Сергея довлатова рост: Сергей Довлатов – биография писателя, фото, личная жизнь — triksklad.ru

Содержание

Сергей Довлатов – биография писателя, фото, личная жизнь

Биография Сергея Довлатова

Довлатов Сергей Донатович – талантливый писатель и известный советский журналист. В своих произведениях ставил сверхзадачу – пытался, чтобы все слова во всех предложениях начинались с разных букв.

Прекрасный стиль и отсутствие метафор позволяет с легкостью переводить произведения писателя на любой язык. Большинство произведений Довлатова переведено на многие языки и пользуется заслуженной популярностью во всем мире.

Детство и семья Сергея Довлатова

Будущий писатель родился в типичной советской интернациональной семье. Отец Сергея (еврей по национальности) — Мечик Донат Исаакович, работал режиссером-постановщиком в театре. Мать писателя Довлатова Нора Сергеевна (армянка по происхождению) являлась литературным корректором.

Во время войны семья Довлатовых была эвакуирована из Ленинграда в Уфу. В доме для сотрудников НКВД семья провела все 3 года эвакуации. После возвращения в Ленинград Донат Мечик покинул семью и его дальнейшее общение с сыном ограничилось перепиской.

Сергей рос спокойным ребенком. Будучи заметно выше и сильнее своих сверстников, никогда не слыл драчуном, наоборот, его часто обижали одноклассники.

Биография Сергея Довлатова была непростой

В школе Сережа учился посредственно. Учителя отзывались о нем, как о мечтателе, который все время витает в облаках.

Журналистская карьера Сергея Довлатова

Закончив школу в 1959 году, Довлатов поступает на факультет финского языка и литературы Ленинградского государственного университета им. Жданова. За постоянные пропуски лекций, игнорирование требований преподавателей Сергея отчислили из университета со второго курса.

В 1962 году, Довлатова призывают в армию, где он прослужил до 1965 года.

Отслужив в армии, Довлатов поступает на факультет журналистики ЛГУ. Материальная необеспеченность вынуждает Сергея совмещать учебу с работой.

Журналистская деятельность Довлатова начинается с работы в одной из ленинградских многотиражек. Постепенно Довлатов заводит знакомства среди литераторов и журналистов.

Писательница Вера Панова пригласила начинающего писателя к себе на работу личным секретарем.

В 1972 году Довлатов переезжает в Таллин и начинает работать корреспондентом в местной газете «Советская Эстония». Затем была работа в газете «Вечерний Таллин». Одновременно с этим посылал рецензии в журналы «Нева» и «Звезда».

Таллинский период жизни знаменателен попыткой напечатать в издательстве «Ээсти Раамат» сборник «Городские рассказы», но по приказу из КГБ Эстонской ССР, набор книги был уничтожен.

Все редкие записи Довлатова

В 1975 году Довлатов вернулся в Ленинград. Стал работать в журнале «Костёр», а затем и экскурсоводом в Михайловском (Пушкинский заповедник). Несколько раз пытался опубликовать свои рассказы, но журналы отказывались их печатать. Произведения писателя стали появляться в Самиздате и эмигрантских журналах. Это стало причиной исключения из Союза журналистов СССР.

Сергей Довлатов в эмиграции

Постоянные преследования, материальные затруднения, невозможность легально печатать свои произведения подтолкнули Довлатова к эмиграции.

Вслед за своей женой Еленой и дочерью Екатериной писатель в 1978 году выезжает сначала в столицу Австрии, а затем перебирается в Нью-Йорк.

В Нью-Йорке в 1980 году он возглавил газету «Новый американец», выходившую на русском языке, и одновременно работал на радиостанции «Свобода».

Сергей Довлатов. Сексуальность в литературе

В Америке у Довлатова началась совершенно иная жизнь. Если на родине писатель так и не смог опубликовать ни одной книги, то в Америке книги его прозы издавались одна за другой.

К середине 1980-х годов Довлатов стал популярным в США писателем, его произведения печатаются в таких популярных журналах как «Партизан Ревью» и «The New Yorker». За годы, проведенные в эмиграции, в США и Европе увидело свет двенадцать книг Довлатова.

Личная жизнь Сергея Довлатова

Личная жизнь писателя была непростой, а отношения с женщинами довольно запутанными. Его считали неисправимым донжуаном. Был официально женат два раза — на Асе Пекуровской (1960–1968) и Елене Довлатовой (1969–1971).

Один раз состоял в гражданском браке с Тамарой Зибуновой (1975–1978).

Сергей Довлатов с первой женой Асей Пекуровской (слева)

Интересно, что первая дочь писателя — Катя родилась в 1966 г. от второй супруги, а вторая — Маша – через 4 года — от первой. Еще через пять лет гражданская жена подарила ему третью дочку — Александру. Уже в эмиграции, в 1984 г. и от второй жены — Елены родился последний ребенок — сын Коля (Николас Доули).

Со своей первой супругой Пекуровской Асей, он познакомился, когда был студентом. Можно сказать, что она была первой настоящей любовью писателя. В 1960 году они официально зарегистрировали свой брак.

Второй любимой женщиной Довлатова стала Елена Довлатова. С ней он познакомился в 1965 году, а в 1966 у них уже родилась дочь Екатерина. И только спустя два года, в 1968 году Сергей развелся с Асей. В 1969 году Елена и Сергей Довлатовы поженились. Но до конца жизни Довлатов так и не смог определить, какую из этих двух совершенно разных женщин он любит больше.

О себе и своих детях Сергей Довлатов грустно писал, что его дети неохотно говорят по-русски, а он неохотно говорит по-английски.

В августе 1990 года писатель скончался от инфаркта миокарда. Последний покой он нашел на еврейском кладбище «Маунт Хеброн» в Нью-Йорке, в его армянской части.

В 1995 году в родном городе Довлатова Санкт-Петербурге учредили литературную премию его имени. Присуждают ее либо петербургскому литератору за лучший рассказ, либо за лучший рассказ, который был напечатан в Санкт-Петербурге.

Лучшие фильмы

2014: «Конец прекрасной эпохи»

ДОВЛАТОВ Сергей Донатович — биография, новости, фото, дата рождения, пресс-досье. Персоналии ГлобалМСК.ру.

Советский писатель

Дата рождения: 3 сентября 1941 года

Возраст: 81 год

Место рождения: Уфа, Башкирская АССР, РСФСР, СССР

Рост: 190

Знак зодиака: Дева

Деятельность: Советский и американский прозаик и журналист.

Профессия: Писатель

Содержание

1. Биография
2. Литература
3. Личная жизнь
4. Смерть
5. Библиография

Биография

Сергей Довлатов – советский и американский писатель и журналист, считавшийся в Советском Союзе запрещенным. Но на сегодняшний день сразу четыре произведения автора входят в 100 книг, рекомендованных Министерством образования России для самостоятельного чтения. Довлатов считается самым читаемым советским автором второй половины XХ столетия, а его произведения разобрали на цитаты.

Сергей родился в Уфе в театральной семье. Отец Донат Мечик был режиссером-постановщиком, мама Нора Довлатова играла на сцене, а с возрастом стала корректором в издательстве. Для родителей будущего писателя столица Башкирии не была родным городом: туда семью эвакуировали с началом войны. Через 3 года родители вернулись в Ленинград, где и прошли детство и юность Довлатова. Вскоре Донат и Нора расстались.

Сережа с детства слыл мечтательным мальчиком. Довлатов тяготел к гуманитарным наукам. В 1952 году стихи одиннадцатилетнего мальчика впервые напечатали в газете «Ленинские искры». По словам автора, три сочинения он посвятил животным, а четвертое – Иосифу Сталину. В юношеские годы страстно увлекался творчеством Эрнеста Хемингуэя.

После школы Сергей поступил в местный университет на филологический факультет, отделение финского языка. В этом вузе молодой человек продержался два с половиной года, после чего был отчислен за неуспеваемость. В студенческие годы друзьями будущего литератора стали начинающие поэты Евгений Рейн, Анатолий Найман, Иосиф Бродский.

Отчисленного студента тут же призвали в армию. Молодой человек по распределению попал в войска системы охраны исправительно-трудовых лагерей на севере Коми АССР. Увиденное произвело неизгладимое впечатление на юношу и впоследствии укрепило диссидентские настроения писателя.

Отслужив положенные годы, Довлатов вновь становится студентом Ленинградского университета, на этот раз выбрав факультет журналистики.

Первой газетой молодого репортера стала питерская «За кадры верфям». Писательского опыта Довлатов набирался в общении с молодыми коллегами из группы прозаиков «Горожане», куда входили В. Марамзин, И. Ефимов, Б. Вахтин. В должности личного помощника Сергей трудился под руководством советской писательницы Веры Пановой.

В конце 60-х годов Довлатов по-прежнему находился в поисках собственного пути, поэтому принял приглашение от знакомых и стал сотрудником Комбината живописно-оформительского искусства. Сергей Довлатов освоил специальность камнереза, которая позволяла литератору неплохо зарабатывать.

Затем Сергей отправился в Прибалтику и служил в изданиях «Советская Эстония», «Моряк Эстонии» и «Вечерний Таллинн». Правда, стоит отметить, что ради таллинской прописки Сергей несколько месяцев трудился кочегаром. В Михайловском (Псковская область) Довлатов провел два экскурсионных летних сезона. В музее-заповеднике Александра Пушкина Сергей Донатович подрабатывал экскурсоводом.

Позднее мужчина вернулся в родной Ленинград и в 1976 году в течение полугода сотрудничал с молодежным журналом «Костер». В середине 70-х годов популярность детского издания распространялась далеко за пределы Северной столицы. Главный редактор Святослав Сахарнов благоволил детским писателям Виктору Голявкину, Виктору Драгунскому, Юрию Ковалю, а также многим «взрослым» авторам, среди которых были Евгений Рейн, Булат Окуджава, и даже опальный Иосиф Бродский. Сергей Довлатов напечатал только один рассказ в «Костре», и то оценил эту работу скептически.

К концу 70-х годов у Довлатова уже накопилось немало рассказов и повестей, которые были напечатаны за границей в эмигрантских периодических изданиях. Когда этот факт всплыл наружу, за Довлатовым начало охоту КГБ. Нашелся повод посадить писателя в спецприемник – за мелкое хулиганство. После этого в 1978 году Сергею пришлось уехать в Соединенные Штаты.

В Нью-Йорке журналист стал главным редактором еженедельной газеты «Новый американец», работал на радиостанции, а также продолжал сочинять собственные произведения. Новая родина дала писателю и богатство, и известность, и популярность, и интересную работу, но до последних дней Довлатов скучал по России и если бы дожил до развала СССР, то, скорее всего, вернулся бы домой.

Литература

Писать прозу Сергей Довлатов начал еще в армии. Но журналы и газеты отвергали сочинения автора, поэтому писателю пришлось печататься в «Самиздате», а также эмигрантских журналах «Континент», «Время и мы» и других.

Подобную практику в СССР, мягко говоря, не приветствовали. Довлатова исключили из Союза журналистов, то есть Довлатов уже не мог работать по специальности, а набор первой книги «Пять углов» эстонское издательство «Ээсти Раамат» полностью уничтожило по требованию КГБ. Длительный период творческой биографии Сергей Довлатов не мог реализоваться как писатель.

А вот когда Сергей Донатович уехал в Америку, там рассказы автора стали печатать один за другим. В 1977 году издательство «Ардис» выпустило роман писателя «Невидимая книга» на русском языке. Первая публикация в эмиграции заставила Сергея Довлатова воспрянуть духом и поверить в себя. Благодаря престижным журналам Partisan Review и The New Yorker Довлатов добился большого признания читателей. Поэтому началось издание и полноформатных книг.

Первым произведением о жизни в Америке, написанным и изданным за рубежом, стала повесть «Иностранка». В книге речь пошла о буднях русской эмиграции третьей волны. Главная героиня Маруся Татарович без видимых на то причин поддалась веянию времени и уехала из СССР за лучшей долей в Нью-Йорк. На новом месте женщина начинает встречаться с латиноамериканцем Рафаэлем, жизнь героини протекает также бессмысленно и хаотично, как на родине.

Популярными оказались повести, романы и сборники новелл «Чемодан», «Наши», «Компромисс», «Соло на ундервуде: Записные книжки» и «Зона: Записки надзирателя».

За 12 лет эмиграции из-под пера писателя вышла дюжина книг, которые имели успех в США и Европе, а российские читатели знакомились с этими произведениями благодаря авторской передаче «Писатель у микрофона» на Радио «Свобода».

Личная жизнь

Распространен слух, что у Сергея Довлатова было чуть ли не несколько сотен любовниц. На самом деле этот человек в личной жизни был сдержан и с трудом шел на контакт, особенно с женщинами. В жизни писателя было две официальные жены и одна гражданская. Про других возлюбленных никто из знакомых Довлатова ничего не знает, и этих женщин можно отнести к разряду вымышленных, тем более что никаких подтверждений в виде совместных фото не осталось ни в открытом доступе, ни в личном архиве писателя.

С первой супругой Асей Пекуровской Сергей прожил восемь лет. Молодые люди познакомились еще в студенческую пору и сразу испытали большое чувство влюбленности Но впоследствии молодая женщина предпочла Довлатову становившегося востребованным автором Василия Аксенова. Уже после развода оказалось, что Ася была беременна.

Момент расставания проходил бурно. Сергей Довлатов был сражен новостью и грозился Асе в личном разговоре покончить жизнь самоубийством. Девушка оставалась непреклонна. Тогда супруг нацелил на девушку ружье. После выстрела, который ушел в сторону, Асе удалось убежать из квартиры Сергея. Вскоре экс-супруга родила дочь Марию, но с Довлатовым Ася больше не виделась. Сейчас Мария Пекуровская живет в США и занимает пост вице-президента рекламного отдела кинокомпании Universal Pictures.

Затем в жизни прозаика появилась Елена Ритман, женщина с настоящим мужским характером. Этой женщине Довлатов обязан собственной известностью. Поженились Сергей и Елена сразу после возвращения молодого человека из армии, прожили несколько лет, но затем чувства ослабли. Ритман нашла возможность иммигрировать, оформила развод и, забрав вторую дочь Довлатова, Екатерину, переехала в США.

Снова оставшийся один Сергей Донатович через несколько лет сошелся с Тамарой Зибуновой, которая родила писателю еще одну дочку Александру. Но эти отношения просуществовали недолго. В 1978 году над писателем нависла угроза ареста, и Сергей уехал вслед за Еленой Ритман в Нью-Йорк, где вновь женился на бывшей жене.

В семье родился первый сын Довлатова, которого назвали на американский манер Николас Доули. Елена оказала на творчество мужа неизгладимое влияние. Супруга корректировала черновики писателя, заставляла переписывать наименее удачные отрывки, и как раз Ритман-Довлатова изначально продвигала книги супруга в массы.

Смерть

Сергей Довлатов еще в Советском Союзе злоупотреблял алкоголем, что для богемы считалось нормой. В Америке писатель пил намного меньше, но все равно был неравнодушен к спиртному. При этом каждый врач, который осматривал прозаика, утверждал – у писателя отменное, крепкое здоровье.

Тем неожиданней стала внезапная смерть, настигшая Сергея Донатовича 24 августа 1990 года. Это произошло в Нью-Йорке, а официальной причиной смерти принято считать сердечную недостаточность. Похоронен Довлатов в этом же городе, на кладбище «Маунт-Хеброн» в районе Куинс.

Библиография

1977 – «Невидимая книга»

1980 – «Соло на ундервуде: Записные книжки»

1981 – «Компромисс»

1982 – «Зона: Записки надзирателя»

1983 – «Заповедник»

1983 – «Марш одиноких»

1985 – «Демарш энтузиастов»

1986 – «Чемодан»

1987 – «Представление»

1990 – «Филиал»

Рейтинг ГлобалМСК.ру

Занимает место

№104

в рейтинге
Писатель

Профессия

Упоминания в новостях

ГлобалМСК. ру уделяет особое внимание деятельности известных персон: политиков, чиновников, бизнесменов, банкиров, деятелей культуры и спорта. Их мнение во многом определяет развитие политической, общественной и экономической жизни Москвы и Московской области. Раздел постоянно редактируется нашими журналистами на предмет актуальности информации. Здесь можно найти информацию о генеральных директорах и президентах топовых Московских компаний, чиновниках и общественных деятелях, которые играют ключевую роль в развитии региона.

Благодаря автоматическому подсчету количества упоминаний персоны в новостях разделов «Московские новости» и «Московские пресс-релизы» на портале формируется рейтинг популярности и влияния персон. Коллектив ГлобалМСК.ру отслеживает изменения рейтинга и поощряет участников проекта за успехи. В целом рейтинг участников строится на основе глубокого анализа активности PR-служб известных людей, а также отражает качественное состояние информационного поля, формируемого СМИ и пресс-службами вокруг организации.

Ленинград 1970-х годов был закрытым, отупляющим миром сам по себе, микрокосмом Советского Союза: вселенной приглушенных серых и бежевых тонов, где, казалось, ничего особенного не было. когда-нибудь изменится. Художник, существовавший вне системы, имел примерно столько же шансов опубликоваться или показать свои картины, сколько и прогуляться по большим бульварам Парижа. Сергей Довлатов — писатель, который прославился только в эмиграции, или, вернее, только после смерти, — варил в этой среде литературно-художественную субкультуру с большой интеллектуальной яркостью, но практически не предоставлявшую возможности для ее выражения.

«Довлатов», который был показан в марте прошлого года в России и в октябре с английскими субтитрами на Netflix, не столько биографический фильм, сколько пробуждение исторического настроения, хотя и с обескураживающей фамильярностью. В один особенно удручающий момент Довлатова из фильма, которого играет двадцативосьмилетний сербский актер Милан Марич, подбадривает одна из многих женщин, которые то появляются, то исчезают из его жизни. «Знаешь, сколько мужества нужно, чтобы быть никем и самим собой?» — спрашивает она. Это не столько вопрос, сколько призыв, призыв к внутреннему резервуару человечества, требование не поддаваться вялости, цинизму и эрзац-успеху Союза советских писателей.

«Меня и моих друзей-писателей нельзя публиковать, по крайней мере то, что мы писали искренне и серьезно», — объясняет Довлатов в первой сцене фильма. «Мы табу». Довлатов станет одним из самых любимых русских писателей своего поколения, его ценят за его неприкрашенную, тонко комедийную прозу и удивительно зоркий взгляд на все позы, компромиссы и мелкие механизмы выживания, на которые полагаются люди. Но в семидесятые годы, период, показанный в фильме, он — литературный изгой, фактически ничтожество без официальной карьеры. Алексей Герман-младший, режиссер фильма, создал ряд арт-хаусных проектов, которые были хорошо приняты на европейских фестивалях. С «Довлатовым» он сделал глубоко личный фильм, своего рода кинематографическое письмо и дань уважения своему отцу, Алексею Герману-старшему, советскому режиссеру, который изо всех сил пытался сделать свои фильмы так, как Довлатову не удавалось напечатать свои рассказы. .

Мы с Германом-младшим встретились за обедом в Москве прошлой весной, вскоре после выхода в России «Довлатова». Говорили о сцене в конце фильма, когда Довлатов отказался от очередной повести и провалился даже в конформизме, не сумев создать минимально подходящее стихотворение для отраслевого издания для советских нефтяников. Он сидит на полу в коридоре своей коммунальной квартиры, в мрачном и безнадежном настроении — он кажется обреченным на повторяющиеся разочарования автора, который может только « писать в стол », как говорится в русской поговорке, «писать за письменный стол» или трудиться над историями, которые не окажутся нигде, кроме ящика стола.

«Как и Довлатов, мой отец тоже был большим, крепким парнем, высоким, с крупным телосложением, — сказал мне Герман-младший. «Но когда его фильм «Испытание на дороге» запретили к показу» — фильм о искуплении военного предателя усложнил официальный нарратив о Второй мировой войне и не показывался в кинотеатрах в течение пятнадцати лет — он ни с кем не разговаривал три месяца, просто лежал в постели. Это была травма». В «Довлатове» Герман-младший представляет это чувство травмы с оттенком романтики — чтение стихов в тесных гостиных, накопление и выбрасывание как любовников, так и бутылок с водкой с одинаковой апатией, долгие, ничем не примечательные, повторяющиеся дни. ничего не делать, кроме как спорить об искусстве и литературе — черная дыра, высасывающая энергию и лучшие годы.

Однако рассматривать Довлатова и его клику исключительно как жертв, пассивных подданных властного режима — значит упускать более тонкую истину их существования вне формальных представлений общества об успехе и признании. Да, у Довлатова и его друзей практически не было надежды на официальное признание, на возможность делать работу, которая имела бы для них смысл и соответствовала предлагаемым путям саморазвития. (В фильме не смягчается безобразие этого состояния: в «Довлатове» поэт, которому неоднократно запрещали публиковать свои произведения, порезал себе запястье осколком разбитого стекла.)

Тем не менее, жить в такой явной и недвусмысленной исключенности из официальной системы означало также в некотором смысле быть свободным от нее. Не было ни карьерной лестницы, ни коммерческого приема, над которым можно было бы попотеть, — все, что имело значение, — это внутренний художественный двигатель и голоса горстки единомышленников и одинаково разочарованных товарищей. Довлатов и его друзья не определяли себя в оппозиции к режиму; даже этот поступок предложил бы ему форму признания, которую они не могли собрать. Так вот, хотя они и страдали при советском государстве, но не противостояли ему наподобие Солженицына или Сахарова.

«Нельзя называть нас диссидентами, — сказал Игорь Ефимов, писатель и редактор, близкий к Довлатову в Ленинграде. Ефимов публиковал Довлатова в своей эмигрантской типографии «Эрмитаж» после того, как они оба приехали в США в конце семидесятых. «Диссидентами в нашем понимании были люди, которые заявляли, что лучше власти знают, как должно быть, как управлять страной, — сказал мне Ефимов. «Мы не верили, что знали это. Мы просто были озабочены тем, чтобы говорить и писать то, что мы думали и чувствовали». Герман-младший говорил мне нечто подобное, описывая то, что он видит в Довлатове. «Он честен и правдив обо всем, но говорит о своей стране с любовью», — сказал он. «Столько русских писателей склонны проповедовать, а он просто беседует».

Оставаться в стороне от бинарной системы лояльности и оппозиции было своего рода обходным путем, способом создать личное пространство, которое функционировало как частичный симулякр свободы, лайфхак для позднего социализма. Русское слово, обозначающее это состояние существования, — вные , или нахождение вовне, хотя и не столько в смысле физического, сколько в смысле психического. В «Все было навсегда, пока не кончилось», блестящем исследовании многих парадоксов языка и ритуалов последнего советского поколения, Алексей Юрчак, русско-американский профессор Беркли, посвящает целую главу концепции вные . Юрчак определяет вные как состояние «быть внутри контекста, но при этом не обращать на него внимания» и «одновременно быть частью системы и, тем не менее, не следовать некоторым ее параметрам».

Образцом vnye в Ленинграде 1970-х годов был Иосиф Бродский, выдающийся поэт, который впоследствии получил Нобелевскую премию по литературе в 1987 году. В фильме Германа-младшего он и Довлатов представлены как близкие друзья. , братья по литературной тоске, но это сильно преувеличенный прием повествования. (По прибытии в Америку Бродский как-то упрекнул Довлатова за то, что тот обратился к нему на более неформальном русском языке «9».0003 ty », а не формальное « vy ». «Чушь какая», — писал Довлатов в письме, пересказывая эпизод Ефимову.)

Тем не менее оба писателя действительно плавали в одних и тех же кругах в Ленинграде, и Довлатов наблюдал состояние Бродского вные в действии. «Он не боролся с режимом. Он просто этого не заметил. Он действительно не знал о его существовании», — писал Довлатов об отношении Бродского или его отсутствии к советскому государству. «Он был уверен, что Дзержинский жив. И этот Коминтерн был названием музыкальной группы». В какой-то момент, рассказывает Довлатов, фасад многоквартирного дома Бродского в Ленинграде был украшен шестиметровым портретом Васила Мжаванадзе, грузинского политического деятеля и члена Политбюро в шестидесятые годы. Бродский смутился. «Кто это?» он спросил. «Он похож на Уильяма Блейка».

Это должно быть быстро и грязно, потому что моя библиотечная копия Сергея Довлатова Наш: Русский семейный альбом уже просрочена на пять дней — уже дважды продлевался и с двумя запрошенными задержками (приношу свои искренние извинения, вы, законопослушные посетители библиотек!). Это единственная циркулирующая копия в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Поиск в двух других библиотечных системах, в системе с несколькими округами на севере штата и в крупном университете, дал только одну копию, которая была недоступна до февраля 2010 года и принадлежала университету.

На Amazon бывшие в употреблении копии от продавцов-партнеров продаются по цене от 24,39 до 139,22 долларов, а три новых копии — по 83,99, 101,59 и 141,13 долларов. В настоящее время нет английских переводов книг Довлатова, доступных для предварительного просмотра в Google Книгах. Твердый переплет на английском языке был первоначально опубликован Weidenfield & Nicolson в 1989 году; вскоре после этого, в 1991 году, W&F была приобретена компанией Orion, которая позже (1998 год) была приобретена французской Hachette Livre. Излишне говорить, что книга распродана.

Это ужасное состояние. Сам Довлатов, чей литературный успех пришел так запоздало, чья жизнь и творчество родились из несбывшихся устремлений, черной комедии и тоталитарного абсурда, возможно, пожал бы плечами: номинала за курс . Он был большим юмористом, и если бы он был с нами сегодня (он умер в 1990 году), то наверняка нашёл бы забавным тот факт, что копия его тоненькой, «мелочи» из сборника автобиографических рассказов может продаваться на американском рынке более чем за 100 долларов. . И еще, если вы спросите меня, 100 баксов за свежую, полностью мою копию Наш , может быть выгодная покупка.
Сергей Довлатов родился в Республике Башкирия в 1941 году, но большую часть своего детства и предэмигрантской взрослой жизни провел в Ленинграде (Санкт-Петербурге).
Он был лакеем в университете, работал надзирателем в лагерях строгого режима для Советской Армии, а затем, в конце концов, зарабатывал себе на жизнь мелким журналистом в Ленинграде и Эстонии. Опубликовать свое творчество в России ему не удалось, но начиная с 19 в.76; после чего последовал период интенсивных преследований со стороны советских властей, вплоть до исключения из Союза журналистов. В 1978 году он эмигрировал в Форест-Хиллз, штат Нью-Йорк. Издал 12 книг в США и Европе, в том числе Чемодан, Зона, Компромисс, Иностранка, и Наши . Его работа была наконец опубликована и признана в России после его смерти (после распада Советского Союза). New Yorker опубликовал девять своих рассказов — один опубликован как документальная литература — между 1981 и 1989 года, пять из которых собраны в Наших .
Почему Довлатова сегодня так мало знают и читают на Западе? Редактор художественной литературы Дебора Трисман задала
Дэвиду Безмогису этот вопрос в подкасте New Yorker . — Понятия не имею, — сказал он. «Трудно понять эти вещи». Довлатов и сам не мог бы сказать лучше.
Наше состоит из 13 рассказов, каждый о своем члене семьи Довлатовых (сборник издан как вымысел, но вполне очевидно, что он основан на реальной семье Довлатовых). Есть дедушка Исаак, еврей огромного физического роста, загадочным образом арестованный за шпионаж и убитый в лагере для военнопленных; Дед Степан, армянин-грузин, бросившийся в овраг; незаконнорожденный двоюродный брат Довлатова Борис, красивый и талантливый, заигрывавший с опасностью и которого «жизнь превратила в преступника»; Дядя Леопольд, «мошенник», исчезнувший из их жизни более чем на 30 лет, прежде чем его вновь обнаружили в Бельгии. Мать и отец, актриса и театральный режиссер, «часто ссорились» и разводятся, когда Довлатову исполнилось восемь лет. И, конечно же, есть Лена (произносится «Йенна») — о Лене позже — жена Довлатова, которая эмигрирует с их дочерью Катей за много лет до того, как к ним присоединяется Довлатов. В начале рассказа, описывающего их ухаживания и брак, рассказчик Сергей Довлатов говорит нам: «Я эмигрировал в Америку, мечтая о разводе».
Как вы думаете, Наш по сути комедия? Юмор волнующий, в особом смысле, который мне трудно описать. Вероятно, есть что-то, что русские, пережившие сталинскую и советскую эпохи на собственном опыте, признают «русским юмором», а я, как житель Запада, просто увлеченный турист, пораженный подходом к ужасам и тьме жизни, который одновременно острый и глупо. Я подозреваю, что моя восприимчивость к Довлатову также связана с некоторой усталостью от жалких семейных воспоминаний. Беглый просмотр мемуарного отдела книжного магазина ( Маккорт, Карр, Уоллс, Берроуз, Пельцер и другие — все прекрасные и важные писатели, спору нет) могут проиллюстрировать для вас, что я имею в виду.
Довлатову есть над чем пошутить. Вместо этого Сталин то тут, то там предстает безымянным преуменьшением («При диктаторах выдающиеся люди не живут хорошо»), бойко резюмируются основные общественно-политические эпохи («Страной управляла кучка невзрачных, безликих лидеров …Зато, указывал батюшка, людей не расстреливали и даже не сажали. Ну… да, но не так часто»), «дикость» России отклонялась от основного сюжета строкой вроде: « Боюсь, я не мог этого объяснить. Об этом написаны десятки книг». На тему собственного самовольного заключения Довлатов снова уклоняется («Потом меня внезапно арестовали и посадили в Каляевскую тюрьму. Подробно писать об этом не очень хочется. Скажу только об этом: я не как в тюрьме»), в данном случае речь идет о матери, понимаете, а не о советских репрессиях; о, в частности, ее «этическом чувстве правописания» (она была редактором), ее поддержке, когда он наконец был опубликован, и о том, что «мы никогда не расстанемся».
А я вам говорил о комических талантах Довлатова. Дело в том, что смех самый настоящий, самый очищающий душу и бодрящий, когда он начинается и заканчивается слезами. « Ка-а-кем !» Дедушка Степан кричит на своих родственников за то, что они пытались убедить его покинуть собственный дом из-за предупреждения о землетрясении. «Я сру на тебя!» Кто-нибудь еще думает, что кричать на своих родственников за мгновение до разрушительного землетрясения — это самая забавная вещь? После того, как землетрясение прошло, сотни домов рухнули, а водоснабжение вышло из строя, жена Степана находит его сидящим в кресле среди обломков и причитает: «Господь оставил нас без крыши!» Ответ Степана? «Э-э». Затем он пересчитал детей.
А затем идет обмен диалогами между Довлатовым и немцем, владельцем отеля в Австрии, где Довлатов и его мать ждут разрешения на въезд в США в качестве эмигрантов (немец говорит первым):
«Вы когда-нибудь принадлежали к вечеринка?»
«Нет. По моему мнению, партия должна состоять из одного человека».
«Это правда. А Коммунистический союз молодежи?
«Да. Это происходит автоматически».
«Я понимаю. Как вам Запад?
«После тюрьмы мне все нравится».
«Мой отец был арестован в 1940 году. Он называл Гитлера das braunes Schwein».
«Он был коммунистом?»
«Нет… Он не был коммунистом. Он даже не был красным. Он просто выделялся. Он был образованным человеком. Он знал латынь. Ты знаешь латынь?
«Нет».
«Я тоже. Жаль. И мои дети тоже этого не узнают, а жаль. Я подозреваю, что латынь и Род Стюарт несовместимы».
«Кто такой Род Стюарт?»
«Сумасшедший с гитарой. Хочешь стакан водки?»
«Я бы хотел».
«Я принесу бутерброды».
«Не обязательно».
«Вы правы».
Забавно и кривое самоуничижение Довлатова по поводу писательского призвания. — У тебя есть какая-нибудь профессия? — спрашивает дядя Леопольд, давно пропавший богатый бельгийский бизнесмен. Со свойственной ему неуверенностью он отвечает: «В основном я писатель. Я пишу.» Рассказывая историю своей матери как актрисы, он пишет: «Она выбрала поступление в театральный институт. Я сам считаю, что это был неправильный выбор. Вообще говоря, следует избегать артистических профессий». Вспоминая свой первый выигранный писательский конкурс, он говорит о двух сопобедителях: «В более зрелые годы Лёня Дятилов запил. Макаров стал переводчиком языков коми народа». Затем: «Что касается меня, то никогда не было ясно, чем именно я занимаюсь».
Рассказ о семейном фокстерьере Глаше, который уехал со знакомым семьи на несколько месяцев в сибирский лес обучаться охотничьей собаке, о котором мать Довлатова в конце концов говорит: «Без Глаши скучно здесь. Не с кем поговорить». Глаша оказывается «прирожденной нонконформисткой» и таким образом совершает поездку с Довлатовым и его матерью в Нью-Йорк, где становится очевидным, что у нее «мало таланта к демократии» и она «нагружена неврозами». Сексуальная революция ее не коснулась. Типичная женщина средних лет, эмигрантка из России».
Конечно, это еще не все развлечения и игры. Опять же, когда мы читаем Наши , мы понимаем лучше, чем когда-либо, что сердце лучшей литературной комедии — трагедия. Тетя Мара, известный литературный редактор, была посвящена в безобразные изнанки многих известных русских писателей — политические измены, супружеское насилие, преступный исторический ревизионизм, мелкие преступления. «Моя тетя знала очень много литературных анекдотов… Но тетя помнила по большей части юмористические случаи. Я не виню ее за это. Наша память избирательна, как избирательная урна».
В наиболее откровенно политическом рассказе сборника «Дядя Арон» мы получаем «историю самого Советского Союза». Младший брат матери Довлатова меняет лояльность и принадлежность, как фотографии профиля в Facebook, — сначала обожает Сталина, затем влюбляется в преемника Сталина Георгия Маленкова , затем Николая Булганина , затем Хрущева . В конце концов, он устает от разочарований и прерванного обожания, поэтому останавливается на Ленине, поскольку тот «давно умер и не мог быть отстранен от власти… Это означало, что любовь не могла упасть в цене». Довлатов часто ссорится с дядей из-за блеска и/или идиотизма коммунизма, пока дядя Арон не заболевает и в лихорадке отчаяния не говорит племяннику: «Знаешь, что меня мучает? Когда мы жили в Новороссийске, возле нашего дома стоял забор — высокий коричневый забор. Каждый день я проходил мимо этого забора. И я не знаю, что за этим стояло. Я никогда не спрашивал. Я не думал, что это важно. Как бессмысленно и глупо я прожил свою жизнь!» Дядя Арон снова выздоравливает, но потом заболевает, потом снова выздоравливает; двое продолжают ссориться. «Я был к нему очень привязан, — пишет Довлатов. Дядя Арон со временем стареет: «Тогда мой дядя действительно умер. Жаль, и этот высокий коричневый забор не дает мне покоя. Такой добрый образ, а между тем и покоя не дает; нас тоже преследует то, что скрыто в повседневности, наши недостатки восприятия, наше притупленное любопытство.
Предпоследний рассказ в Наш и, возможно, его эмоциональный центр — это рассказ о жене Довлатова Лене «Полковник говорит, что я люблю тебя». Это единственная история, названная не по имени главного героя, и, прочитав ее, вы поймете, что иначе и быть не могло; что героиня Лена настолько загадочна, настолько непостижима, что назвать рассказ «Лена» было бы так же плоско и небрежно, как назвать Наш просто «смешным».
Но это смешно. И Бог свидетель, нам нужно смешное, по-настоящему смешное, душераздирающее «после тюрьмы — мне нравится — все смешное». В защиту своей привычки ложиться спать поздно на Крейг Фергюсон , я поймал себя на том, что говорю своему недосыпающему спутнику жизни (это однокомнатная квартира) так авторитетно, как если бы я имел степень доктора медицины в шутливой форме: «Вы должны смеяться». громко, из нижней части живота, по крайней мере, один раз в день». Вновь возвращаясь к вопросу о том, почему Довлатова сегодня так мало читают, Давид Безмогис не мог не выразить еще большего недоумения: «Он такой актуальный, если мы посмотрим на то, что сейчас популярно… Боже мой, если бы он был опубликован сегодня, он бы быть в списке бестселлеров, как… русская Дэвид Седарис .
Удачи вам в получении вашей копии Наш . Торопитесь, пока есть запасы.
Будущее миллионов зависит от вашей поддержки. Станьте участником сегодня.
Соня Чанг является автором романов «Долгие по этому миру» (Scribner, 2010 г.) и «Любимые» (Relegation Books, 2016 г.), которые были выбраны в номинациях «Лучшая художественная литература Киркуса 2016 г.», «Indie Next List», «Library Journal Best Indie Fiction», «TNB Book Club», «Buzzfeed Books рекомендует». , и Writer’s Bone Best 30 Books 2016. Она является заместителем директора Film Forum, некоммерческого кинотеатра в Нью-Йорке, преподает медиа и киноведение в Skidmore College и пишет художественную литературу в рамках программы MFA Колледжа Уоррена Уилсона.