Иосиф Бродский — Романс Скрипача: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
Тогда, когда любовей с нами нет,
тогда, когда от холода горбат,
достань из чемодана пистолет,
достань и заложи его в ломбард.
Купи на эти деньги патефон
и где-нибудь на свете потанцуй
(в затылке нарастает перезвон),
ах, ручку патефона поцелуй.
Да, слушайте совета Скрипача,
как следует стреляться сгоряча:
не в голову, а около плеча!
Живите только плача и крича!
На блюдечке я сердце понесу
и где-нибудь оставлю во дворе.
Друзья, ах, догадайтесь по лицу,
что сердца не отыщется в дыре,
проделанной на розовой груди,
и только патефоны впереди,
и только струны-струны, провода,
и только в горле красная вода.
Анализ стихотворения «Романс Скрипача» Бродского
Произведение «Романс Скрипача» Иосифа Бродского – часть романтической поэмы «Шествие».
Стихотворение датируется осенью 1961 года. Его автору 21 год, он уже несколько лет – рабочий в составе геологических экспедиций. Собственно, лето 1961 года – последнее для него в этом качестве. В отдаленном уголке Восточной Сибири у поэта случился нервный срыв, страх близкой смерти. Он вернулся в Ленинград, познакомился с А. Ахматовой, много читал и работал над стихами. На этот же период приходится его первая встреча с М. Басмановой, его многолетней Музой. По жанру – мистерия, монолог маски. Рифмовка перекрестная, сплошная и парная. Лирический герой – Скрипач, один из тех, кто «шествует» мимо мысленного взора автора. Его герой изливает душу, излагает свой взгляд на мир. Он был влюблен, теперь один. «Достань из чемодана пистолет». Однако дальше следует предложение не застрелиться, а купить патефон. Слушать музыку и танцевать, пока голова не освободится от мыслей, а грудь – от сердца. Банальная трагедия лечится массовым искусством. «В затылке перезвон»: это уже авторская реплика. Ирония поэту дается с трудом: «ах, ручку поцелуй». Обмануть себя не получается, так может – получится обмануть других? Скрипач находит забвение от печалей в музыке. Она умеет исцелять раны, нанесенные людьми и самим собой. «Стреляться около плеча»: (скрипку держат на плече). По сути, одно страдание меняется на другое. «Живите плача и крича!»: звучит почти как проклятие. «Сердце на блюдечке» поэт выносит во двор. Должно быть, уже и так остановившееся. Может быть, его съест кошка. Автор уверен, что никто из окружающих и не заметит перемены. Потому и громкое обращение «друзья» – иронично. «Дыре, проделанной на груди»: прозаизм, имеющий биографический момент. Поэт одно время работал в морге. «Патефоны впереди»: фарс утешения, школа цинизма, беспамятства. «Струны, провода»: вновь прозаизм, суррогат поддержки, надежды – от инструмента, устройства. «Красная вода»: то ли горлом кровь, то ли красное вино, распитое в компании приятелей, а не друзей. К стихотворению есть своеобразный комментарий поэта, продолжение истории. Там он вспоминает послевоенных музыкантов-калек. Их одиночество в толпе и горький хлеб. Лишь единицы действительно нашли утешение – и себя – в искусстве. Впрочем, завершается этот комментарий нарочито небрежной фразой: «скрипач висел в петле». Кажется, не помогло и не исцелило. Два задыхающихся междометья «ах», уменьшительный суффикс в слове «блюдечко» усиливает момент беспомощности, саможаления, самоуничтожения. Игра с читателем, вовлечение его в происходящее.
В «Романсе Скрипача» И. Бродского лирический герой обращает энергию саморазрушения на искусство.
Иосиф Бродский — Натюрморт: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
1
Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.
Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.
Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.
2
Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.
О чем? О днях. о ночах.
Или же — ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о
людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.
3
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.
Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.
Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.
4
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них — и внутри нутра.
Внутри у предметов — пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.
Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.
5
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.
В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль
не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль — это плоть
времени; плоть и кровь.
6
Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,
поднося, хоть дышу,
эеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.
Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.
7
Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.
Вещь не стоит. И не
движется. Это — бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.
Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»
8
Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.
Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.
Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.
9
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.
Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.
Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».
10
Мать говорит Христу:
— Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?
Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?
Он говорит в ответ:
— Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.
Анализ стихотворения «Натюрморт» Бродского
В 1971 г. И. Бродский перенес внезапный приступ серьезной болезни. Он некоторое время провел в больнице, мысленно готовясь к смерти. Под влиянием перенесенных впечатлений поэт написал стихотворение «Натюрморт». Название имеет ироничное значение (в букв. переводе – «мертвая природа»).
Стихотворение построено на сравнении человека с вещью. Живое мыслящее существо протестует против такого сравнения, но смерть стирает различия между живой и неживой природой. Лирический герой в начале стихотворения сидит в одиночестве на скамье, он погружен в глубокие размышления, навеянные близкой смертью. Мысленно прощаясь с миром живых, он признается, что уже давно от него устал. Все жизнь его окружали люди и вещи. По своей сути это абсолютно противоположные понятия. Автор пытается разобраться в их различии.
Поэт находится в мрачном настроении. Он утверждает, что всегда ненавидел людей, ему неприятен их «непокидаемый вид». В этом содержится намек на советское общество, которое Бродский считал серым и убогим. Такой взгляд обострен болезнью и ожиданием возможной смерти. Автор замечает, что обычные вещи гораздо лучше людей. Вещи нейтральны, они не испытывают и не проявляют никаких эмоций. Суть вещей – вечная и неизменная пыль – «плоть времени». Человек на протяжении всей жизни стремится к действию, пытается заявить о себе, повлиять на других. Несмотря на всю эту суету, всех ждет одинаковый конец – обращение в прах. Бродский смирился с неизбежным. Он уже готов принять смерть, во всем видит ее приближение («сплю среди бела дня», «бедра холодны, как лед»). Поэт уже наполовину видит себя слившимся с вещью, которая «есть пространство». Вещь можно подвергнуть физическим изменениям, но ее суть неизменна.
В тексте стихотворения повторяется выбранный Бродским эпиграф: «Придет смерть, и у нее будут твои глаза». В контексте он получает очень глубокий смысл. Смерть также не имеет отличительных признаков, которые придуманы людьми. Она индивидуальна для каждого человека. Забирая людей из мира живых, смерть уравнивает их с вещами, возвращает в неизменное состояние космической пыли.
В заключительной части Бродский прибегает к христианскому образу. В Библии нет такого диалога между Христом и Богоматерью. Поэт сам дополнил Евангелие утверждением Иисуса, что разницы между живыми и мертвыми не существует. Важна сама суть человека-вещи.
Стихотворение «Натюрморт» имеет глубокий философский смысл. На основе личных впечатлений Бродский описывает искренние переживания человека, связанные с его переходом в разряд «неживой природы».
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером: стих, текст стихотворения Иосифа Бродского
Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.
Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.
Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
еще одна жизнь. И я эту долю прожил.
Повезло и тебе: где еще, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива.
Анализ стихотворения Бродского «Дорогая, я вышел сегодня из дому…» (26.10.2019)
Было принято решение опубликовать новую версию анализа произведения в связи с крайней необъективностью рецензента предыдущего. С текстом предыдущего все же можно ознакомиться после этой версии ниже.
Данный новый анализ также не претендует на истину, ведь отражает мысли одного человека, которое может отличаться от мнения некоторых (или всех) читателей.
Стихотворение Иосифа Александровича Бродского «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером» впервые было опубликовано в журнале «Континент».
Стихотворение датируется 1989 годом. Его автору в эту пору было 49 лет. Из СССР он был в свое время выдворен, обосновался в США, преподавал в нескольких университетах, выступал с лекциями о литературе по всему миру. Этот год также ознаменован его реабилитацией на Родине. По жанру – любовная лирика, рифмовка перекрестная, 5 строф. Внутренний монолог лирического героя начинается по-свойски, с обращения «дорогая». Будто общение между супругами, прожившими вместе жизнь, чуть ли не записка, что «буду поздно». Но это разговор с видениями из прошлого. Он нарочно отказывается от возвышенных лексики и образов. «Веющим с океана»: подробность иной жизни, той, что героиня с ним не разделила.
Стихи посвящены Марине (точнее, Марианне) Басмановой, которую поэт много лет считал своей женой. Хотя формально брак и не был заключен. Отстаивая свою независимость, свободу не быть «идеальной возлюбленной», М. Басманова решилась на игру с огнем – и обожглась. Пока И. Бродский скрывался от властей в Москве, она сблизилась с его другом. Кажется, с ним можно было быть собой, кажется, он был глубокой натурой. Косвенно вина за арест и ссылку именно в тот период лежит на этой паре. Ведь поэт бросился в опасный Ленинград за правдой. Казалось бы, разрыв. Но ссылка сделала неожиданный подарок: в таких обстоятельствах М. Басманова уйти не смогла. Любовный «треугольник» был мучителен для всех сторон, хотя поэт ценил каждую минутку счастья, когда любимая была рядом. Но семьи не получилось, даже после рождения ребенка. Разошлись пути М. Басмановой и с Д. Бобышевым. Кстати, спустя несколько лет он и сам уехал в Америку. Почему она не уехала в эмиграцию вместе с И. Бродским? Могло ли все сложиться иначе?
Стихи – как прощальное письмо, сам ритм и темп их, подобный прозе, этому способствует. «Четверть века назад»: так давно, самому не верится. Попытка трезвого взгляда: рисовала, недурно пела, охотно ела финики. «Развлекалась со мной»: он признает, что не знал ее настоящую. «Инженером-химиком»: прямое указание на Д. Бобышева, которого поэтом он не желает называть. «Судя по письмам»: кроме писем, ничего совместного в эти годы. «Поглупела» (да еще чудовищно!): она пишет ему как другу, тогда как для героя она – та, что «даровала зрячесть», породила целые миры. Что ж, теперь ей остается лишь провожать в последний путь тех знакомых юности. «Расстоянья немыслимые»: их разделили не километры, не обстоятельства, не люди. Впрочем, смерть разделяет куда более определенно. «Четверть века» его держало в плену одно ее имя. Он расплатился драгоценным временем. Да, старость порой делает глупым то, что казалось значительным в молодости. Теперь, кажется, он свободен. В обломках, смысл которых понятен только ему, он различает ее смеющийся облик. Что же, фото пусть будет доказательством, что ему ничего не приснилось. Память сердца могущественнее разрушительного времени. Для него, для нее, для всех. Поэт долго прощается с «дорогой». Он все еще пишет ей, хотя и чуть сердится на себя за это. Незнакомый ей океан дышит гнилью и беспамятством. Экстравагантные сравнения: туча, как фортепьяно; закат веером. Ряд анжамбеманов. Прозаизмы. Есть и привычная для И. Бродского литературная аллюзия, здесь — на Б. Пастернака с его «Гамлетом».
Стихи И. Бродского «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером» — адресованы М. Басмановой.
Анализ стихотворения Бродского «Дорогая…»
(Предыдущий вариант)
Приведенный ниже анализ не является в полной мере объективным.
Стихотворение И. Бродского «Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером…» написано в 1989 г. с подзаголовком М. Б. Поэт обращается к своей бывшей возлюбленной Марине Басмановой, с которой он расстался около двадцати лет назад.
Бродский в это время уже давно жил в США. Он написал целый цикл стихотворений, в которых продолжал упрекать Басманову за измену. На этот раз воспоминания о давней любви приходят к лирическому герою во время вечерней прогулки. Поначалу он стремится «подышать свежим воздухом». Ему приходят в голову мысли о счастливом и беззаботном времени, проведенном вместе с Мариной. Однако, уже заметно некоторое пренебрежение к женщине: «немножко пела, развлекалась со мной».
Факт измены до сих пор не дает лирическому герою покоя. Бродский был болезненно самолюбивым человеком, хотя всегда это отрицал. Очень странно выглядит «немного» запоздавшее обвинение женщине в том, что она «чудовищно поглупела», потому что «сошлась с инженером-химиком». Месть любого известного поэта, проявленная в произведении, вообще очень зла и несправедлива, потому что личные отношения выставляются на всеобщее обозрение.
Непонятно, зачем Бродский упоминает Марину в связи с похоронами «общих друзей». Вполне естественно, что женщина отдает последнюю дань уважения людям в отличие от эмигрировавшего из СССР поэта.
Лирический герой вроде бы раскаивается в своих необдуманных словах, говоря: «Не пойми меня дурно». Он считает, что уже преодолел нужный срок в целую жизнь, который требуется, чтобы навсегда забыть о бывшей возлюбленной. Бродский уверяет, что его уже ничего не связывает с Мариной. Но в финале он не может удержаться от очередной колкости в адрес женщины. Он считает огромным везением Марины возможность вспомнить свою ушедшую молодость, глядя на старую фотографию. Это очень циничное замечание по отношению к постаревшей женщине, которое нисколько не смягчает заявление о «бесправии времени». Складывается ощущение, что время не властно именно над самим Бродским, который до сих пор чувствует себя молодым и полным сил.
Злобные и мстительные мысли поэта отравляют ожидаемый «свежий воздух». Он сам заканчивает стихотворение фразой «вдыхаю гнилье отлива».
Стихотворение относится к любовной лирике, но вызывает лишь самые неприятные чувства. По сути, это просто жалкое мужское оправдание в неудавшейся любви, попытка подняться в собственных глазах.
Иосиф Бродский — Памяти Н.Н.: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
Я позабыл тебя; но помню штукатурку
в подъезде, вздувшуюся щитовидку
труб отопленья вперемежку с сыпью
звонков с фамилиями типа ‘выпью’
или ‘убью’, и псориаз асбеста
плюс эпидемию — грибное место
электросчетчиков блокадной моды.
Ты умерла. Они остались. Годы
в волну бросаются княжною Стеньки.
Другие вывески, другие деньги,
другая поросль, иная падаль.
Что делать с прожитым теперь? И надо ль
вообще заботиться о содержаньи
недр гипоталамуса, т. е. ржаньи,
раскатов коего его герои
не разберут уже, так далеко от Трои.
Что посоветуешь? Развеселиться?
Взглянуть на облако? У них — все лица
и в очертаниях — жакет с подшитым
голландским кружевом. Но с парашютом
не спрыгнуть в прошлое, в послевоенный
пейзаж с трамваями, с открытой веной
реки, с двузначностью стиральных меток.
Одиннадцать квадратных метров
напротив взорванной десятилетки
в мозгу скукожились до нервной клетки,
включив то байковое одеяло
станка под лебедем, где ты давала
подростку в саржевых портках и в кепке.
Взглянуть на облако, где эти тряпки
везде разбросаны, как в том квадрате,
с одним заданием: глаз приучить к утрате?
Не стоит, милая. Что выживает, кроме
капризов климата? Другое время,
другие лацканы, замашки, догмы.
И я — единственный теперь, кто мог бы
припомнить всю тебя в конце столетья
вне времени. Сиречь без платья,
на простыне. Но, вероятно, тело
сопротивляется, когда истлело,
воспоминаниям. Как жертва власти,
греху отказывающей в лучшей части
существования, тем паче — в праве
на будущее. К вящей славе,
видать, архангелов, вострящих грифель:
торс, бедра, ягодицы, плечи, профиль
— все оборачивается расплатой
за то объятие. И это — гибель статуй.
И я на выручку не подоспею.
На скромную твою Помпею
обрушивается мой Везувий
забвения: обид, безумий,
перемещения в пространстве, азий,
европ, обязанностей; прочих связей
и чувств, гонимых на убой оравой
дней, лет, и прочая. И ты под этой лавой
погребена. И даже это пенье
есть дополнительное погребенье
тебя, а не раскопки древней,
единственной, чтобы не крикнуть — кровной!
цивилизации. Прощай, подруга.
Я позабыл тебя. Видать, дерюга
небытия, подобно всякой ткани,
к лицу тебе. И сохраняет, а не
растрачивает, как сбереженья,
тепло, оставшееся от изверженья.
Иосиф Бродский — Я входил вместо дикого зверя в клетку: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
Я входил вместо дикого зверя в клетку,
выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,
жил у моря, играл в рулетку,
обедал черт знает с кем во фраке.
С высоты ледника я озирал полмира,
трижды тонул, дважды бывал распорот.
Бросил страну, что меня вскормила.
Из забывших меня можно составить город.
Я слонялся в степях, помнящих вопли гунна,
надевал на себя что сызнова входит в моду,
сеял рожь, покрывал черной толью гумна
и не пил только сухую воду.
Я впустил в свои сны вороненый зрачок конвоя,
жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок.
Позволял своим связкам все звуки, помимо воя;
перешел на шепот. Теперь мне сорок.
Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
Только с горем я чувствую солидарность.
Но пока мне рот не забили глиной,
из него раздаваться будет лишь благодарность.
Анализ стихотворения «Я входил вместо дикого зверя в клетку» Бродского
И. Бродский считается одним из самых противоречивых поэтов современности. Не утихают споры по поводу значения и общей оценки его творчества. В этом плане большую ценность имеет собственное мнение поэта, высказанное им в стихотворении «Я входил вместо дикого зверя в клетку…» (1980 г.), написанное накануне своего сорокалетия. Само произведение вызвало множество прямо противоположных мнений. Восторженные поклонники считают его блестящей самооценкой Бродского. Критики в первую очередь указывают на чрезмерное самомнение поэта и преувеличенное описание своего мученичества. Сам Бродский высоко оценивал это стихотворение и любил его цитировать.
Поэт с высоты прожитых лет рассматривает свою жизнь. Он сознательно обращает внимание читателей на то, что уже в юности пострадал за свои убеждения («входил в клетку»). Следует отметить, что недолгое заключение Бродского за тунеядство вряд ли стоит считать образцом страданий. Деревенская ссылка также не делает из него мученика (субъективное мнение автора анализа — прим. администрации). Сам Бродский вспоминал, что в деревне был счастлив и имел возможность заниматься творчеством.
Автор действительно многое повидал в жизни. Он работал матросом, принимал участие в длительных геологических экспедициях («трижды тонул», «дважды бывал распорот»). Богатейшие впечатления дают Бродскому право заявить, что он познал все, что только можно. Он подчеркивает это фразой: «не пил только сухую воду». Неоднократные принудительные помещения поэта в психиатрические заведения, конечно же, сильно повлияли на его резко отрицательное отношение к советской власти. Он привык видеть во всем «вороненый значок конвоя», которые проник даже в его сны.
Бродский переходит к своей вынужденной эмиграции. Он считает, что из людей, которые под давлением власти отреклись от него, «можно составить город». Слишком патетически звучит фраза: «жрал хлеб изгнанья, не оставляя корок». Благодаря оказанной поддержке Бродский очень быстро достигнул за границей обеспеченного положения и никак не мог пожаловаться на голод.
Поэт с гордостью заявляет, что никакие испытания не могли сломить его независимый дух («позволял… все звуки, помимо воя»). Постоянная борьба отняла у него много жизненных сил, поэтому он «перешел на шепот». Тем не менее Бродский благодарен своей непростой судьбе, она сделала его сильнее и мужественнее. Поэта невозможно заставить отказаться от своего независимого творчества. Это под силу только смерти («пока… рот не забили глиной»).
Иосиф Бродский — От окраины к центру: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов,
парадиз мастерских и аркадию фабрик,
рай речный пароходов,
я опять прошептал:
вот я снова в младенческих ларах.
Вот я вновь пробежал Малой Охтой сквозь тысячу арок.
Предо мною река
распласталась под каменно-угольным дымом,
за спиною трамвай
прогремел на мосту невредимом,
и кирпичных оград
просветлела внезапно угрюмость.
Добрый день, вот мы встретились, бедная юность.
Джаз предместий приветствует нас,
слышишь трубы предместий,
золотой диксиленд
в черных кепках прекрасный, прелестный,
не душа и не плоть —
чья-то тень над родным патефоном,
словно платье твое вдруг подброшено вверх саксофоном.
В ярко-красном кашне
и в плаще в подворотнях, в парадных
ты стоишь на виду
на мосту возле лет безвозвратных,
прижимая к лицу недопитый стакан лимонада,
и ревет позади дорогая труба комбината.
Добрый день. Ну и встреча у нас.
До чего ты бесплотна:
рядом новый закат
гонит вдаль огневые полотна.
До чего ты бедна. Столько лет,
а промчались напрасно.
Добрый день, моя юность. Боже мой, до чего ты прекрасна.
По замерзшим холмам
молчаливо несутся борзые,
среди красных болот
возникают гудки поездные,
на пустое шоссе,
пропадая в дыму редколесья,
вылетают такси, и осины глядят в поднебесье.
Это наша зима.
Современный фонарь смотрит мертвенным оком,
предо мною горят
ослепительно тысячи окон.
Возвышаю свой крик,
чтоб с домами ему не столкнуться:
это наша зима все не может обратно вернуться.
Не до смерти ли, нет,
мы ее не найдем, не находим.
От рожденья на свет
ежедневно куда-то уходим,
словно кто-то вдали
в новостройках прекрасно играет.
Разбегаемся все. Только смерть нас одна собирает.
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над холодной блестящей рекою.
Как легко нам дышать,
оттого, что подобно растенью
в чьей-то жизни чужой
мы становимся светом и тенью
или больше того —
оттого, что мы все потеряем,
отбегая навек, мы становимся смертью и раем.
Вот я вновь прохожу
в том же светлом раю — с остановки налево,
предо мною бежит,
закрываясь ладонями, новая Ева,
ярко-красный Адам
вдалеке появляется в арках,
невский ветер звенит заунывно в развешанных арфах.
Как стремительна жизнь
в черно-белом раю новостроек.
Обвивается змей,
и безмолвствует небо героик,
ледяная гора
неподвижно блестит у фонтана,
вьется утренний снег, и машины летят неустанно.
Неужели не я,
освещенный тремя фонарями,
столько лет в темноте
по осколкам бежал пустырями,
и сиянье небес
у подъемного крана клубилось?
Неужели не я? Что-то здесь навсегда изменилось.
Кто-то новый царит,
безымянный, прекрасный, всесильный,
над отчизной горит,
разливается свет темно-синий,
и в глазах у борзых
шелестят фонари — по цветочку,
кто-то вечно идет возле новых домов в одиночку.
Значит, нету разлук.
Значит, зря мы просили прощенья
у своих мертвецов.
Значит, нет для зимы возвращенья.
Остается одно:
по земле проходить бестревожно.
Невозможно отстать. Обгонять — только это возможно.
То, куда мы спешим,
этот ад или райское место,
или попросту мрак,
темнота, это все неизвестно,
дорогая страна,
постоянный предмет воспеванья,
не любовь ли она? Нет, она не имеет названья.
Это — вечная жизнь:
поразительный мост, неумолчное слово,
проплыванье баржи,
оживленье любви, убиванье былого,
пароходов огни
и сиянье витрин, звон трамваев далеких,
плеск холодной воды возле брюк твоих вечношироких.
Поздравляю себя
с этой ранней находкой, с тобою,
поздравляю себя
с удивительно горькой судьбою,
с этой вечной рекой,
с этим небом в прекрасных осинах,
с описаньем утрат за безмолвной толпой магазинов.
Не жилец этих мест,
не мертвец, а какой-то посредник,
совершенно один,
ты кричишь о себе напоследок:
никого не узнал,
обознался, забыл, обманулся,
слава Богу, зима. Значит, я никуда не вернулся.
Слава Богу, чужой.
Никого я здесь не обвиняю.
Ничего не узнать.
Я иду, тороплюсь, обгоняю.
Как легко мне теперь,
оттого, что ни с кем не расстался.
Слава Богу, что я на земле без отчизны остался.
Поздравляю себя!
Сколько лет проживу, ничего мне не надо.
Сколько лет проживу,
сколько дам на стакан лимонада.
Сколько раз я вернусь —
но уже не вернусь — словно дом запираю,
сколько дам я за грусть от кирпичной трубы и собачьего лая.
Иосиф Бродский — Дебют: читать стих, текст стихотворения поэта классика на РуСтих
1
Сдав все свои экзамены, она
к себе в субботу пригласила друга,
был вечер, и закупорена туго
была бутылка красного вина.
А воскресенье началось с дождя,
и гость, на цыпочках прокравшись между
скрипучих стульев, снял свою одежду
с неплотно в стену вбитого гвоздя.
Она достала чашку со стола
и выплеснула в рот остатки чая,
квартира в этот час уже спала.
Она лежала в ванне, ощущая
Всей кожей облупившееся дно,
и пустота, благоухая мылом,
ползла в нее через еще одно
отверстие, знакомящее с миром.
2
Дверь тихо притворившая рука
была – он вздрогнул – выпачкана, пряча
ее в карман, он услыхал, как сдача
с вина плеснула в недра пиджака.
Проспект был пуст. Из водосточных труб
лилась вода, сметавшая окурки
он вспомнил гвоздь и струйку штукатурки,
и почему-то вдруг с набрякших губ
сорвалось слово (Боже упаси
от всякого его запечатленья),
и если б тут не подошло такси,
остолбенел бы он от изумленья.
Он раздевался в комнате своей,
не глядя на пропахивающий потом
ключ, подходящий к множеству дверей,
ошеломленный первым оборотом.
Анализ стихотворения «Дебют» Бродского
Иосиф Александрович Бродский — явление на поэтическом небосклоне как русской, так и американской культуры. Его характерный стиль лучше всего прослеживается в неоднозначном стихотворении 1970 года «Дебют».
Произведение создано в 1970 году, его автору 30 лет, он прошел арест и ссылку, принудительное обследование в психиатрической больнице, до эмиграции ему осталось 2 года. Он много писал и считался одним из самых даровитых молодых поэтов того времени. По жанру — любовная лирика, по размеру — ямб с охватной рифмой, 8 строф. Рифмы открытые и закрытые, мужские чередуются с женскими. Лирических героев два — она и он. Композиция сюжетная, симметричная.
В стихотворении описаны студенческие реалии тех лет. После сдачи экзаменов, как награду себе, как веху на пути — студентка в субботу вечером приглашает к себе друга. Квартира явно съемная. Любопытство юности, грубая деловитость чувствуется во всех их действиях. Каждый из них думает, что он — хозяин ситуации. Она, пожалуй, циничнее его: властная инициатива исходит от нее, она же выставляет наутро студента за дверь. Он же просто воспользовался «удачей». Человек для них — лишь средство. Задача И. Бродского — не описание первого любовного опыта, а анализ психологического состояния героев после него. Оба ошеломлены, осмыслить собираются позже. Максимализм, желание самоутвердиться, бравирование отношением к любви как к просто физиологии руководят героями. После «дебюта» оба сбиты с толку, хотя и не признаются в этом: одиночество никуда не девается, они такие же чужие друг другу люди, как и были. Да и сам «дебют» им кажется нелепым, незначительным — не таким он представлялся раньше. История превращается в фарс, любовь — в перечень казенных деталей. Чувствуется ирония поэта, и даже жалость: эти двое вошли-таки во «взрослую» жизнь, но начали они с отчуждения, эгоизма, и память их сохранит эти моменты.
Стихотворение построено не на противопоставлении, а симметрии происходящего, поэт препарирует обоих героев. Лексика просторечная, даже казенная. Невинность девушки сравнивается с «туго закупоренной бутылкой». Героиня «выплеснула в рот остатки чая», герой присвистнул и грязно выругался. Так завершается «Дебют».
У поэта И. Бродского уникальная судьба: в защиту его таланта выступили Д. Шостакович, А. Твардовский, К. Паустовский. Успел он и сблизиться с давно ушедшим Серебряным веком — через общение с А. Ахматовой. Его стихи стали частью мирового литературного наследия.