«Калифорнийский квартет (сборник)» читать онлайн книгу 📙 автора Чарльза Буковски на MyBook.ru
Романы старого козла
Чарльз Буковски — старый козёл. Или старый кобель. Это его собственная характеристика, из заглавия сборника рассказов «Записки старого кобеля» (Notes of a Dirty Old Man, 1969). И в самом деле образ выпивохи, драчуна и бабника накрепко прилипает к Буковски после прочтения его романов, основанных на биографии автора. Мы, кажется, столь хорошо знаем альтер-эго писателя Генри «Хэнка» Чинаски от самого детства до преклонных годов, что порой забываем о второй ипостаси Буковски, поэтическом творчестве. Нам нетрудно представить поэта-романтика, поэта-пророка, гражданина-поэта и прочих расхожих персонажей. Но можно ли разрешить писать стихи бродяге, настоящему аутсайдеру и нонконформисту? Мы с трудом верим, что наш сосед-алкоголик может слагать оды к радости, просиживая часы в рюмочной. Однако порой такое случается, и случай Чарльза Буковски тому в подтверждение.
В своих четырёх романах, собранных под обложкой «Калифорнийского квартета», он рассказывает, как дошёл до жизни такой.
В «Хлебе с ветчиной» (1982) Буковски вспоминает своё детство во времена Великой депрессии. Тиран-отец, издевательства одноклассников, тяжёлая болезнь и одиночество прилагаются. В романе много непосредственных детских впечатлений, злых мыслей подростка в стиле Сэлинджера и бунтарских выходок молодого человека, начавшего жизнь бродяги. Две ключевые вещи, определившие Буковски, запечатлены в романе: это алкоголь, приносивший временное облегчение, и рассказы, написанные, чтобы убежать от реального мира. Наряду со многими опасными и забавными приключениями, запоминаются и характерные для дальнейшего творчества Бука истории: мальчик, бессильный защитить котёнка от собаки, зрелище смерти во время авиашоу, медсестра как единственный добрый человек во всём дрянном городишке. Читателю потом ещё неоднократно придётся наблюдать эту неожиданную сентиментальность маленького мальчика в нескладном верзиле Хэнке.
«Почтамт» (1971), сделавший Буковски популярным в Европе, посвящён без малого двадцати годам работы Хэнка на почте Соединённых Штатов. Это собрание небольших историй о подступающем безумии среди жара улиц и в тесной каморке сортировщиков писем. Мне особенно запомнился рассказ о престарелом почтальоне, долгие годы угощавшем детишек конфетами. Одна из мамаш, недавно переехавших в район, набросилась на него, обвиняя в приставании к своему ребёнку, чем глубоко потрясла старика… Лучшие работники воруют, начальство самодовольно, Буковски пьёт и по вечерам пишет стихи, сколько получается. Здесь впервые появляются Женщины Хэнка — знаменитая Бетти, его алкогольная муза, взбалмошная богачка Джойс, политическая активистка Фэй. И опять мы видим сентиментального Буковски, трогательно опекающего Бетти в её последние часы, и Буковски-нонконформиста, не желающего променять свою разгульную свободу на богатства семьи Джойс. Бурные шестидесятые с антивоенными протестами, свободной любовью и расширенным сознанием выглядят детскими играми в песочнице перед драмой настоящей жизни, ну и её сарказмом, конечно.
Вообще, с «Почтамта» лучше и начинать, как мне кажется, знакомиться с прозой Бука, ещё подойдут «Истории обыкновенного безумия»: здесь и алкоголь, и драки, и секс, и ипподром, улица и стихи, Хэнк как он есть.
Третий, также автобиографический, роман «Женщины» (1978) — самое откровенное и бескомпромиссное повествование зрелого, наглого старичка, который ещё на многое способен. Буковски не столько наслаждается своей популярностью среди женщин, сколько говорит: «Чёрт возьми, почему бы и нет?!» или «А старый дурак-то ещё силён». Истории его знакомства с «дамочками» похожи: письмо поклонницы — «Я прилетаю в Лос-Анджелес на недельку, мы можем встретиться?» — выпивка — секс, с толикой страданий и немощи, разумеется — попытки притереться друг к другу — бурное расставание. Феминистки называли роман сексистским, вероятно, за обсценную лексику и «унижение» женщин. Но Хэнк никогда не принуждал ни одну из них к близости, утверждал, что «никогда не платил за секс». Он постоянно разочаровывался с каждой новой попыткой создания более прочных отношений, нежели постельные: парадоксально, но скорее сам бывал использован своими женщинами, алчущими денег, чужой славы или просто «быть как все».
По сути, «Женщины» — роман о беззащитном слабом мужчине, который из последних сил отбрыкивается от уз окружения и норм морали.
Спустя десяток лет, Буковски, уже признанный во всём мире писатель, попадает в полный причудливых персонажей мир кино — и об этом роман «Голливуд» (1989). Можно было бы громкой фразой объявить, что Голливуд символизирует для Бука тот самый мир богатеньких бездельников и исписавшихся «гениев», который он так старательно обходил стороной всю жизнь. Но Буковски не занимается метафорами. Он кормит кошек, ездит поставить 25 долларов на скачки, выпивает с актёрами и сочиняет «неплохой» сценарий о своей бурной молодости. А роман он написал от нечего делать. Вот так-то:
— Что теперь думаешь делать? — спросила Сара.
— В каком смысле?
— Кино ведь кончилось.
— Это так.
— И что ты теперь будешь делать?
— На лошадок смотреть.
— А кроме лошадок — что?
— Вот возьму и напишу роман о том, как пишут сценарии и снимают кино.
— У тебя наверняка получится.
— Я тоже так думаю.
— А как ты его назовешь?
— «Голливуд».
— «Голливуд»?
— Да.
И вот он перед вами.
Возможно, вам никогда больше не захочется возвращаться к Чарльзу Буковски. И хотя он непременно угостил бы вас пивом и рассказал уморительную и непристойную историю, его вид, слог и репутация может иного и оттолкнуть. Он родился в то время, когда американские гении, вроде Паунда и Хемингуэя исписались, а на горизонте никого подобного не просматривалось. Он стоял в стороне от смелых битников и от язвительных гонзо-репортажей времён «кислотной волны». Стремясь убежать от негостеприимной реальности, от полной обыденных трагедий жизни, Буковски писал стихи и прозу и невольно впустил нас в свой сентиментально-беспомощный и жёсткий мир, где жил когда-то пьяный бродяга с большим сердцем.
Отрывок из книги Чарльза Буковски «О пьянстве» — Сноб
Нередко Чарльз Буковски обращался к алкоголю в поисках вдохновения, а себя называл «старым пьянчугой». В книге «О пьянстве» собраны работы автора, посвященные выпивке.
С разрешения издательств «Эксмо» «Сноб» публикует одну из них
Из «Признаний человека, безумного настолько, чтобы жить со зверьем»
4
Я сошелся еще с одной. Мы жили на 2-м этаже во двор, и я ходил на работу. Это-то меня чуть не прикончило — пить всю ночь и пахать весь день. Я вышвыривал бутылку в одно и то же окно. Потом, бывало, носил это окно к стекольщику на углу, и там его ремонтировали, вставляли новое стекло. Я проделывал такое раз в неделю. Человек посматривал на меня очень странно, но деньги мои всегда брал — они ему странными не казались. Я пил очень крепко и постоянно 15 лет подряд, а однажды утром проснулся и нате: изо рта и задницы у меня хлестала кровь. Черные какашки. Кровь, кровь, водопады крови. Кровь воняет хуже говна. Моя баба вызвала врача, и за мной приехала неотложка. Санитары сказали, что я слишком большой, и вниз по лестнице они меня не понесут, попросили спуститься самому.
— Ладно, чуваки, — ответил я. — Рад вам удружить: не хочу, чтобы вы перетруждались. — Снаружи я влез на каталку; передо мной распахнули бортик, и я вскарабкался на нее, как поникший цветочек. Тот еще цветочек. Соседи повысовывали из окон головы, повылазили на ступеньки, когда я проезжал мимо. Почти всегда они наблюдали меня под мухой.
— Смотри, Мэйбл, — сказал один, — вот этот ужасный человек!
— Господи спаси и помилуй его душу! — был ответ. Старая добрая Мэйбл. Я выпустил полный рот краснотищи через бортик каталки, и кто-то охнул: ОООООххххххо-ооох.
Несмотря даже на то, что я работал, ни гроша за душой у меня не было, поэтому — назад в благотворительную палату. Неотложка набилась под завязку. Внутри у них стояли какие-то полки, и повсюду все лежали.
— Полный сбор, — сказал водитель, — поехали. — Скверная поездка вышла. Нас раскачивало и кренило. Я из последних сил удерживал в себе кровь, поскольку не хотел никого завонять и испачкать.
— Ох, — слышал я голос какой-то негритянки, — не верится, что со мной такое случилось, просто не верится, ох господи помоги!
Господь в таких местах становится довольно популярен.
Меня определили в темный подвал, кто-то дал мне что-то в стакане — и все дела. Время от времени я блевал кровью в подкладное судно. Нас внизу было четверо или пятеро. Один мужик был пьян — и безумен, — но казался посильнее прочих. Он слез с койки и стал бродить, спотыкаясь о других, переворачивая мебель:
— Че че такое, я ваву на ваботу, я ваботаю, я на ваботу ваву, я ваботаю. — Я схватил кувшин для воды, чтоб заехать ему промеж рогов. Но ко мне он так и не подошел. Наконец свалился в угол и отъехал. Я провел в подвале всю ночь до середины следующего дня. Потом меня перевели наверх. Палата была переполнена. Меня поместили в самый темный угол.
— У-у, он в этом темном углу помрет, — сказала одна медсестра.
— Ага, — кивнула другая.
Однажды ночью я поднялся, а до сортира дойти не смог. Заблевал кровью весь пол. Упал и не смог встать — слишком ослаб. Стал звать сестру, но двери палаты были обиты жестью, к тому же — от трех до шести дюймов толщиной, и меня не услышали.
Сестра заходила примерно каждые два часа проверить покойников. По ночам вывозили много жмуриков. Спать я не мог и, бывало, наблюдал за ними. Стянут парня с кровати, заволокут на каталку и простыню на голову. Каталки эти хорошо смазывали. Я снова заверещал:
— Сестра! — сам не знаю почему.
— Заткнись! — сказал мне один старик. — Мы спать хотим. — Я отключился.
Когда пришел в себя, горел весь свет. Две медсестры пытались меня приподнять.
— Я же велела вам не вставать с постели, — сказала одна. Ответить я не смог. У меня в голове били барабаны. Меня как будто выпотрошили. Казалось, слышать я могу все, а видеть — только сполохи света, похоже. Но никакой паники, никакого страха; одно лишь чувство ожидания, ожидания чего-то и безразличия.
— Вы слишком большой, — сказала одна сестра, — садитесь на стул.
Меня усадили на стул и потащили по полу. Я же чувствовал, что во мне весу не больше фунтов шести.
Потом все вокруг меня собрались: люди. Помню врача в зеленом халате, операционном.
— Почему этому человеку не сделали переливания? У него осталось… кубиков.
— Его бумаги прошли по низу, когда я была наверху, и их подкололи, пока я не видела. А кроме этого, доктор, у него нет кредита на кровь.
— Доставьте сюда крови, СЕЙЧАС ЖЕ!
«Кто этот парень такой, к чертям собачьим, — думал я, — очень странно. Очень странно для врача».
Начали переливание — девять пинт крови и восемь глюкозы.
Сестра попробовала накормить меня ростбифом с картошкой, горошком и морковкой
— моя первая еда. Она поставила передо мной поднос.
— Черт, да я не могу этого есть, — сказал я ей, — я же от этого умру!
— Ешьте, — ответила она, — это у вас в списке, у вас такая диета.
— Принесите мне молока, — сказал я.
— Ешьте это, — ответила она и ушла.
Я не притронулся.
Через пять минут она влетела в палату.
— Не ЕШЬТЕ ЭТОГО! — заорала она. — Вам ЭТО НЕЛЬЗЯ!! В списке ошиблись.
Она унесла поднос и принесла стакан молока.
Как только первая бутылка крови в меня вылилась, меня посадили на каталку и повезли вниз на рентген. Врач велел мне встать. Я все время заваливался назад.
— ДА ЧЕРТ БЫ ВАС ПОБРАЛ, — заорал он, — Я ИЗ-ЗА ВАС НОВУЮ ПЛЕНКУ ИСПОРТИЛ! СТОЙТЕ НА МЕСТЕ И НЕ ПАДАЙТЕ!
Я попробовал, но не устоял. Свалился на спину.
— Ох черт, — прошипел он медсестре, — увезите его.
Издательство: ЭксмоВ Пасхальное Воскресенье оркестр Армии Спасения играл у нас под самым окном с 5 часов утра. Они играли кошмарную религиозную музыку, играли плохо и громко, и она меня затапливала, бежала сквозь меня, чуть меня вообще не прикончила. В то утро я почувствовал себя от смерти так близко, как никогда не чувствовал. Всего в дюйме от нее, в волоске. Наконец, они перешли на другую часть территории, и я начал выкарабкиваться к жизни. Я бы сказал, что в то утро они, наверное, убили своей музыкой полдюжины пленников.
Потом появился мой отец с моей ****** [женщиной с пониженной социальной ответственностью]. Она была пьяна, и я знал, что он дал ей денег на выпивку и намеренно привел ко мне пьяной, чтобы мне стало хуже. Мы со стариком были завзятыми врагами — во все, во что верил я, не верил он, и наоборот. Она качалась над моей кроватью, красномордая и пьяная.
— Зачем ты привел ее в таком виде? — спросил я. — Подождал бы еще денек.
— Я тебе говорил, что она ни к черту не годится! Я всегда тебе это говорил!
— Ты ее напоил, а потом сюда привел. Зачем ты меня без ножа режешь?
— Я говорил тебе, что она никуда не годится, говорил тебе, говорил!
— Сукин ты сын, еще одно слово, и я вытащу из руки вот эту иголку, встану и все говно из тебя вышибу!
Он взял ее за руку, и они ушли.
Наверное, им позвонили, что я скоро умру. Кровотечения у меня продолжались. В ту ночь пришел священник.
— Отец, — сказал я, — не обижайтесь, но пожалуйста, мне бы хотелось умереть без всяких ритуалов, без всяких слов.
Потом я удивился, поскольку он покачнулся и оторопело зашатался; чуть ли не как будто я его ударил. Я говорю, что меня это удивило, поскольку парней этих я считал более хладнокровными. Но, в общем-то, и они себе задницы подтирают.
— Отец, поговорите со мной, — сказал один старик, — вы же со мной можете поговорить.
Священник подошел к старику, и всем стало хорошо.
Через тринадцать дней после той ночи, когда меня привезли, я уже водил грузовик и поднимал коробки по 50 фунтов. А еще через неделю выпил свой первый стакан — тот, про который мне сказали, что он точно меня убьет.
Наверное, когда-нибудь в этой проклятой благотворительной палате я и подохну. Мне, видимо, от нее просто никуда не деться.
Style, Чарльз Буковски | Поэтический: стихи, эссе и рассказы
Стиль Чарльза Буковски | Поэтический: стихи, эссе и рассказыЗагрузка…
Чарльз Буковски
Стиль — ответ на все вопросы.
Свежий подход к скучному или опасному делу
Делать скучное дело со стилем предпочтительнее делать опасное без него
Совершать опасное дело со стилем — это то, что я называю искусством
Коррида может быть искусством
Бокс может быть искусством
Любовь может быть искусством
Открытие банки с сардинами может быть искусством
Не у многих есть стиль многие могут сохранить стиль
I видел собак с большим стилем, чем мужчины,
, хотя не многие собаки обладают стилем.
У кошек его предостаточно.
Когда Хемингуэй приставил свои мозги к стене дробовиком,
это было стильно.
Или иногда люди дают вам стиль
Жанна д’Арк имела стиль
Иоанн Креститель
Иисус
Сократ
Цезарь
Гарсия Лорка.
Я встречал стильных мужчин в тюрьме.
Я встречал больше стильных мужчин в тюрьме, чем мужчин на свободе.
Стиль — это отличие, способ делать, способ делать.
Шесть цапель, тихо стоящих в луже с водой,
или ты, голый, выходишь из ванной, не видя меня.
#АмериканскиеПисатели
Чактас Меган Луиза Минь Нгуен луз эфир салтарин акоста Алевтина пн восточноевропейское времяИ еще 13…
Стивен Меган Луиза Дождь пн восточноевропейское время Даллас Хэдли канкамуррияИ еще 7…
Нравится или нравится…
Другие работы Чарльза Буковски…
с Apple Macintosh
вы не можете запустить программу Radio Shack…
в его дисководе.
и не может Commodore 64
диск прочитать файл
Дом
Они строят дом полквартала вниз и я сижу здесь с опущенными шторами слушая звуки,
Для Джейн
225 дней под травой и ты знаешь больше, чем я. они давно взяли твою кровь, ты сухая палка в корзине. это как это работает?
Метаморфоза
зашла девушка построил мне кровать отмыла и натерла воском кухонный пол… вычистил стены пропылесосил
Радио с кишками
это было на 2 этаже на Коронаде… я напивался и кинуть радио через вай… пока он играл, и, конечно… разобьёт стекло в ви…
Тренировка
Ван Гог отрезал себе ухо дал его Проститутка кто выбросил его в экстрим
Меня посетили редактор и поэт
Я только что выиграл $115 у орла… был голым на моей кровати слушать оперу одного из… и только что избавился от очень… когда в дверь постучали…
игроков все
иногда вылезаешь из постели в… Я не успею, а ты… вспоминая все времена, когда вы трахались… ты идешь в ванную, делаешь… в зеркале, о боже, о боже, о боже,…
Пришельцы
вы не поверите но есть люди кто идет по жизни с очень мало трения или
Люди-мороженое
леди временно отключила меня от…
и теперь клюв встает
лучше.
однако все меняется в одночасье —
вместо того, чтобы слушать Шостакова…
№ 6
соглашусь на 6 лошадей дождливым днем бумажный стаканчик кофе в моей руке еще немного,
Шоу-бизнес
я не могу это иметь и вы не можете иметь его и мы не будем возьми так что не ставьте на это
это было совсем недавно
почти рассвет дрозды на телефонном проводе ожидающий как я ем вчерашнее забытый бутерброд
Улыбка на память
у нас были золотые рыбки и они кружили над… в миске на столе возле… закрывая витрину и моя мама, всегда улыбающаяся, желающая… чтобы быть счастливым, сказал мне: «Будь счастлив Он…
Отказ
голый вдоль стены дома, 8 утра, размазывание кунжутного масла над моим телом, Иисус, я пришел к этому? Однажды я сражался в темных переулках за…
ТопЧарльз Буковски | Poetry Foundation
Чарльз Буковски был плодовитым подпольным писателем, который использовал свои стихи и прозу, чтобы изобразить порочность городской жизни и угнетенных в американском обществе.
Культовый герой, Буковски полагался в своей работе на опыт, эмоции и воображение, используя прямой язык и жестокие и сексуальные образы. В то время как некоторые критики сочли его стиль оскорбительным, другие утверждали, что Буковски высмеивал мужественность своим обычным сексом, злоупотреблением алкоголем и насилием. «Не пытаясь выглядеть хорошо, а тем более героем, Буковски пишет с бескомпромиссной правдивостью, которая отличает его от большинства других «автобиографических» писателей и поэтов», — прокомментировал Стивен Кесслер в журнале 9.0146 San Francisco Review of Books, , добавление: «Твердо придерживаясь американской традиции индивидуализма, Буковски пишет без извинений со стороны измученного края общества». Майкл Лалли в Village Voice утверждал, что «Буковски — это… феномен. Он зарекомендовал себя как писатель с последовательным и настойчивым стилем, основанным на том, что он проецирует как свою «личность», результат тяжелой, напряженной жизни».
Родившийся в Германии, Буковски был привезен в Соединенные Штаты в возрасте двух лет.
Его отец верил в твердую дисциплину и часто бил Буковски за малейшие проступки, жестокое обращение Буковски подробно описано в его автобиографическом романе о совершеннолетии, Ветчина на ржи (1982). Худощавый ребенок, Буковски также подвергался издевательствам со стороны мальчиков своего возраста, а девочки часто отвергали его из-за его плохого цвета лица. «Когда Буковски было 13 лет, — писал Чотти, — один из [его друзей] пригласил его в винный погреб отца и угостил его первой порцией алкоголя: «Это было волшебство», — позже напишет Буковски. «Почему мне никто не сказал?»
В 1939 году Буковски начал учиться в городском колледже Лос-Анджелеса, бросил учебу в начале Второй мировой войны и переехал в Нью-Йорк, чтобы стать писателем. Следующие несколько лет были потрачены на написание книг, путешествие и сбор многочисленных бланков отказов. К 1946 Буковски решил отказаться от своих писательских устремлений, предаваясь десятилетнему запою, в ходе которого он путешествовал по стране.
Оказавшись на грани смерти в Лос-Анджелесе, Буковски снова начал писать, хотя продолжал пить и культивировать свою репутацию трудолюбивого поэта. Он начал свою профессиональную писательскую карьеру только в возрасте тридцати пяти лет и, как и другие современники, начал с публикаций в подпольных газетах, особенно в местных газетах, таких как Open City и Свободная пресса Лос-Анджелеса. «Издается небольшими подпольными издательствами и эфемерными мимеографированными журнальчиками, — описал Джей Догерти в Contemporary Novelists, , — Буковски приобрел популярность в некотором смысле благодаря молве». «Главным героем его стихов и рассказов, в значительной степени автобиографических, обычно является нищий писатель [Генри Чинаски], который проводит свое время на маргинальных работах (и его увольняют), напивается и занимается любовью. с чередой проституток и шлюх», — рассказал Чиотти. — В противном случае он тусуется с товарищами-неудачниками — шлюхами, сутенёрами, алкоголиками, бродягами.
Буковски написал более сорока книг стихов, прозы и романов. «Цветок, кулак и звериный вой» (1959) , Первая книга стихов Буковски охватывает основные интересы и темы, занимающие многие из его произведений, особенно «ощущение пустынного, заброшенного мира», как указал Р. Р. Каскаден. в Аутсайдер. Помимо запустения, верлибр Буковски затрагивает нелепости жизни, особенно в отношении к смерти. «Мир Буковски, начертанный безличными инструментами цивилизованного индустриального общества, знаниями и опытом 20-го века, остается по существу миром, в котором медитация и анализ играют незначительную роль», — утверждал Джон Уильям Коррингтон в Северо-западное обозрение. Предметом этого мира являются выпивка, секс, азартные игры и музыка; однако стиль Буковски — это «четкий, жесткий голос; отличный слух и глаз для измерения длины линий; и избегание метафор, когда живой анекдот сделает ту же драматическую работу», — заявил Кен Такер в Village Voice.
В сборнике «В руки » (1963) собраны стихи, написанные в период с 1955 по 1963 год. «Отдельные стихи сливаются воедино, образуя произведение, не имеющее себе равных по своему характеру и почти не имеющее себе равных по качеству среди современников Буковски», — заявил Коррингтон. В течение тридцати лет Буковски опубликовал поразительное количество сборников стихов и прозы, а также множество романов. Кеннет Рексрот утверждал в New York Times Book Review , что Буковски «принадлежит к небольшой компании поэтов настоящего, а не литературного отчуждения».
Хотя Буковски умер от лейкемии в 1994 году, его посмертная карьера оказалась столь же плодотворной. Отчасти благодаря уникальным отношениям, которые у него были со своим издателем, Джоном Мартином, редактором Black Sparrow Books, огромные произведения Буковски продолжают появляться в виде книг раз в два года или около того. Посмертные произведения, такие как Люди наконец выглядят как цветы: новые стихи (2008 г.
), затрагивает темы, подобные тем, что были в его первом сборнике. Рецензируя посмертно опубликованный Slouching Toward Nirvana (2005) для New Yorker , критик Адам Кирш рассказал об интервью, в котором Буковски описал своих читателей как «побежденных, сумасшедших и проклятых», добавив, что «смесь хвастовство и жалобы точно отражают застенчивость поэзии Буковски, которая одновременно человеконенавистническая и товарищеская, агрессивно вульгарная и тайно чувствительная». Кирш продолжил: «Стихи Буковски лучше всего воспринимаются не как отдельные словесные артефакты, а как непрерывные части рассказа о его настоящих приключениях, как комикс или сериал. Они сильно повествовательны, основаны на бесконечном количестве анекдотов, которые обычно связаны с баром, загородным отелем, скачками, девушкой или любыми их сочетаниями. Свободный стих Буковски на самом деле представляет собой серию декларативных предложений, разбитых на длинную узкую колонку, причем короткие строки производят впечатление скорости и лаконичности, даже когда язык сентиментален или шаблонен».
Об этом томе — девятом посмертном сборнике Буковски — Кирш сказал, что «эти «новые стихи» точно такие же, как и старые стихи, возможно, чуть более повторяющиеся, но не сразу распознаваемые как второсортные произведения или остатки», что, возможно, объясняет продолжение Буковски. Успех на литературном рынке.
Подобно его поэзии по тематике, рассказы Буковски также посвящены сексу, насилию и абсурду жизни. В своем первом сборнике рассказов « Эрекции, эякуляции, выставки и общие рассказы об обыкновенном безумии» (1972) , Буковски «пишет как невозрожденный низколобый человек, презирающий наши притязания на превосходство», — заявил Томас Р. Эдвардс в New York Review of Books. Главные герои историй в Hot Water Music (1983) живут в дешевых отелях и часто борются с подпольными писателями, как и сам Буковски. Главной автобиографической фигурой Буковски в этих рассказах, как и во многих его романах, является Генри Чинаски, тонко завуалированное альтер-эго (полное имя Буковски было Генри Чарльз Буковски-младший, и друзья знали его как Хэнка).
«Жизнь тихого отчаяния взрывается явно случайными и немотивированными актами причудливого насилия», — описал Майкл Ф. Харпер в своем Los Angeles Times Book Review 9.0147 часть на книгу. Буковски продолжил исследование «сломанных людей» в таких романах, как « Почтовое отделение » (1971) и « Ветчина во ржи » (1982), придав обоим в значительной степени автобиографический оттенок . Бен Реувен, написавший в Los Angeles Times Book Review, описал «воспоминания от первого лица» в Ветчина на ржи как «напряженные, яркие, интенсивные, иногда острые, [и] часто веселые». Продолжая рассмотрение своих юных лет, Буковски написал сценарий к фильму «9».0146 Barfly, , выпущенный в 1987 году, с Микки Рурком в главной роли. Фильм посвящен трем дням жизни Буковски в возрасте двадцати четырех лет. Майкл Уилмингтон заключил в Los Angeles Times: «Каковы бы ни были его недостатки, [ Barfly ] делает то, что должны делать и другие фильмы: он открывает территорию, открывает человека.
Худшее из этого имеет край откашлянной прихоти и хвастовства в баре. Но у лучших есть шок правды и резкий сладкий поцелуй мечты». Опыт Буковски с созданием Barfly стал основой его романа Hollywood (1989), в котором прослеживается юмористический, запутанный путь от сценария к экрану фильма под названием The Dance of Jim Beam , написанного главным героем романа, Генри Чинаски, ныне пожилым человеком. мужчина.
Работы Буковски были собраны и пересобраны в различных хрестоматиях, антологиях и избранных произведениях. Беги с преследуемыми (1993) представляет собой антологию рассказов и стихов Буковски, расположенных в хронологическом порядке по периодам, когда они были написаны, но не опубликованы. Он дает исчерпывающий обзор творчества Буковски и, учитывая его автобиографический характер, его жизни. Бенджамин Сегедин, пишет в Booklist, написал о работах Буковски: «Не столько празднование саморазрушения, сколько честный автопортрет, они раскрывают его во всем его уродстве как аутсайдера на грани респектабельности».
Сегедин продолжил: «Вот коллекция откровенных, бескомпромиссных гневных вещей, таких бескомпромиссных, какие вы когда-либо надеялись найти». Ранее неопубликованная работа Буковски, посмертно представленная Black Sparrow Press в Betting on the Muse: Poems & Stories (1996) , , дает более широкий обзор стиха, который сделал его, согласно Publishers Weekly участник, «оригинальный поэт, не берущий в плен». Рэй Олсон, писавший для Booklist, , обнаружил, что его рассказы и стихи «читаются легко, магнетически, особенно если вы восприимчивы к их экзистенциалистскому обаянию дешевизны».
Жизнь Буковски через его письма описана как в Крики с балкона: Избранные письма 1960-1970 (1994), так и в Дотянуться до солнца: Избранные письма, 1978-1994 (2002) , охватывавший последние годы жизни поэта . В письмах к своим издателям, редакторам, друзьям и коллегам-поэтам Буковски выступал против критиков, восхвалял писателей, которые первыми вдохновили его, и много писал о трех своих любимых темах: выпивке, женщинах и ипподроме.