«Настоящий коллекционер обязательно шопоголик» • ARTANDHOUSES
Двадцать седьмого сентября стартует первая часть выставочного проекта «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Целый этаж из двенадцати залов Московского музея современного искусства на Петровке будет отведен живописи, графике и скульптуре 1910–1970-х годов. Вторая часть откроется следом, 28 ноября, и представит более глубокое погружение в тему. Роман Бабичев приравнял искусство к собственной жизни, создав для обширной коллекции настоящий музей, в котором и обитает. Анфилада комнат, шпалерная развеска полотен на стенах, как некогда было у Сергея Щукина, плафонная живопись даже на потолке, элегантная мебельная обстановка времен ар-деко — таков интерьер, в котором удалось побывать ARTANDHOUSES и, наблюдая процесс подготовки пятитомного издания каталога коллекции, поговорить с хозяином, почти никогда ранее не дававшим интервью, о том, как складывалось его уникальное собрание.
Что здесь из недавних поступлений?
Вот, рельеф «Персидская охота» Ивана Ефимова для фриза «Народности мира» во Дворце Советов, 1940-е годы. Дворец Советов, как вы знаете, не был построен, поэтому здесь этот рельеф воспринимается как самостоятельная и тонкая вещь.
Иван Ефимов
Рельеф «Персидская охота» для фриза «Народности мира» во Дворце Советов
1940-е
Вещи из вашего собрания многократно участвовали в проектах главных музеев страны, прежде всего связанных с возвращением имен в культурный и научный оборот. Некоторые из художников у вас представлены монографически. Почему раньше вы не показывали коллекцию целиком?
Долго готовился. Коллекция должна была обрести цельность, стать последовательным и наполненным повествованием о русском искусстве в драматическом ХХ веке. После приглашения музея оказалось, что выставка совпадает с юбилеями — моим и коллекции. Ей в этом году двадцать пять лет.
«Модернизм без манифеста», вынесенное в заголовок, — определение, лишь отчасти объясняющее концепцию, интонацию, содержание коллекции, которое, предполагаю, много шире.
Вокруг проекта собралась замечательная компания авторов статей и кураторов проекта — Надя Плунгян, Александра Селиванова, Валентин Дьяконов, Мария Силина, Александра Струкова и Ольга Давыдова. Название предложил Дьяконов. Этим проектом мы вступаем в полемику с принятым у нас взглядом на историю русского искусства ХХ века, включающим в себя только две фазы — авангард и соцреализм. Я же всегда разделял точку зрения западного искусствоведения, что русский авангард лишь одна из составляющих движения модернизма. Могу признаться: мне всегда нравилась модернистская живопись. Основной блок собрания состоит из произведений художников андеграунда 1930-х годов, не принявших соцреализм, отказавшихся встраиваться в мейнстрим, работавших для чистого искусства, — Шевченко, Барто, Истомина, Фонвизина, Тышлера, Лабаса, Удальцовой, Ермиловой-Платовой и других. Их исключали из Союза художников, работы не брали на выставки. Для кого-то это неприятие закончилось трагически. Критик Осип Бескин в своем труде «Формализм в живописи» 1933 года поносил этих «супрематистов и бессюжетников» за «индивидуалистическую замкнутость, оторванность от нашей действительности, мелкобуржуазное “гениальничание” и чванство, наплевательское отношение к гигантским историческим процессам нашей социалистической стройки».
Вот, кстати, я вижу пейзаж Надежды Удальцовой.
Да, 1933 год. Провенанс безукоризненный, вещь ранее была у коллекционеров Арама Абрамяна, Валерия Дудакова, дважды опубликована. Но почти все, кто видит работу, говорят одно: «Какой чудный Древин!» Возможно, вопрос авторства заслуживает более детального исследования. Известно, чтобы спасти наследие арестованного Древина, Удальцова подписала часть работ супруга своим именем. С другой стороны, в тот период манеры этих художников были довольно близки.
Н. А. Удальцова
«Старый Норк»
1933
Отчего же в коллекции, где есть работы, относящиеся к символизму, модерну, творчеству членов «Союза русских художников», иными словами, ко времени зарождения авангарда, канонический авангард почти отсутствует?
Ну почему же, есть вещи членов и экспонентов «Бубнового валета» — Аристарха Лентулова, Николая Кузнецова, Анатолия Микули; живопись и графика учеников Малевича — Веры Ермолаевой, Константина Рождественского, Эдуарда Криммера и других; футуристический скульптурный портрет Брюсова работы Нины Нисс-Гольдман; «Инвалид» Суворова, единственного скульптора из филоновских «Мастеров аналитического искусства». Это направление в собрании представлено, но упор был сделан на другое. Думаю, если бы я уделил главное внимание авангарду, такой полной и содержательной коллекции уже бы не сложилось. Работ в свободном обращении было очень мало, особенно после Георгия Костаки. Да и таких финансовых возможностей, как у некоторых других коллекционеров, собиравших авангард, у меня не было.
А на Лентулова в начале вашего собирательства суммы были еще подъемные?
Абсолютно. В 1993 году на аукционе «Альфа Арт» Шишкин, правда не очень большой, сантиметров под семьдесят, стоил $3600, поздний Татлин — $10 тыс. Лентулов тоже был не дорог. Когда я попал в дом к дочери художника, Марианна Аристарховна откуда-то из-под тумбочки достала две работы, свернутые в рулончик, — «Красный платок» 1910 года, он был на выставке «Бубнового валета» в 1913-м, и «Портрет двух девочек», вещь 1911 года. «Роман Данилович, — говорит, — вот Шустер больше одной тысячи долларов не платит. Хочу его проучить. Дайте за “Красный платок” три тысячи, а за девочек хоть триста». Я тут же согласился. Мне повезло. Увез.
В семь утра звонок. Марианна Аристарховна. Сердце в пятки. Со страхом жду фразы: «Верните, я передумала». — «Роман Данилович, вы мне мало заплатили. Всё-таки за девочек хочу еще две бумажки по сто». — «Сейчас приеду». Не умываясь, прыгаю в машину, везу ей двести долларов. Правда, уже подписывая вещи после реставрации, она вздыхала: «Да, дешево отдала». Она была замечательная. Она занималась наследием, как и ее внук Федор, кстати, один из организаторов нынешней выставки Лентулова в Театральном музее имени Бахрушина.
А. В. Лентулов
«Красный платок», 1910 | «Портрет двух девушек»
Роман Данилович, вы автодидакт? Скажите, как человеку из совсем другой профессии и семьи, где никогда не собирали искусство, удалось настолько развить глаз и так глубоко войти в материал?
Я был пытливым и увлекающимся мальчиком, с детства меня интересовали астрономия, геология, археология, занимался нумизматикой, фотографией, химией. Побеждал на олимпиадах, хотел быть физиком, поступал в МИФИ, но недобрал баллов. Получил профессию экономиста. Когда приехал в Москву (родился я в Сибири, а школу окончил в Луганске), на меня свалились новые радости: театры, музеи, выставки.
Но если в музеях показывали сплошной соцреализм, то в павильоне «Пчеловодство» на ВДНХ в 1975 году я увидел совершенно другое искусство, непохожее на официальное. Появилось вполне юношеское желание узнавать об этом как можно больше, более того — с этим жить. Мечта сбылась через двадцать лет, когда я уже работал в совместном российско-западногерманском предприятии.
А глаз, он не сразу развился. Вначале я был абсолютно чистым листом. Коллекционирование для меня в первую очередь познание, погружение в материал. Литература, музеи, выставки. Перебирая по сто раз работы Лентулова, изучаешь его искусство визуально, тактильно, чуть ли не по запаху. И уже никто тебя не обманет. То же могу сказать про Лабаса, про Краснопевцева, Русакова, Ведерникова и многих других.
Львиная доля работ в вашей коллекции происходит от наследников важнейших московских художников. Как вы попали в этот круг?
До этого я сделал следующее открытие. Из надписей на этикетках под картинами на выставках следовало, что вещи происходят не только из музеев, но и из собраний семей художников. Раньше я этого не знал. И благодаря общению с искусствоведом и сценаристом Ниной Васильевной Барковой я оказался в мастерской Татьяны Шевченко, у наследников Алексея Кравченко в Чистом переулке, в гостях у Марианны Лентуловой, у вдовы Ростислава Барто и других.
Расскажите, с чего начиналась коллекция работ ленинградских художников 1920–30-х годов, вроде бы известных, но незаслуженно забытых?
Это началось в 1995–1996 годах. С московских наследий «сливки» уже были как будто сняты, и источники начали иссякать, а страсть оставалась. Коллекционер Юрий Носов, к тому времени успевший побывать в некоторых ленинградских семьях, предложил мне отправиться в совместную экспедицию. Я видел, как наследники из-под диванов выдвигали листы оргалита, на которых лежали десятки музейных крупноформатных холстов, снятых с подрамников. Если бы они хранились на подрамниках, то в маленьких квартирах места уже не оставалось бы. Музеи к тому времени себе уже что-то отобрали, а частных коллекционеров пока сюжет не очень интересовал. Ленинградские художники потрясли меня тонким видением и своей особой пластической культурой.
В. А. Гринберг
«Ленинградский пейзаж»
Вам удалось привлечь внимание к целому пласту художников, таких как Александр Русаков, Владимир Гринберг, Александр Ведерников, Николай Лапшин, Вячеслав Пакулин, и показать отдельное явление в отечественном искусстве.
После выставки «На берегах Невы», прошедшей в ГМИИ им. Пушкина в 2001 году, участником которой я был, интерес к этому искусству, конечно, неизмеримо вырос. Многие участники художественного процесса в Москве, с их же слов, действительно познакомились с ним впервые.
Как выставка в ГМИИ повлияла на коллекционирование? Произошел ли скачок цен на этих художников?
На интерес к коллекционированию этой школы, думаю, выставка повлияла положительно, но существенного скачка цен не произошло. Цены всё же формируют аукционы класса Sotheby’s, а их эта сфера русского искусства пока не интересует.
Рассматривая коллекцию зал за залом, понимаю, что вы выстраиваете собственную историю искусства, даже в рамках периода, которым занимаетесь.
Каждый коллекционер создает собственную картину мира. Меня больше всего интересует отражение мирового художественного процесса ХХ века с его экспрессионизмом, футуризмом, сюрреализмом, метафизикой и др. в зеркале русского искусства. В моем собрании пластика возобладала над политикой. Мне важно, чтобы в работе чувствовалась протяженность времени и пространства. Кстати, один из моих любимых художников — Моранди.
Тут довольно много работ замечательного ленинградского живописца и блестящего рисовальщика Владимира Лебедева. Некоторые из его ню, помню, были на той выставке в ГМИИ.
Я знаком с приемной дочерью Лебедева. А также мне посчастливилось бывать на улице Белинского в доме, где располагалась его квартира (она же мастерская), приобрести немного живописи, много графики и фотографий, которые художник делал, изучая ракурсы своих будущих работ. У меня хранятся мольберт Лебедева, изрядно потрескавшееся большое зеркало, в котором отражались его знаменитые натурщицы, и муштабель — палка, поддерживающая руку при работе над мелкими деталями картины.
В. В. Лебедев
«Портрет Ани Патерсон» | «Девушка в зеленом платье»
1957
Расскажите какой-нибудь случай из вашей коллекционерской практики. Наверняка таких много.
Видите девушку с виноградом? Когда этот рельеф появился в антикварном магазине на Арбате, я озадачился. Белая глина, похожая на гипс, покрытая эмалью. На обороте автограф по-французски: подарок Нади Леже Григорию Александрову и Любови Орловой. Спросил у продавцов, нет ли экспертизы. Показали заключение ГМИИ о том, что это работа Нади Леже, как автора большого коллекционного интереса не представлявшей (Надежда Ходасевич-Леже — жена, ученица и последовательница художника Фернана Леже. — Е. Г
.). Однако вещь не давала мне покоя, месяца через три я внес за нее полный залог и отправился в ГМИИ на экспертизу. Музейщики работу забрали и через полчаса вынесли, сказав, что снимают авторство Нади Леже, скорее всего это неизвестный подражатель Фернану Леже. Расстроенный, прошу знакомого, улетающего в Ниццу, зайти в Музей Леже в Биоте. И вот он звонит мне оттуда и сообщает, что в зале висят два точно таких же рельефа: один с розовым фоном, другой — с синим. И на табличках под ними написано, что автор именно Фернан Леже.Всю ночь я не спал. В десять утра был уже у магазина, который открывался в одиннадцать. Вглядывался в окно, не продали ли мою вещь за эти полгода, влетел, купил. Ну а потом уж зашел в Пушкинский музей с каталогом из Биота. Никогда не забуду фразу: «А что вы нам показываете? Мы теперь и сами видим, что это Фернан Леже».
Когда это было?
Самое начало 2000-х.
Не стала ли эта история началом вашего интереса к скульптуре?
Вы готовите серьезную музейную экспозицию, к ней будет издан пятитомный каталог-резоне, над которым трудится большой коллектив авторов. Что движет вами как коллекционером? Хочется ли похвастаться?
Похвастаться? Не знаю, хвастовство ли это. Может, гордость? В нашем деле романтические и практические мотивы присутствуют наравне. Мечтаешь найти, собрать блок произведений, иллюстрирующих определенное художественное движение, сохранить, популяризовать, опубликовать, показать на выставке.
Есть два этапа — первый, когда ты реализуешь порывы юношеского кладоискательства, лихорадочно накапливаешь знания, пополняя и пополняя коллекцию. В это время у тебя может смениться тема, период, концепция собрания. После накопления определенного объема и уточнения концепции наступает период авторской работы над коллекцией — уже понятно, в какую сторону и до каких пределов она будет развиваться. На втором этапе становится ясно: ограничивать круг зрителей только друзьями и узкими специалистами нельзя. У меня бывают искусствоведы, музейные работники, группы студентов.
Инвестиционный мотив слабый, из коллекции я ничего не продаю, разве что в случае приобретения лучшей вещи, дублирующей предыдущую. Настоящий коллекционер обязательно шопоголик. Грустит, если за неделю ничего не купил.
art-and-houses.ru
Роман Бабичев: интервью с коллекционером предметов искусства о том, как он сделал мечту работой
В понедельник в Московском музее современного искусства состоялось открытие уникального проекта «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Почему уникального? Потому что публике представлены более 250 предметов отечественного искусства XX века, среди которых работы как известных мастеров (Петр Кончаловский, Александр Осмеркин и других), так и ставших «невидимыми» после 1932 года художников, пожертвовавших связью со зрителем ради формальных и пластических экспериментов. За проектом стоит известный в кругу собирателей предметов искусства коллекционер Роман Бабичев. Мы пообщались с ним перед открытием выставки.
Роман Бабичев
GQ: У Вас экономическое образование, но за последние 25 лет вы собрали по-настоящему уникальную коллекцию отечественного искусства XX века. Кем вы себя считаете: экономистом или коллекционером?
Роман Бабичев: Действительно, я окончил Московский институт управления, и базовые дисциплины там были экономическими. Много лет я работал по этой специальности, выполняя различные управленческие функции, я любил эту работу, она была интересной, но в начале 1990-х мне удалось реализовать свою давнюю мечту – я начал собирать живопись. Коллекционирование вытеснило основную работу, заняло все время – день и ночь шел непрерывный анализ: что еще нужно добавить к собранию, где это можно купить, поиск неоткрытых наследий, работа со специалистами, реставраторами, научной литературой. Затем участие в выставках, публикация произведений и другие формы популяризации вещей из собрания. Конечно, я уже давно не экономист-управленец, а профессиональный коллекционер и один из тех счастливых людей, чьи увлечения и страсть совпадают с профессией.
Почему вы решили разделить выставку на две части и показать вторую половину только в ноябре?
Коллекция достаточно велика, и ее невозможно было вместить даже в просторные залы Музея современного искусства. Руководство музея выступило с совершенно нестандартной идеей для выставки частного собрания: разбить ее на две, следующие одна за другой части. Мы решили сначала показать общую историю с начала XX века по 1980-е годы, а во второй части – сконцентрироваться только на Ленинградской школе живописи 1920–1950-х годов. Эта школа – выдающееся явление в истории русского искусства, она включала в себя объединение «Круг художников» (Пакулин, Самохвалов, Пахомов), так называемых «маркистов» (Ведерников, Лапшин, Гринберг, Русаков), а также Лебедева, Васнецова и многих других замечательных авторов.
Помимо выставки в этом сезоне появится первая из пяти книг о вашей коллекции. Это значит, что теперь все собрание можно будет посмотреть в книгах? Или туда вошло не все?
Издание представляет собой полный каталог собрания. В первом томе мы расскажем о дореволюционном искусстве – проникновении модернистских течений (импрессионизма, символизма и др.) в Россию, о зарождении авангарда; второй, уже вышедший том содержит работы с 1920-го по 1950-й год; третий том будет представлять именно Ленинградскую школу этого же периода; в четвертом будет монография о замечательном ленинградском художнике Александре Ведерникове (у меня большая коллекция его произведений). Наконец, в пятый том войдут работы второй половины XX века. Первый и второй тома уже в музейном магазине, остальные планируем напечатать в конце этого – начале следующего года.
За каждым произведением искусства в вашем собрании стоит целая история. Есть ли у вас любимый предмет искусства с самой необычной историей?
Я люблю всех авторов, чьи работы находятся в моем собрании, но есть в нем крупное и очень необычное полотно 1930-го года под названием «Реквием» малоизвестного художника Дмитрия Лебедева. На нем изображены похороны погибшего бойца в совершенно неоклассической манере. Персонажи пеленают убитого в саван, фигуры слева и справа словно сошли с итальянских картин XVI века на тему оплакивания Христа, тут же находятся перепоясанные пулеметными лентами люди с суровыми лицами. И все это происходит на фоне мистического пейзажа и красного знамени. Полотно было скручено в рулон, трескалось, и дилер, предложивший его мне, вынужден был укрепить красочный слой, заклеив все изображение папиросной бумагой. При покупке я полотна так и не увидел, лишь с одного края папиросная бумага отошла, и по кусочку картины площадью 20 х 20 см я определил качество живописи, расспросил продавца о сюжете и приобрел этот холст. После реставрации я остался очень доволен увиденным. Приглашаю всех читателей GQ посетить обе части выставки в Музее современного искусства и увидеть работы, которые редко выставляются на всеобщее обозрение, включая эту.
«Реквием» Дмитрия Лебедева
Фото: архив пресс-службы
Часто проверяете почту? Пусть там будет что-то интересное от нас.
www.gq.ru
Роман Бабичев: «Настоящий коллекционер обязательно шопоголик»
Двадцать седьмого сентября стартует первая часть выставочного проекта «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Целый этаж из двенадцати залов Московского музея современного искусства на Петровке будет отведен живописи, графике и скульптуре 1910–1970-х годов. Вторая часть откроется следом, 28 ноября, и представит более глубокое погружение в тему. Роман Бабичев приравнял искусство к собственной жизни, создав для обширной коллекции настоящий музей, в котором и обитает. Анфилада комнат, шпалерная развеска полотен на стенах, как некогда было у Сергея Щукина, плафонная живопись даже на потолке, элегантная мебельная обстановка времен ар-деко — таков интерьер, в котором удалось побывать Art and Houses и, наблюдая процесс подготовки пятитомного издания каталога коллекции, поговорить с хозяином, почти никогда ранее не дававшим интервью, о том, как складывалось его уникальное собрание.
Фото: Геннадий Грачев
Что здесь из недавних поступлений?
Вот, рельеф «Персидская охота» Ивана Ефимова для фриза «Народности мира» во Дворце Советов, 1940-е годы. Дворец Советов, как вы знаете, не был построен, поэтому здесь этот рельеф воспринимается как самостоятельная и тонкая вещь.
Вещи из вашего собрания многократно участвовали в проектах главных музеев страны, прежде всего связанных с возвращением имен в культурный и научный оборот. Некоторые из художников у вас представлены монографически.
Фото: Геннадий Грачев
Почему раньше вы не показывали коллекцию целиком?
Долго готовился. Коллекция должна была обрести цельность, стать последовательным и наполненным повествованием о русском искусстве в драматическом ХХ веке. После приглашения музея оказалось, что выставка совпадает с юбилеями — моим и коллекции. Ей в этом году двадцать пять лет.
Фото: Геннадий Грачев
«Модернизм без манифеста», вынесенное в заголовок, — определение, лишь отчасти объясняющее концепцию, интонацию, содержание коллекции, которое, предполагаю, много шире.
Вокруг проекта собралась замечательная компания авторов статей и кураторов проекта — Надя Плунгян, Александра Селиванова, Валентин Дьяконов, Мария Силина, Александра Струкова и Ольга Давыдова. Название предложил Дьяконов. Этим проектом мы вступаем в полемику с принятым у нас взглядом на историю русского искусства ХХ века, включающим в себя только две фазы — авангард и соцреализм. Я же всегда разделял точку зрения западного искусствоведения, что русский авангард лишь одна из составляющих движения модернизма. Могу признаться: мне всегда нравилась модернистская живопись. Основной блок собрания состоит из произведений художников андеграунда 1930-х годов, не принявших соцреализм, отказавшихся встраиваться в мейнстрим, работавших для чистого искусства, — Шевченко, Барто, Истомина, Фонвизина, Тышлера, Лабаса, Удальцовой, Ермиловой-Платовой и других. Их исключали из Союза художников, работы не брали на выставки. Для кого-то это неприятие закончилось трагически. Критик Осип Бескин в своем труде «Формализм в живописи» 1933 года поносил этих «супрематистов и бессюжетников» за «индивидуалистическую замкнутость, оторванность от нашей действительности, мелкобуржуазное „гениальничание“ и чванство, наплевательское отношение к гигантским историческим процессам нашей социалистической стройки».
Читать далее…
www.rma.ru
Всесоюзный пересмотр – Weekend – Коммерсантъ
В Московском музее современного искусства на Петровке открылась вторая часть выставки «Модернизм без манифеста», посвященная Ленинградской школе. Кураторская группа во главе с Надеждой Плунгян продолжает пересматривать историю советского искусства, основываясь на материале знаменитого собрания Романа Бабичева
Коллекция Романа Бабичева вроде бы хорошо известна всем, кто ходит на выставки, потому что редкая выставка советского искусства последних лет обходилась без работ из его собрания, и всем вроде бы хорошо известно, что коллекция эта велика и обильна. Однако размеры катастрофы можно было оценить лишь в Московском музее современного искусства на Петровке, где недавно завершилась первая и только что открылась вторая часть «Модернизма без манифеста»: бабичевское собрание, в этом году отмечающее 25-летие, впервые показали отдельно, но, разумеется, не полностью — в нем около 4 тысяч картин, скульптур, рисунков, архитектурных проектов, гравюр и плакатов, так что каталог выйдет в пяти увесистых томах.
Первая часть «Модернизма без манифеста» представляла собой панораму коллекции со всеми ее экстремумами: хронологическими — от модерна до «сурового стиля» и метафизиков-нонконформистов, видовыми — от живописи и скульптуры до архитектурной графики, идеологическими — от «геометрических фигурок» вхутемасовца, ученика Владимира Фаворского и сотрудника издательства Academia Георгия Ечеистова до цветистого сталинского ориентализма кисти народного художника СССР, лауреата четырех Сталинских премий и первого президента Академии художеств СССР Александра Герасимова. Но сказать, что экспозиция выглядела эклектично, никак нельзя — явное, но трудно артикулируемое единство всему этому разнообразию придает вполне оформившийся вкус коллекционера к тому, на самом деле огромному, пласту советского искусства, которому все никак не подберут подходящего термина и который в обиходе описывается расплывчатыми качественными определениями «хорошее», «крепкое», «французистое», что в целом сводится к представлению о «высокой пластической культуре». И две работы сталинского любимца Герасимова, импрессионистический пейзаж «После дождя» и экспрессионистская «Бомбейская танцовщица», этому представлению отвечают.
Виктор Прошкин. «Строительство Харьковского тракторного завода», 1930 год
Вторая часть «Модернизма без манифеста» целиком посвящена Ленинградской школе и выглядит гораздо более цельно. И по хронологическим границам от модерна, из которого растет, например, школа Петрова-Водкина, до начала 1950-х (исключение сделано лишь для поздней графики отдельных художников филоновской, малевичевской и лебедевской школ), так что основной корпус вещей приходится на сталинскую эпоху, когда во всем СССР, но особенно — в Ленинграде, жить день ото дня становилось лучше и веселее. И по медийно-жанровому подбору: камерная живопись с преобладанием пейзажа и интимного портрета, камерная графика, камерная, так и просящаяся на каминную полку или крышку фортепиано скульптура. И идеологически — причем это обстоятельство сложно переплетается с указанными выше.
Сталинский каток прошелся по прямым ленинградским улицам с куда большей основательностью и тщательностью, замечательно выровняв художественный ландшафт, тогда как в кривоватых московских переулках удалось отсидеться многим, говоря тогдашним языком, отщепенцам и ренегатам. В Ленинграде все началось задолго до «рубежного» 1932 года, когда в СССР были запрещены все творческие объединения, помимо подцензурных союзов. В 1926-м разгромили ГИНХУК. В 1929-м принялись травить Филонова, и его большую персональную выставку в Русском музее разобрали, так и не открыв. В 1930-м арестовали «шпиона» Малевича — пережеванный, но все же выплюнутый из тюрьмы, он прожил совсем немного. Ученикам обоих пришлось несладко. В 1934-м расправились с «Группой живописно-пластического реализма» — самую талантливую ученицу Малевича Веру Ермолаеву расстреляли, Владимир Стерлигов отправился в Карлаг, остальные «антисоветчики» отделались арестами, допросами и страхом на всю оставшуюся жизнь. У кого-то, впрочем, не очень долгую — годом смерти у многих героев выставки значится 1942-й, блокада довершила начатое партией и правительством. В 1936-м разобрались с кругом Владимира Лебедева, главного художника «Детгиза», обзывая лучших художников детской книги в СССР «пачкунами». Параллельно исчезали и гибли их друзья — писатели, филологи, историки, искусствоведы, краеведы, изничтожали обэриутов, изводили Шостаковича. Словом, камерность была продиктована не столько свободой выбора, сколько осознанной необходимостью, а границы между официозом и фрондой были отчетливее.
Николай Тырса. «Обнаженная натурщица с книгой на финской ткани», 1934 год
Надо полагать, дизайнеры еще помучаются, выбирая картинку для обложки каталога второй части выставочного диптиха. Вовсе не потому, что нет шедевров — сильная сторона экспозиции в ровном и высоком качестве большинства вещей, так что выбор оказывается проблемой — и в плане конкретного произведения, и в плане того, что же считать квинтэссенцией ленинградского модернизма. Может быть, синонимом Ленинградской школы следует считать объединение «Круг художников», созданное петров-водкинскими учениками, чтобы реформировать советскую живопись, ставя перед в прошлом мелкобуржуазной и индивидуалистической станковой картиной соответствующие величию эпохи монументальные задачи. Тут хорошим примером станет «Встающая женщина» Алексея Пахомова: брутальной работнице в синем платье и алой косынке (богородичные цвета, как и вся эта прозрачно-светоносная, вибрирующая живописная манера, экспроприированы у древнерусской фрески, которой круговцы увлекались так же, как и бойчукисты, только ленинградцев, в отличие от киевлян, больше привлекал северянин Дионисий) так и не удастся выпрямиться в полный рост — сам Пахомов, второе лицо в объединении после великолепного Вячеслава Пакулина, благополучно переживет и роспуск «Круга», и погром «Детгиза», мелкобуржуазно отсидевшись в немонументальном пейзаже и приторно-сахарной графике.
Может быть, Ленинградскую школу надо связывать с пейзажем и художниками-маркистами, теми, кто наполнял невские
www.kommersant.ru
Коллекционер Роман Бабичев о том, как он сделал мечту работой
GQ
Коллекционер Роман Бабичев о том, как он сделал мечту работой
Он был экономистом-управленцем, а стал коллекционером предметов искусства, и его собрание теперь выставляется в Московском музее современного искусства. Перед открытием выставки Романа Бабичева мы узнали, как ему это удалось и почему на эту выставку непременно стоит сходить
В понедельник в Московском музее современного искусства состоялось открытие уникального проекта «Модернизм без манифеста. Собрание Романа Бабичева». Почему уникального? Потому что публике представлены более 250 предметов отечественного искусства XX века, среди которых работы как известных мастеров (Петр Кончаловский, Александр Осмеркин и других), так и ставших «невидимыми» после 1932 года художников, пожертвовавших связью со зрителем ради формальных и пластических экспериментов. За проектом стоит известный в кругу собирателей предметов искусства коллекционер Роман Бабичев. Мы пообщались с ним перед открытием выставки.
Роман БабичевGQ: У Вас экономическое образование, но за последние 25 лет вы собрали по-настоящему уникальную коллекцию отечественного искусства XX века. Кем вы себя считаете: экономистом или коллекционером? Роман Бабичев: Действительно, я окончил Московский институт управления, и базовые дисциплины там были экономическими. Много лет я работал по этой специальности, выполняя различные управленческие функции, я любил эту работу, она была интересной, но в начале 1990-х мне удалось реализовать свою давнюю мечту – я начал собирать живопись. Коллекционирование вытеснило основную работу, заняло все время – день и ночь шел непрерывный анализ: что еще нужно добавить к собранию, где это можно купить, поиск неоткрытых наследий, работа со специалистами, реставраторами, научной литературой. Затем участие в выставках, публикация произведений и другие формы популяризации вещей из собрания. Конечно,
kiozk.ru
коллекционер отечественного искусства XX века Роман Бабичев и куратор Надежда Плунгян / Cultradio.ru
Тема: «Модернизм без манифеста». Выставка уникального частного собрания в ММОМА
Ведущая: Оксана Подрига
Московский музей современного искусства представляет двухчастный проект «Модернизм без манифеста», который не только демонстрирует собрание Романа Бабичева — крупную личную коллекцию отечественного искусства, — но и заявляет на примере этого собрания новое слово в дискуссии о проблеме модернизма в советском искусстве. Представление личных коллекций в музейном пространстве — частое явление для мировых культурных институций, и в том числе для ММОМА.
С истории частных собраний в России началась и история крупнейших музеев. На протяжении нескольких веков личные коллекции закладывали базис музейных фондов, а входившие в них работы составляют сегодня немаловажную часть национального культурного наследия.
Собрание Романа Бабичева, формировавшееся на протяжении последних 25 лет и насчитывающее порядка 4 000 объектов отечественного искусства XX века, поистине уникально. Произведения из коллекции многократно экспонировались на выставках ведущих музеев России и послужили материалом для обширного искусствоведческого исследования. Результаты аналитической работы кураторской группы легли в основу 5-ти томного издания и выставочного проекта «Модернизм без манифеста».
Впечатляющий объем художественного архива не позволил ограничиться одной экспозицией. Первая часть проекта, открылась 27 сентября в ММОМА на Петровке 25, заявив тему исследования и представив ее широкий обзор. Вторая часть будет открыта следом, 28 ноября, и продемонстрирует зрителям одно из самых интересных и пока недостаточно известное широкому кругу явление искусства исследуемого периода — Ленинградскую школу 1920–1950-х годов.
www.cultradio.ru
Сделано в Ленинграде: версия коллекционера
Вадим Гринберг. «Ленинградский пейзаж». 1935. Фото: Собрание Романа Бабичева
Общее название этой книжной серии — «Модернизм без манифеста» — отсылает к проекту в Московском музее современного искусства (сентябрь 2017 — январь 2018). Тогда организаторы выставки приняли решение подготовить две экспозиции, сменявшие друг друга. Первая была, по сути, дайджестом собрания Романа Бабичева и представляла наиболее важные произведения русского искусства от символизма начала ХХ века до 1960-х годов, а вторую часть посвятили ленинградской школе 1920–1950-х. К выставке была приурочена публикация каталогов, тогда издали второй том («Русское искусство. 1920–1950») и четвертый, монографический («Александр Ведерников (1898–1975)»). Вся серия задумана как пятитомник — и такой размах не удивляет: художественный архив Бабичева насчитывает более 4 тыс. единиц хранения.
Недавно вышедший третий том тематически совпадает как раз со второй экспозицией в музее. Составители — сам коллекционер и авторы статей Надежда Плунгян и Мария Силина — не просто вводят в научный оборот множество произведений, но и предлагают новые принципы внутренней разметки советского художественного процесса, рассматривая его как часть мирового модернизма. Живопись, уникальная и тиражная графика, скульптура ленинградских мастеров 1920–1950-х годов — всего 813 работ, опубликованных в каталоге, составляют, по утверждению его научного редактора Надежды Плунгян, «системообразующую» часть коллекции. Одновременно отмечается, что в это собрание «входит наиболее репрезентативная и крупная из опубликованных частных коллекций ленинградской живописи первой половины ХХ века».
Русское искусство. 1920–1950. Ленинград / Собрание Романа Бабичева: В 5 тт. Т. 3. М., 2018. 556 с., ил. — (Модернизм без манифеста).
В начале книги, согласно принятой для каталогов схеме, помещены три текста. Первой идет традиционная прямая речь коллекционера. Он рассказывает о том, с чего начиналась ленинградская часть его собрания, а также описывает, как Русский музей годами планировал приобрести включенные теперь в каталог работы у наследников, но закупка срывалась по разным причинам. Наконец, Бабичев объясняет некоторую нелогичность в структуре серии. Несмотря на то что все работы Александра Ведерникова из его собрания уже опубликованы в отдельном томе, избранные произведения все же вошли и в ленинградский: без них он был бы неполным. Надежда Плунгян в статье «„Ленинградский текст“ 1920–1950-х годов в собрании Романа Бабичева» приводит краткий обзор исследований, статей, монографий и выставок, посвященных искусству Ленинграда. Характеризуя «ленинградский текст» советского модернизма, Плунгян утверждает, что он «сохранил и радикально трансформировал неоклассическую ноту начала века, добавив ей синтетичности, монументальности и социальной конкретики». Исследователь выделяет на художественной сцене города несколько важных группировок и направлений — репродукции работ в издании размещены по этой же системе. Юрий Анненков, Георгий Верейский и другие художники отнесены к кругу «Четырех искусств»; в орбиту «Круга художников» включены, в частности, упомянутый Ведерников, Владимир Гринберг, Татьяна Купервассер и Александр Русаков; в отдельную группу выделены работы, созданные в Экспериментальной полиграфической мастерской ЛОСХа. Развитием идей Павла Филонова и Казимира Малевича занимались своеобразные творческие лаборатории вроде МАИ (Мастерская аналитического искусства) и Группы живописно-пластического реализма.
Скульптура в нынешнем томе удостоена небольшого, но самостоятельного раздела, а систематизацию ее ленинградских проявлений, пусть и несколько эскизную, в своей статье предлагает Мария Силина. Она выделяет произведения, созданные в академическом стиле (в частности, «Физкультурницу» Матвея Манизера), а также пишет о роли портрета в скульптуре 1920–1950-х годов (работы Бориса Каплянского и Сарры Лебедевой).
www.theartnewspaper.ru