слепого подчинения, испытанного им в колхозе, где он вырос, Саша обнаруживает, что, когда «вся стая» воет вместе, он может «понимать чувства, выраженные в каждом голосе, и смысл всего дела. Каждый голос выл на свою тему». Таким образом, трансформация Саши усиливает его восприятие различий, даже когда он является частью группы. Сверхъестественная способность оборотней выражать свои чувства индивидуально, даже когда они занимаются коллективной деятельностью, становится новой основой, на которой Саша приходит к пониманию своего собственного состояния.

Оборотни лишь в общих чертах придерживаются бинарных отношений человек/нечеловек, ночь/день, вместо этого стремясь нарушить или обратить их вспять: как существо, оборотень является и человеком, и животным, используя человеческое время отдыха (ночь) как наиболее активный период. История Пелевина 1991 года использует изменчивость или промежуточность личности оборотня, демонстрируя пределы биполярного восприятия реальности. Как лиминальная фигура оборотень становится удачной метафорой постсоветского перехода от «коммунизма» к «капитализму», в котором четкие дихотомии уступили место гибридным формам переживаемой реальности.

О Владимире Сорокине, Викторе Пелевине и пост-постмодернистском повороте России

ПОЧТИ 30 ЛЕТ после распада Советского Союза российские писатели продолжают превращать «Красный век» в злобную сатиру, причудливые фантазии и мрачные пророчества. Как раз к столетию большевистской революции два крупных постсоветских автора — Владимир Сорокин и Виктор Пелевин — выпустили новые романы: Манарага (Сорокин) и Лампа Мафусаила, или Последняя битва ЧК с масоны (Пелевин). Хотя оба романа демонстрируют постмодернистские стилистические изыски, сделавшие их авторов знаменитыми, они умеряют скептицизм по отношению к метанарративам, который является одной из определяющих черт постмодернизма. Действительно, и Сорокин, и Пелевин встраивают свои антиутопические видения в эту типичную форму метанарратива: теорию заговора.

Этот постпостмодернистский поворот в русской художественной литературе отражает недавние культурные события как внутри России, так и за ее пределами. Далеко не ускоряя окончательный крах нарратива, информационная перегрузка социальных сетей и дискредитация традиционных источников авторитета дали ему новую жизнь. После десятилетий фрагментарности, эмоциональной отстраненности и подмигивающей иронии традиционное повествование возвращается с удвоенной силой. Это в ваших влогах на YouTube, вдохновляющих вас с искренним энтузиазмом следить за жизнью незнакомцев в Интернете. Это в вашей выдумке, заставляющей вас приостановить свое неверие и почувствовать что-то реальное для разнообразия. И, конечно же, дело в вашей политике, прикрывающейся каждой новой влиятельной девяткой.0004 Заголовок Breitbart .

В соответствии с этой тенденцией Сорокин и Пелевин сосредотачивают свои романы на жизни и смерти всевозможных историй, от литературных канонов до государственных идеологий. Действие « Манарага » Сорокина, названного в честь вершины северных Уральских гор, происходит в недалеком киберпанк-будущем. Как услужливо отмечает один из персонажей, прошло 92 года с момента исторического перелома 1945 года, то есть наступил 2037 год — всего лишь на два десятилетия раньше внедиегетического настоящего. Одержав узкую победу в апокалиптическом конфликте с неустановленным исламским врагом, Запад неуверенно начинает перестраиваться. Отчаянно нуждаясь в развлечениях после многих лет лишений и кровопролития, мировая элита обратилась к «книжным грилям», в которых вне закона «повара» готовят тематические пиршества над пламенем, зажженным первыми изданиями литературной классики, в просторечии известными как «бревна».

Обычные книги теперь являются прерогативой музеев, архивов и предприимчивых правонарушителей, таких как рассказчик от первого лица Манарага Геза Яснодворский. В отсутствие самих книг жажда человечества к повествованию не ослабевает. Просто, как выразился Геза, «эпоха Гутенберга закончилась с триумфом электричества». Поначалу сжигание книг ради развлечения и наживы было совершенно законным. Однако через полгода «человечеству пришлось объявить book’n’grill преступлением не только против культуры, но и против цивилизации в целом». Именно тогда Гезу и его товарищей по «поварам» загнали в подполье, причем на узкие профессиональные специальности.

Сильной стороной Гезы является русская литература, хотя он никогда не читал ни одного русского романа. К счастью, он «знает всю классику наизусть» — благодаря дорогим подкожным имплантатам, известным как «умные блохи». Подобно межгалактическим автостопщикам Дугласа Адамса, жители Сорокинского 2037 года хранят знания, накопленные веками, на кончиках своих нейронов, хотя не каждый может позволить себе привилегию полностью наэлектризованного мозга. Собственная эрудиция Гезы дорого обходится: ему приходится периодически повышать уровень своих «блох», иначе он рискует потерять остроту ума, которая позволяет ему быть на шаг впереди закона.

Сорокин использует своего странствующего главного героя, чтобы отправить нас в плутовское путешествие по дивному новому миру 2037 года. Эта техника напоминает галерею гротесков, которую Николай Гоголь разворачивает в своем классическом плутовском эпосе « Мертвые души » (1842), произведении, которое, как предполагает Геза, отлично сочетаются с красивым ребром глаз. Но забавные виньетки, заполняющие первую половину Manaraga , — всего лишь закуски к заговорщическому основному блюду. Как выясняется, существует заговор, направленный на то, чтобы сделать ремесленное приготовление книг и гриль, усовершенствованное Гезой и его коллегами, устаревшим. Глубоко в морозной Манараге повар-ренегат по имени Анри создал машину, которая будет массово производить первые издания, начиная с 9 романов Владимира Набокова.0004 Ада — альтернативная история, действие которой происходит на антиземле под названием Демония.

Заманив Гезу в его логово, Анри накачивает его наркотиками и хирургическим путем избавляет от «блох». Ум Гезы становится медлительным и медлительным, что одновременно сводит на нет попытки Анри вовлечь его в остроумие в стиле злодея Бонда и удачно иллюстрирует ловушки интеллектуального аутсорсинга. Мечта Анри превратить книги и грили из незаконной роскоши в широко доступное, декриминализированное буржуазное развлечение не впечатляет пуриста Гезу. Понимая, что его соперник никогда не присоединится к нему добровольно, Анри снова нокаутирует его и вживляет ему новую, более приятную «блоху». Сопротивление становится не просто бесполезным, но буквально немыслимым.

На первый взгляд кажется, что роман Сорокина завершает серию постмодернистских экспериментов, начавшихся с Норма (1979–1983), которая переосмыслила Россию Леонида Брежнева как место, где каждый гражданин по закону обязан ежедневно потреблять « норма» человеческих фекалий. Многие другие романы Сорокина карикатурно изображают культурное потребление, приравнивая его к каннибализму или наркомании. Не менее противник чистого эстетизма, чем одна из его собственных частых мишеней — Лев Толстой в его маразме — Сорокин провел большую часть своей литературной карьеры, пытаясь сломать зависимость читателей от условностей повествования. «Тринадцатая любовь Марины » (1982–1984), например, представляет собой, казалось бы, обычный bildungsroman — до тех пор, пока его героиня не вступает в партию, после чего роман отказывается от всякой претенциозности сюжета и растворяется в свинцовом бюрократизме. С начала 2000-х Сорокин развернул свой постмодернистский набор каламбуров и стилизации для более широких аллегорических целей, как, например, в « День опричника » (2006), еще одной антиутопии ближайшего будущего, в которой рассказывается о члене неосредневекового ближайшего окружения царя в роли он занимается своими повседневными убийствами и изнасилованиями.

Если Опричник — постпостмодернистское пророчество, то Манарага принадлежит столь же атавистическому жанру: манифесту. Под постмодернистскими атрибутами Manaraga взывает к несправедливости корпоративных толстяков, использующих высокое искусство для личной выгоды. Неважно, что «искусство» Гезы само по себе разрушительно, превращая в пыль со вкусом свинины остатки глобального культурного наследия, уже уничтоженного войной и пренебрежением. Этот поворот показывает, что Сорокин по-прежнему мастер постмодернистской иронии, который полностью осознает культурную деградацию, унаследованную его поколением. Удручает то, что фактическая безграмотность его персонажей только поощряет их одержимость «классикой»: их уничтожение томов Толстого и Федора Достоевского основано на примитивном, нерефлексивном почтении к этим авторам. Между тем литература, которую Геза и его клиенты считают второсортной, включая советский соцреализм и все, что написано после 19 лет.91 — продаются оптом или просто оставляются для биоразложения. Проводя четкую параллель между технологическим уничтожением сознания Гезы и товаризацией его ремесла, Сорокин предполагает, что грандиозный культурный нарратив завершается не взрывом, а хныканьем: не оргией постмодернистского экспериментирования, а триумфом холодные, твердые деньги.

¤

Как и Сорокин, Пелевин сделал себе имя, придумывая барочные постмодернистские сладости. Его завораживающие фантастические пейзажи обычно сочетают в себе, казалось бы, искреннее знакомство с русской историей и восточной философией с большими дозами сарказма и отсылками к поп-культуре. Если Сорокин склонен концентрировать свое внимание на настоящем или ближайшем будущем, то в работах Пелевина часто творчески переосмысливаются ключевые эпизоды советской и постсоветской истории. Рассказ «Хрустальный мир» (1991) приписывает проникновение Ленина в Петроград в октябре 1917 года невнимательности двух офицеров, цитирующих Оскара Шпенглера, пристрастившихся к кокаину, в то время как роман Generation P (1999) приписывает хаос времен Бориса Ельцина преданности политической элиты Месопотамская богиня Иштар, местное воплощение в рекламе газированных напитков и сомнительных финансовых услуг.

Лампа Мафусаила, или Последняя битва ЧК с масонами — самый масштабный проект Пелевина на сегодняшний день. Четырехчастный опус с экстравагантным названием представляет современную Россию как придаток ее собственного аппарата государственной безопасности, особенно ФСБ (ранее КГБ, ранее НКВД, ранее ГПУ, первоначально ЧК). ФСБ, в свою очередь, оказывается заодно с масонами, бородатыми хипстерами и потусторонними «рептилоидами». При всей этой кажущейся произвольности рассказ Пелевина умудряется быть необычайно коммуникативным, как будто автор зашел слишком далеко в заколдованный лес постмодернистской иронии и вышел на другом конце как искренняя версия самого себя прежнего. В Мафусаил , заговор, который связывает его многочисленных причудливых персонажей и декорации, приобрел такие огромные масштабы, что угрожает поглотить самого автора. Если читатели смогут отвлечься от удивительно подробных описаний секса с деревянными досками или утомительных монологов рептилоидов, занимающих так много страниц романа, они могут задаться вопросом, начал ли Пелевин верить в свои собственные изобретения.

Сюжет «Мафусаила » рассказывает о трех поколениях семьи Можайских, самым известным представителем которой в реальной жизни был адмирал Императорского флота и пионер авиации Александр Можайский (1825–189 гг. ).0). На момент смерти Можайскому, похоже, оставалось всего несколько месяцев и, возможно, еще один правительственный грант от создания первого в мире управляемого самолета. Если бы ему это удалось, он бы опередил братьев Райт как минимум на десятилетие, и советские комментаторы довели эту заманчивую возможность до полного героизма. Для Пелевина статус Можайского как трагического неудачника, неправильно понятого в свое время, олицетворяет долгую историю России, связанную с неудачным выбором времени. Хотя сам Александр Можайский никогда не появляется на сцене, его вымышленные тезки живут в альтернативной истории, в которой его паровой моноплан (оснащенный деталями, привезенными из будущего путешествующим во времени генералом ФСБ Капустиным) действительно снимает . Таким образом, одна из центральных теорий заговора Мафусаила просто вышивает причудливое советское «а что, если», подчеркивая изменчивый характер политической идеологии.

Принятие желаемого за действительное оживляет многие сюжетные линии романа, хотя, похоже, это никогда не приносит пользы ни персонажам, ни России. В первой части Methuselah рассказывается о подвигах самопровозглашенного «младшего лейтенанта Маммона», порнографически названного Creampie Mozhaisky. Торговец золотом днем, Creampie подрабатывает осведомителем ФСБ и способствует инсайдерской торговле. После того, как одна из его подсказок лишила его клиентов, включая генерала Капустина, значительную сумму, Кримпай решает покончить жизнь самоубийством. Но вместо того, чтобы убить его, таблетки, которые он принимает, переносят его в другое измерение, населенное гигантскими золотыми жуками, которые любезно возвращают его в мир живых. Там он оказывается лишенным права на дальнейшую торговлю золотом и страдает от неконтролируемой страсти к деревьям. В конце концов, жуки помогают Кримпаю преодолеть его недуг, и он живет долго и счастливо, работая финансовым журналистом на зарплате Кремля.

Вторая часть читается как переписывание романа Достоевского « Игрок » под действием наркотиков. Незадачливый дворянин 19 века Маркиан Можайский, проиграв свои скудные средства и оттолкнув даму своего сердца, спивается в своей полуразрушенной усадьбе. Его излишняя мужская рутина внезапно прерывается генералом Капустиным и его друзьями, которые прибыли из будущего, чтобы пообещать Маркиану несметные богатства в обмен на его сотрудничество. ФСБ намерена воплотить в жизнь мечты Александра Можайского о полетах, дав России фору в соревновании с США в 20-м веке. (ФСБ не может использовать для этой цели настоящего Александра Можайского, объясняет Капустин, по сложным причинам, связанным с логикой путешествий во времени.)

Стремясь вернуться к рулетке Баден-Бадена, Маркиан с радостью соглашается. Однако вскоре появляется группа американцев 21-го века, чтобы призвать русских к ответу. Затем мы узнаем, что русские чекисты и американские масоны ведут опосредованную войну между двумя инопланетными цивилизациями: так называемыми Бердо и расой рептилоидных феминаци, которых Пелевин использует, чтобы с рвением, достойным Reddit, принести в жертву соломенное чучело «американской политкорректности». . В конечном итоге самые продуманные заговоры агентов ФСБ и их бородатых космических покровителей рушатся: хотя ФСБ удается построить функциональную версию самолета Можайского, беспристрастная высшая сила нейтрализует историческое вмешательство, оставляя настоящее без изменений.

Предпоследний раздел опуса Пелевина маскируется под рецензию на академический том вымышленного историка и философа И. П. Голготского, раскрывшего подлинную судьбу русского масонства в советское время. По словам Голготского, после 1918 года большевики заключили всех оставшихся масонов в специальный ГУЛАГ на Новой Земле, архипелаге в Северном Ледовитом океане. Вместо того, чтобы вымирать, заключенные начали строить мистический портал в мир иной под руководством сына Маркиана Можайского Мафусаила, фактически агента НКВД. Под покровительством этого агентства масоны беспрепятственно трудились до тех пор, пока вскоре после смерти Сталина Никита Хрущев не разбомбил это место вдребезги.

Единственным артефактом всего этого эпизода является титулованная «лампа Мафусаила», которая, как и «деревосексуальность» Creampie, вовсе не метафора. Изготовленная из татуированной кожи Мафусаила, лампа томится в безвестности до 2010-х годов, когда ФСБ дарит ее западным масонам в неудачной попытке сближения. Этот faux pas возрождает вражду, которая разыгрывается повсюду в романе Пелевина, в том числе в его заключительной части, в которой генерал Капустин совершает галлюциногенное путешествие к месту всемирного масонства, где его небесные повелители спешат напомнить ему о незначительности России. Если бы страна исчезла, утверждают они, никто бы и не заметил; в конце концов, хваленый Путиным «русский мир» — это «как раз та часть Facebook, где обсуждают последние Звездные войны фильм на русском языке». Роль России в мировой истории, продолжают космические божества, не художественная и не политическая. Скорее, Россия — это «медведь в посудной лавке», который создает достаточно хаоса, чтобы держать другие страны в узде. Между тем именно доллар, а не рубль, на самом деле правит всем.

Какой бы неудовлетворительной ни была эта оценка для Капустина и его коллег из ФСБ, она представляет собой самую глубокую точку в заговорщическом зеркальном зале Пелевина — святая святых, которое его предыдущие работы имели тенденцию скрывать или игнорировать. При всех своих диковинных прибамбасах (жуки-философы! путешествия во времени! феминистские люди-ящерицы!), Мафусаил продолжает извечную программу русского интеллектуала: диагностировать недуги, преследующие «русскую идею». В прошлом диагнозы Пелевина читались как фарсовые пародии на эту культурную позицию: как диагност, он никогда не был так предан правдоподобию, как каламбурам. Напротив, сеть Мафусаила , состоящая из психонавтов ФСБ, вспыльчивых масонов и космических рептилий, кажется настолько приверженной внутренней согласованности, что она читается не столько как сатира, сколько как манифест Унабомбера. Кажущаяся серьезность Пелевина сочетается с его нежеланием предлагать какие-либо рецепты от бед современного мира, оставляя впечатление неразбавленного пессимизма.

¤

Подобно классическим авторам 19-го века, чьи стилистические идиосинкразии они так щедро пробуют, Пелевин и Сорокин принимают как данность то, что мир падший, и рассматривают как вымышленный, так и политический нарратив как условное обозначение цивилизации. Манарага изображает человечество, которое избежало вымирания, но не в состоянии поддерживать что-то большее, чем пустой панцирь культурного производства, в то время как Мафусаил полностью отвергает российскую культуру как постыдную бесполезную работу. Однако их собственный вклад опровергает этот диагноз; оба автора размышляют о закате культуры, в полной мере используя объяснительный потенциал нарратива. Встраивая элементы своих историй в теории заговора, которые они так и не удосуживаются деконструировать, Пелевин и Сорокин неявно признают возрождение нарратива как полезного инструмента для осмысления мира. Действительно, их последние предложения идеально подходят для нашего постфактумного момента.

Потому что, если вы поцарапаете поверхность нашей блестящей новой пост-правды, вы обнаружите, что под ней таятся старые тревоги. Возможно, наступила усталость от информационной фрагментации, но реальная фрагментация быстро продолжается, а нишевые продукты и идентичности заманивают людей в ловушку в соответствующих пузырях фильтров.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *