Уютный трикотаж: интернет магазин белорусского трикотажа

Цвирко игорь балет: Большой театр • Игорь Цвирко

Цвирко игорь балет: Большой театр • Игорь Цвирко

Кристина Кретова и Игорь Цвирко, Большой театр: «Мы понимаем, как короток балетный век, и стараемся не упускать возможностей»

Материал опубликован в №10 печатной версии газеты «Культура» от 27 октября 2022 года.

Ведущая солистка балета Большого Кристина Кретова и премьер театра Игорь Цвирко поделились с «Культурой» тайнами профессии, раскрыли секрет добрых супружеских отношений, рассказали о пути на главную сцену страны и планах на будущее.

— Несколько месяцев подряд нам никак не удавалось встретиться. Чем были заняты?

Кристина Кретова: Сначала — отпуск, он в этом году оказался длинным из-за того, что отменились гастроли. Потом активно входили в трудовой режим, Игорь ездил в Петербург — в спектакле Михайловского театра исполнил партию Спартака, на днях станцевали «Анюту» в Большом.

Игорь Цвирко: Еще Оксана Федорова пригласила на благотворительный Екатерининский бал в Музее-заповеднике «Царицыно», где мы были амбассадорами, танцевали исторические танцы. Параллельно идет ремонт квартиры, что занимает столько времени! Наконец встретились.

— В Московскую академию хореографии вас привела мечта или определили родители?

К.К.: Я-то точно в возрасте 10 лет не понимала, что жизнь окажется связана с балетом. Думала, мама отправила меня в училище, где танцев будет чуть больше, чем на занятиях в родном Орле. Первые два-три года я внимательно слушала педагогов, числилась в рядах лучших, старательных учениц. В переходный подростковый возраст начала поправляться, замечания педагогов стали казаться слишком серьезными, совсем не детскими — тогда сказала маме: все, мне уже это не нравится. Мама настояла на том, чтобы я доучилась. Просто заставила. Когда мне исполнилось 18, я четко поняла — либо иду напролом, либо ищу другую профессию. Выбрала первое.

И.Ц.: Меня отправили в балет, как говорила мама, потому что я охотно посещал все занятия. Жил в Подмосковье, ездил в академию на электричке, уставал, не обошлось без травм и болячек. Иногда жаловался маме, и она понимала: «Хочешь, забирай документы». Но я отвечал: «Нет, я дойду до конца». Упертый характер, наверное, и привел меня к профессии.

— Кристина, до Большого вы работали восемь лет в «Кремлевском балете» и год в Музтеатре Станиславского. Этот бэкграунд помог?

К.К.: В академии у нас был сильный и многочисленный выпуск — три курса, один из них вела легендарная Софья Николаевна Головкина, и я знала, что многие пойдут в Большой, понимала, что мне вряд ли удастся прорваться. Ни знакомств, ни связей не было. Могла доказывать свое право танцевать на главной сцене страны только своим трудом, но трудяг в Большом много — недаром его называют кладбищем талантов. Мне казалось, что в «Кремлевском балете» я гораздо быстрее получу роли. Андрей Борисович Петров (худрук театра «Кремлевский балет». — «Культура») поговорил со мной откровенно: «Приходи, сделаю из тебя балерину». (Балерина — высшее положение в театральной иерархии. — «Культура». ) Это оказалось ключевым. Так и случилось, уже через три месяца я стала прима-балериной труппы, никогда не стояла в кордебалете.

В Большой пришла, уже станцевав весь классический репертуар. Самое главное — все спектакли я готовила с балериной и педагогом Большого театра Ниной Семизоровой, ученицей Галины Улановой. Мы были вместе с «Кремлевского балета», она — моя балетная мама. То есть никто в Большом не мог сказать: «Она не наша».

Первой моей партией в Большом стала Повелительница дриад в «Дон Кихоте» — можно сказать, мне дали «пощупать» Историческую сцену, в тот год театр открыли после реконструкции. Вышла без прогона и прекрасно помню свои ощущения — от зрительного зала, ярусов, убегающих ввысь, едва горящих подсвечников — от красоты дух захватило. Через месяц станцевала «Жизель», потом — «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Дон Кихот»… Ко мне вернулись мои партии, я словно повторяла свой наработанный репертуар, но уже в Большом театре.

— Игорь, как сложился ваш путь к большим ролям и положению премьера Большого?

И. Ц.: Ни я, ни педагоги принца во мне не видели. Руководство театра, кажется, взяло меня в кордебалет с прицелом на гротесковые роли. Уже в первый месяц работы Геннадий Петрович Янин, на тот момент заведующий балетной труппой, сказал, что нужно заменить его в роли Учителя танцев в «Золушке» Юрия Посохова. Я испытал волнение и шок: сам Янин — мастер актерского перевоплощения — доверил мне свою яркую игровую роль. Потом появился Синьор Помидор в балете Генриха Майорова «Чиполлино», от нее я тоже получал огромное удовольствие. Параллельно шла работа в кордебалете.

Потом в Большом забурлила жизнь: приезжали современные хореографы, и они часто выбирали меня в свои проекты, но на классическом поприще никакого развития по-прежнему не было. О классическом репертуаре я даже мечтать не мог, хотя знал, что в золотой век балета Большого театра Михаил Лавровский, Владимир Васильев, Вячеслав Гордеев начинали как демихарактерные танцовщики. Мне даже казалось, что я родился не в свою эпоху… Но все же оказалось, что пригодился и в этой.

После шести лет в кордебалете меня повысили до статуса солиста. В «Дочери фараона» я танцевал силовую прыжковую вариацию, и меня заметил Пьер Лакотт. Через год он приступил к постановке балета «Марко Спада», меня выписали одним из девяти артистов на заглавную партию — глазам не поверил: восемь фамилий премьеров и моя! Это подстегивало, работа шла интенсивно — я высох, стал худющим. В итоге, совсем не ожидая этого, станцевал один из трех премьерных спектаклей. Пьер потом сказал, что по темпераменту и манерам я очень похож на Рудольфа Нуреева. На премьеру приезжала Гилен Тесмар и тоже заметила: «Игорь, вы — вылитый Рудик» (позднее Игорь Цвирко стал одним из исполнителей главной роли в балете «Нуреев». — «Культура»).

После «Марко Спады» — лед тронулся, господа присяжные заседатели! Следующим балетом стало «Пламя Парижа», где мы с Кристиной первый раз станцевали в паре. Потом появился Базиль в «Дон Кихоте». Я мечтал о балетах Юрия Григоровича, когда-то даже записал это заветное желание на тетрадном листочке. Мы с педагогом постепенно и осторожно готовили новый репертуар, выбирали роли — ошибка могла стать роковой. Шаг за шагом партии из наследия Юрия Николаевича оказались в моем арсенале. Счастье, что на моем жизненном пути встретился педагог Александр Николаевич Ветров: результатом нашего труда и знаком наших непримиримых и упрямых характеров стал статус премьера, который я получил в прошлом сезоне.

— Кристина, помню такую сцену много лет назад на фестивале в Якутске. Двух артисток свалил жестокий грипп, и организатор форума Наталья Садовская в полном отчаянии обращается к вам: «Выручи, станцуй две вариации завтра!» Вы, юная балерина, не задумываясь, соглашаетесь. У Натальи Михайловны глаза лезут на лоб: «Почему не спрашиваешь, какие?» А вы говорите: «Любые станцую. Если не знаю, до завтра выучу».

К.К.: Эта всеядность во мне осталась и сейчас. И Игорь такой же. Мы понимаем, как короток балетный век, и стараемся не упускать возможностей — если предлагают, никогда не отказываемся.

— В Большом театре с подобными ситуациями сталкивались?

К.К.: Конечно. А с Игорем произошла и вовсе захватывающая история, о ней в театре ходят легенды…

И.Ц.: Мой педагог в младших классах Надежда Алексеевна Вихарева повторяла: «Игорек, у тебя есть мозги — поэтому ты должен все балеты знать. Никто не может предвидеть, когда представится случай». Жалко, что я не усвоил ее совет, иначе бы посмотрел, что происходит во втором акте «Жизели». Но я освобождался после первого, в котором танцевал па-де-де («крестьянское» па-де-де. — «Культура»), и второй не видел. В тот день Альбертом был Дмитрий Гуданов, случилась травма — он покинул сцену. По громкоговорителю разыскивают запас. Он всегда есть, на этот раз не оказалось. Потом отчаянный призыв: «Кто-нибудь, спуститесь!» Иду, встречаю заведующего балетной труппой: «Ты партию Альберта знаешь?» А знал я только адажио. Через пару минут уже стоял в костюме графа Альберта на Исторической сцене. Станцевали адажио, и меня пронзила мысль — что делать дальше? Зазвучала музыка, и я вспомнил, что под эту мелодию мы на утреннем классе оттачивали комбинацию кабриолей, и вроде бы ее делает Альберт. Потом работал «под суфлера» — Александр Николаевич перебегал из кулисы в кулису и подсказывал движения.

К.К.: По записи видно, что ничего не испортил.

И.Ц.: Да-да, по видео кажется, что я танцевал Альберта всю жизнь.

— Балет — искусство жестокое?

К.К.: Очень жестокое. Выживают сильнейшие. Мы все-таки сильно влюблены в профессию — иначе бы давно нашли себя в чем-то другом. Нас иногда спрашивают родители, отдавать ли детей в балет. Мы не сговариваясь отвечаем: «Нет». Потому что неизвестно, что получится. Танцевать в кордебалете? Страшно даже представить, сколько сейчас работает кордебалет Большого. А двадцать пять «Щелкунчиков» в новогодние каникулы, в режиме «утро-вечер»?

И.Ц.: Балет не терпит слабости.

— Конкуренция в балете — полезна?

К.К.: Конечно, иначе можно решить — как хорошо я все умею. Приходят молодые, сейчас труппа пополнилась несколькими очень хорошими девочками, которые делают что-то лучше. Это подстегивает: хочется бежать в зал и репетировать. Наш балетный руководитель Махар Хасанович Вазиев одобряет, когда мы «удваиваем» свою технику, не стоим на месте.

И.Ц.: Здоровая конкуренция мотивирует, не дает почивать на лаврах, на каждом следующем спектакле нужно быть лучше, чем на предыдущем.

— Игорь, расскажите о вашей «Чайке». Уже в премьерном блоке вы танцевали таких разных персонажей, как Тригорин и Треплев, — случай из разряда актерских подвигов…

И.Ц.: Для меня Тригорин и Треплев в чем-то похожи, если брать «скелет» типажа, просто у них наполнение абсолютно разное. Каждый сам выбирает, как ему жить и выстраивать судьбу. Перечитал пьесу, освежил впечатления, вспомнил моменты своей жизни, когда, бывало, проявлял цинизм, был прагматичным… Это-то и присуще Тригорину. Изначально Кристина готовила Аркадину, я — Тригорина, и мне удалось четко и довольно легко уловить образ. Хотя я человек более открытого и темпераментного склада, а здесь нужно быть пофигистом и немного альфонсом.

Так сложилось, что отпали артисты, репетировавшие Треплева, и хореограф Юрий Посохов предложил мне. Может, потому, что у меня была копна волос? Повезло, что я освоил обе роли, вторую вообще выучил за неделю до премьеры. В душе Треплева бушует ветер перемен, он — воплощение залихватского молодежного бунта, ему все хочется поменять, сделать по-другому. Это тоже мне оказалось близко. Я, например, понимаю, что можно улучшить в моей профессии, и даже, кажется, знаю, как, и этот мой безмолвный крик души удалось «перевести» на образ. Крепко сдружился и с одним, и с другим персонажем, и никто из них не перетягивает одеяло на себя, мы гладко прошли этот марафон. Правда, был день, когда утром я выходил Тригориным, затем снимал грим и через пару часов уже танцевал Треплева. Напоминало раздвоение личности, немного опасное — можно потерять себя. Знаю, что многие драматические артисты мечтали сыграть и Треплева, и Тригорина. Иногда состарившийся Треплев исполнял Тригорина, но одновременно никому это не удавалось. Я безмерно счастлив, что такой опыт случился в моей жизни.

— Что вы ждете от наступившего сезона?

К.К.: Работы. Игорь оканчивает магистратуру, и мы планируем сделать собственный проект к концу сезона, летом. Это будет его дипломная работа — надеемся на интересный результат.

— Игорь, а где вы учитесь?

И.Ц.: В ГИТИСе на продюсерском факультете. Уже несколько лет думаю о создании проекта в формате вечера современной хореографии. Россия богата на хореографов, но мало кто о них знает, да и шансов проявить себя у них немного. Сейчас утверждаем место проведения и решаем организационные вопросы.

— В чем секрет добрых супружеских отношений?

К.К.: Во взаимопонимании, уважении, свободе выбора.

— Крепкая и искренняя дружба между балетными артистами возможна?

И.Ц.: Конечно! И крепкая, и долгая. Мой близкий друг Денис Савин, мы вместе с момента моего прихода в театр. Сейчас тесно общаемся с Денисом Родькиным — у нас общие интересы. Катя Крысанова с Настей Сташкевич — не разлей вода, еще со школьных времен. Сейчас атмосфера в Большом дружелюбная, нет склок, группировок, конфронтации.

К.К.: Подруги в Большом у меня появились не сразу. Сначала меня несколько в штыки воспринимали: конечно, пришла новая готовая балерина… А потом, видимо, я доказала своим трудом, что я не просто так здесь оказалась. Есть подруги; мы близки с Машей Виноградовой — у нас общая раздевалка и один педагог.

— Кристина, во время пандемийной изоляции вы вели уроки танцев в своей виртуальной школе балета и давали советы по здоровому питанию в кулинарном блоге. По-прежнему увлечены интернетом?

К.К.: Мы ведем свои странички в «Инстаграме» и создали объединенную под названием Duetballet в «Телеграме». Здорово, когда ты можешь пообщаться с поклонниками, ответить на их вопросы, получить отклик.

— Шумная и беспокойная Москва не утомляет?

К.К.: Без Москвы мы жить не можем. Я обожаю этот город, мне комфортна его стремительная скорость, он абсолютно подходит мне по темпераменту. Когда уезжаю на долгое время, то кажется, что жизнь проходит мимо. Для меня Москва — самый любимый город на планете.

И.Ц.: Я побывал во многих городах и странах, даже пожил несколько месяцев в столице Венгрии и понял: все действительно познается в сравнении. Кто бы что ни говорил, Москва — лучший город мира. Это огромный мегаполис, где есть абсолютно все, он открыт для людей и любит гостей.

Кристина Александровна Кретова окончила Московскую государственную академию хореографии. Танцевала в труппе «Кремлевский балет» и в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, с 2011 года — в Большом театре, ведущая солистка. Лауреат Международных конкурсов и Международной балетной премии Dance Open.

Игорь Геннадьевич Цвирко — выпускник Московской государственной академии хореографии, премьер Большого театра. Лауреат Международного конкурса артистов балета в Москве. В 2018-м получил премию Dance Open.

Фотографии: Ирина Заргано и Александра Солозобова / предоставлены Кристиной Кретовой и Игорем Цвирко.

Игорь Цвирко | Ballet Magazine

Автор Алексей Исайчев

Совсем недавно новым премьером Большого театра стал Игорь Цвирко. В интервью Алексею Исайчеву Игорь рассказал, какой путь был проделан к статусу премьера, об отношении к профессии и планах на будущее.

Игорь, прежде всего хочу поздравить тебя с долгожданным повышением, и это, наконец, премьерское положение. Кроме нового статуса, что изменилось в твоей жизни?

Спасибо за поздравление! В моей жизни ничего не изменилось, кроме того, что на сайте теперь указано, что я премьер Большого театра.

У тебя колоссальный репертуар, но в нем, кроме «Щелкунчика», нет принцев, которых обычно танцуют артисты твоего положения.

Я премьер нового формата. Не обязательно танцевать принцев, чтобы достичь высшей ступени, когда в Большом театре есть героические и современные спектакли. Кстати, стереотипы и каноны сегодня поменялись. В нашем театре есть премьеры другого плана: Михаил Лобухин, Денис Савин, Вячеслав Лопатин. Еще пример — Николя Ле Риш, этуаль Парижской оперы, тоже совсем не классик.

Осталось ли у тебя волнение перед выходом на сцену?

Я каждый раз волнуюсь. Это зависит от спектакля. Волнуюсь за классические партии, которые нужно безупречно танцевать. Этот внутренний трепет необъясним. Порой мы в зале повторяем много раз сложные вещи, и, казалось бы, ну что тут сложного выйти на сцену и сделать все то же самое, но есть много факторов, которые влияют на общее состояние или могут тебе «сделать нервы».  Раньше, если что-то не получалось, я мог сникнуть, потерять кураж, но спектакль всегда доводил до конца. Еще многое зависит от первого появления твоего персонажа. Во всех спектаклях Григоровича с выхода начинаются сложности: Ферхад сразу показывает арсенал своей техники, а какое мощное впечатление производит появление Ивана Грозного!

Сейчас, в статусе премьера, назначение на новую партию для тебя стало проще, или статус не влияет на утверждение, и ты по-прежнему должен ждать, когда тебе дадут спектакль?

Я давно хочу станцевать Джеймса в «Сильфиде» — это тяжелая роль, и мне интересно попробовать.   Но сейчас, как и ранее, я спросил художественного руководителя, нужен ли театру еще один Джеймс. И вот, скоро будет мой спектакль.

В МГАХ учащиеся часто спрашивают: что необходимо для того, чтобы стать солистом, не застрять в кордебалете? Что посоветуешь выпускникам?

Пять лет назад у меня был бы другой ответ. Сегодня скажу новому поколению: идите туда, где вам дадут шанс и много возможностей сразу, где можно набраться опыта. Раньше, заметив талант в школе, его медленно растили. А в наше время молодому артисту сразу дают шанс. И тогда нужно искать себя, не быть копией великих артистов. Есть партии, где очень важна форма. А есть спектакли, в которых важен жизненный опыт, личностная зрелость. Но бывает, что талантливому человеку в 18-19 лет легко дают главную роль. Я бы в том возрасте не справился.

Как в театре относятся к новичкам? Есть дедовщина?

На себе я этого не ощущал. Старшее поколение артистов кордебалета поддерживало, помогало и наставляло. Но и мы, в свою очередь, всегда были готовы к репетициям. Я всегда брал заранее DVD-диск, чтобы выучить порядок и быть готовым в любой момент встать в состав, если понадобится, так как понимал, что только сам, своей работой, могу заслужить право выйти на сцену в кордебалете. Нынешнее молодое поколение пренебрегает этим. И мне это непонятно. Для меня не было разницы, ожидает ли меня выход в кордебалете или выписан я на афишную роль — я относился в равной степени максимально ответственно.

В первые годы в труппе ты исполнил самые разные вариации и партии второго, третьего плана: гротесковые, характерные, контемп и даже фею Карабос, но как ты вышел на новый уровень?

Станцевал балет «Марко Спада». В предварительном касте было восемь фамилий премьеров и моя! Я удивился — ведь я был уже назначен на другую роль. В итоге танцевал заглавную партию в третьем составе. Но это потребовало огромных сил, ведь хореография Пьера Лакотта сложнейшая, прежде всего, для стоп. Этому меня ранее не учили. Со мной работал сам Лакотт, его ассистент Анн Сальмон и мой педагог Александр Николаевич Ветров. Так как природа не наградила меня потрясающими, нужными для балета данными, мне приходилось работать очень много над собой и своим телом, чтобы приблизиться к необходимому уровню классического танцовщика. И в этом как раз помогла работа с Пьером Лакоттом, Анн Сальмон и, конечно, Александром Николаевичем Ветровым. В современном мире балета танцовщик должен уметь все и работать над тем, чтобы любая техника движений и хореографии стала подвластна. А еще были экспресс-вводы, потребовавшие предельной концентрации и воли. Я не привык отступать или сдаваться. Так я взрослел.

Помню, на первом курсе МГАХ ты, шестнадцатилетний, всерьез сказал однокурсникам: «Я Спартака танцевать буду». И станцевал его на десятом (!) году карьеры. Это еще одна твоя личная победа.

Да, я готовил Спартака шесть лет. Когда-то мечтал оказаться среди участников сцены «Казарма» и таким образом стать частью этого великого спектакля. Тогда моего одноклассника и друга Темика Овчаренко поставили в эту сцену, а меня — нет, потому что я заболел, и я очень переживал. Но вообще, в «Спартаке» я станцевал все, что только можно, все выходы в кордебалете и афишные роли. Это был мой путь к заглавной партии.  Я думал, что это уже никогда не случится. В меня поверил Махар Хасанович Вазиев [художественный руководитель балета Большого театра]. За два дня до спектакля моя фамилия все еще не стояла в афише напротив партии Спартака, так как Григорович сам назначал на роль исполнителей. На оркестровую репетицию пришел сам Юрий Николаевич — это, я думаю, была финальная проверка. Я волновался настолько, что на этой репетиции в третьем акте на адажио у меня свело руку, потом свело обе ноги. После «палатки» (так мы называем адажио) следуют ссора, монолог и призыв. Но мне нужно было станцевать перед Юрием Николаевичем, доказать, что я имею право на партию Спартака. Тогда это было для меня испытанием и сильнейшим переживанием. Сейчас понимаю, что расти в этой партии можно бесконечно. Когда спектакля долго нет, я скучаю по музыке, по образу. Таким же любимым является для меня Иван Грозный. Я всегда жду эту роль. Монолог-молитва Грозного — после него я понимаю, ради чего я в искусстве. Каждая роль в спектаклях Григоровича дает пищу для размышлений. Я трепетно отношусь к его балетам.

Юрий Николаевич увидел тебя, нового исполнителя, и какой был фидбэк?

Однажды я выучил за три дня «Легенду о любви», так сложились обстоятельства. Я согласился выручить театр, сказал, что смогу станцевать, не представляя, какой это сложный материал. Когда мастер меня увидел, то сказал: «А ты не маленький». Он почему-то думал, что я невысокий. Поблагодарил, сделал замечания и добавил: «Этого молодого человека поставьте во все мои спектакли».

Самый трудный спектакль для тебя?

Два: «Рубины» и «Раймонда», где я Абдерахман. Я там просто умираю от темпов, сложности. Чтобы это исполнять, нужна запредельная самоотдача.

Проживая жизнь Нуреева в нашумевшем спектакле, чем ты вдохновляешься? Что помогает постигать легендарного танцовщика?

Я прочитал с огромным интересом его автобиографию и много книг о нем. Нуреев был перфекционистом, отдал себя всего профессии, и он артист балета, который смог купить себе остров! Еще я готовился к кастингу для фильма Рэйфа Файнса «Белый ворон». Слушал, как Рудольф говорил по-английски, что он думал о Советском Союзе. Мне много рассказывал о Нурееве Лакотт, о его танцевальной манере, об их совместной работе, ведь «Марко Спада» был поставлен Лакоттом на Нуреева. Мой педагог в младших классах Надежда Алексеевна Вихрева общалась с Нуреевым. Ее дочь показала мне фотографии, и я читал письмо, которое он написал Вихревой. Мне говорили, что характером, харизмой и экспрессией я на него похож. Множество нюансов и особенностей помогали в работе. Рудольф показал, что невозможного в профессии нет. Главное — работоспособность, желание, терпение и — идти вперед.

У тебя есть сегодня кумиры, ориентиры?

Когда я начал работать над Спартаком, я посмотрел многих исполнителей, но отправной точкой стал Ирек Мухамедов. Он мне близок по физическим данным, наполнению, и я мечтаю с ним познакомиться лично. Еще один потрясающий танцовщик и уникальная личность — Роберто Болле. Он титан, икона итальянского и европейского балета. Всегда выступает на высочайшем уровне. Личным примером, творчеством и своими проектами делает балет доступным для всех.

Есть у тебя сожаления о несделанном?

Меня взяли на репетиции «Квартиры» Матса Эка, соло в частях «Плита» и «Дверь», но в итоге я станцевал, увы, только «Штаны». По прошествии времени я понимаю, что это было моим упущением. Я не хотел ждать или эмоционально реагировал на замечания — и это единственный момент в моей карьере, о котором я жалею. Хореографический язык Эка необъяснимый, не всегда понятный, но захватывает навсегда.

Какой ты видишь программу своего бенефиса? Давай помечтаем…

Я хотел бы, чтобы на меня поставил Посохов. Что-то из Эка. И, конечно, из Григоровича.

Еще мне очень нравятся Соль Леон и Пол Лайтфут. Органичные во всем, что они делают. Они никого не напрягают, и ты становишься частью их мира, атмосферы. В их спектаклях не все можно сразу прочитать, но их магический стиль подкупает. А вообще, пока есть силы, я хотел бы сделать большой хороший спектакль для себя, свой спектакль.

А когда сил станет меньше?

Когда-то я мечтал провести финал карьеры в NDT, где танцуют, точнее, пластически себя выражают в носках, шапочках, и это так прекрасно.

Видимо, ты уже задумался о своем «завтра» и снова пошел учиться?

Теперь в магистратуру ГИТИСа на продюсерский факультет. Работа в театре иногда кажется рутинной. Нужно еще одно направление, чтобы работал мозг. Мне интересно, как устроен механизм создания спектаклей, как делать новые проекты.

Игорь, зная тебя со школы, смею сказать, что за последние несколько лет ты серьезно изменился, вырос как личность, это проявляется на сцене и в жизни. Что в тебе самом поменялось благодаря отношениям с Кристиной Кретовой?   

Появилось внутреннее спокойствие, гармония. Мы девять лет общались, а теперь мы вместе. Мы одной группы крови, одно целое, как формула h30: вода не будет без H и без О. Мы формула единения, взаимопонимания, абсолютной поддержки. Поэтому в нашей семье есть умиротворение и понимание любви.

БЛИЦ

Любимое блюдо?

Вяленая рыба

Напиток?

Нефильтрованное пиво

Город?

Москва

Книга?

«Слепая вера» Бена Элтона, «Горе от ума» Александра Грибоедова

Композитор?

Рахманинов

Что мешает работе?

Пробки

Что помогает работе?

Любовь

Твоя самая сильная сторона?

Работоспособность

В чем твоя слабость? 

Лень

Что ты хочешь в себе изменить?

Перейти от слова к действию

В истории Большого театра ты хочешь остаться…

Артистом, на которого интересно смотреть

 

Стилист Диана Клочко

Ассистент стилиста Алена Драченина

Черный костюм ODOR

Долгая дорога Игоря Цвирко в Рим – La Personne

О Джанет О’Киф.

Именно игра Вахтанга Чабукиани в «Пламя Парижа» в фильме « Звезды русского балета » впервые пробудила интерес Джанет О’Киф к балету. Но именно выступления Фонтейна и Нуриева в « Лебединое озеро», «Ромео и Джульетта » и « Жизель » превратили ее интерес в страсть. В 1973 году она увидела свое первое живое выступление Большого театра в Нью-Йорке и была в восторге от энергичного и страстного танца Раисы Стручковой в Вальпургиева ночь. Через год в Лондоне она увидела Спартака с Михаилом Лавровским, Владимиром Васильевым и Марисом Лиепой. Именно эти танцовщики, а также огромная энергия и страсть, с которыми танцевала труппа, сделали Большой театр уникальным среди других трупп. Именно артистизм Людмилы Семеняки, особенно в образах Авроры и Раймонды , заставил ее полюбить классический балет. В 1979 году она впервые увидела труппу в Большом театре в Москве и много лет спустя видела их на гастролях в Великобритании, Европе и США. Среди ее самых незабываемых впечатлений: ужин с Чабукиани в Тбилиси; встреча с Раисой Стручковой и просмотр ее репетиции с Ниной Ананиашвили в Раймонда ; и наблюдая, как Марис Лиепа тренирует танцоров Московского классического балета в Spectre de la Rose .

Эта статья основана на двух интервью Игоря Цвирко, за несколько дней до и после его дебюта в роли «Спартака» 10 ноября 2017 года. Переводчиками выступили Ольга Островская и Ольга Смоак.

 

Прелюдия

Как и многие молодые артисты Большого театра, Игорь Цвирко был восхищен игрой Владимира Васильева и Мариса Лиепы в фильме Юрия Григоровича «Спартак». В 2007 году в возрасте 18 лет он недоумевал, как можно было достичь такого уровня артистизма. «Я даже не мог представить, что берусь за такую ​​задачу».

Но всего через 4 года тогдашний художественный руководитель Сергей Филин удивил его, спросив, не хочет ли он подготовить роль Спартака. Ответ: «Я слишком молод, но я постараюсь». Так началась трехмесячная подготовка танцора под руководством тренера Александра Ветрова. Филин видел и одобрял его успехи, но также требовалось одобрение Григоровича, а возможность встретиться с ним так и не представилась.

В последующие три года Игорь начал танцевать множество главных ролей, в том числе Ферхада в «Легенде о любви», Солора в «Баядерке», Филиппа в «Пламе Парижа», Конрада в «Корсаре», Абдерахмана в «Раймонде», Печорина в «Герое нашего времени» и Петруккио в «Укрощении строптивой». Когда Махар Вазиев стал художественным руководителем, он спросил у Игоря, танцевал ли он Спартака. Когда Игорь ответил отрицательно, он сказал: «Это странно; ты должен станцевать это; а в начале текущего сезона сказал Игорю подготовить партию.

Реакция Игоря была неоднозначной: радость и волнение от того, что он может наконец станцевать Спартака, но трепет, что усилия по подготовке роли снова сойдут на нет. «Очень сложно, — сказал он, — мотивировать себя довести свое тело до предела на репетициях, не зная, будешь ли ты танцевать эту роль». Как оказалось, он не знал наверняка, что будет танцевать эту роль, всего за две недели до премьеры.

Когда была объявлена ​​дата его дебюта, он был в восторге, но отметил, что «получение того, чего ты так долго хотел, не приносит настоящего счастья. Теперь, когда моя цель вот-вот будет достигнута, я чувствую не только повседневные «нервы» перед выступлением, но и огромное давление, которое нужно выполнить — оправдать ожидания и уверенность, выраженные в решении дать мне эту роль».

 

Подготовка – личная

На вопрос, как он готовился к такой сложной и знаковой роли, Игорь отвечает, что ему повезло, что у него были отличные учителя и тренеры; в школе: Евгения Петрова за актерское мастерство; легендарная Евгения Фарманянц; Татьяна Петрова, обучавшая его народным танцам; и Александр Бондаренко и Надежда Вихрева, обучавшие его классическому танцу; в театре: Александр Ветров и Александр Петухов.
Игорь считает, что уроки народного танца особенно помогли ему научиться танцевать с эмоциональной энергией. «Мне всегда было гораздо интереснее выражать эмоции, чем просто хорошо технично танцевать. Я всегда искал эмоциональную основу для движения.
Мне очень нравятся характерные роли, потому что я всегда восхищался тем, как актеры могут изображать разных персонажей в ситуациях, с которыми они не сталкивались. Я рассматриваю свою профессию как возможность прожить самые разные жизни».

Его первоначальная подготовка к роли Спартака шесть лет назад включала чтение книг о Древнем Риме и рабстве, но всего за три недели, чтобы подготовиться к дебюту в роли 10 ноября, ему пришлось полагаться на память о своих предыдущих исследованиях. . Недавно он посмотрел фильм «Спартак» с Кирком Дугласом и отметил, что, хотя съемки были менее динамичными, чем в более новых версиях «Спартака», длинные кадры лиц персонажей фильма крупным планом были эмоционально привлекательными, что позволяло ему увидеть, какими они были. чувство. Игорь также отметил, что «старый фильм изображал глубокий и сложный психологический процесс, который привел Спартака к решению возглавить восстание рабов».

Когда его спросили, как он смог отождествить себя с эмоциями раба, он задумался. «Я, как и многие люди, сталкивался с ситуациями, когда я не мог контролировать события, которые негативно на меня влияли, и чувствовал сильную душевную боль, обиду, гнев и даже ярость. Как актер, я могу опираться на воспоминания о таких эмоциях и использовать их по мере необходимости в роли. Но актерская игра требует нюансов. Стиснув зубы и сжав кулаки, гнев выражается открыто, но грубо. Я надеюсь, что выражение моего гнева будет более тонким — оно будет восприниматься как холодная внутренняя ярость».

Кубинский танцор Карлос Акоста однажды сказал, что роль Спартака — это марафон, который предъявляет к телу танцора исключительные требования. Соглашаясь с этой оценкой, Игорь отмечает, что главная проблема в исполнении этой роли — это двигаться в темпе, танцуя на полную катушку, чтобы «пройти все три акта без спотыкания». Но отмечает, что многие мужские роли в балетах Григоровича требуют выносливости. Ферхада в «Легенде о любви» он считает не менее сложным, чем Спартак.

 

Подготовка – Коучинг

Ранее в этом году Игорь работал с Михаилом Лавровским над исполнением одноименной партии в его балете «Казанова». Игорь и Лавровский, которых многие считают самыми драматичными из первых исполнителей «Спартака», взаимно согласились работать вместе над подготовкой роли вместе с его тренером Александром Ветровым.

Игорь подчеркивает ценность обучения не только того, кто танцевал эту роль, но и того, кто научился этой роли непосредственно у Григоровича. У него было совсем немного времени с Лавровским — около 10 репетиций, — но за это время, по словам Игоря, «он помог мне прояснить эмоциональное развитие персонажа в трех актах. Он дал мне понять, что каждое действие представляет очень специфическую, но другую эмоциональную грань Спартака; и что роль требует внутренних переходов от действия к действию. В первом акте Спартак испытывает ярость из-за того, что его взяли в рабство и разлучили с женой, но во втором акте он начинает понимать, что может освободиться, и решает сражаться. В акте III он выходит за пределы своего эго и олицетворяет идею и идеал свободы».

Несмотря на то, что Лавровский давал ему очень конкретные указания и демонстрации, Игорь сказал: «Он все время говорил мне: вот как я это сделал, но ты должен сделать это сам; Вы должны чувствовать и выражать свои эмоции через музыку». Незадолго до выступления Лавровский зашел к Игорю в его гримерку и сказал: «Забудь все, что я тебе говорил».

Игорь считает, что ему очень повезло, что его также тренировал Александр Ветров в этой роли, потому что отец Ветрова, Николай Симачев, много лет тесно сотрудничал с Григоровичем и тренировал его сына в роли Красса. О Ветрове Игорь говорит: «Он точно понял, что мне нужно, чтобы изобразить роль Спартака».

 

Спектакль

После спектакля Игорь задумался о пережитом. «Первый акт был самым сложным, потому что в первом монологе я слишком старался общаться со зрителем. Вместо того, чтобы испытывать боль от того, что я стал рабом, я пытался передать эту боль. Я так старался, что немного споткнулся, но, к счастью, это дало мне понять, что я просто должен был стать персонажем, и при этом я бы выразил то, что я чувствовал, и зрители увидели бы это без каких-либо дополнительных усилий. в моей части. После гладиаторского боя я очень глубоко пережил убийство моего друга».

«Второй акт был лучше первого, потому что к тому времени я знал, что могу извлечь из себя все, что нужно. Я был счастлив, потому что не чувствовал усталости, как во время оркестровой/генеральной репетиции. Поскольку я чувствовал себя лучше физически, у меня было больше уверенности, что я смогу выполнить то, что требуется от роли, и эффективно общаться. Я почувствовал силу, которой раньше не чувствовал. Я начал чувствовать, что могу пройти все три акта».

«В третьем акте я был почти в восторге, потому что знал, что справлюсь, и смог полностью расслабиться в роли — соединиться с духом Спартака и передать все свои эмоции».

 

Солисты балета Большого театра разминаются в условиях самоизоляции

Дата выпуска: Изменено:

Москва (AFP) –

Реклама

Посреди своей спальни артисты балета Большого театра Маргарита Шрайнер и Игорь Цвирко положили коврик из линолеума и станок.

С начала карантина пара, оба солистки легендарной труппы, в основном использовали собственную инициативу, чтобы поддерживать свои танцевальные навыки дома.

Первые онлайн-занятия в Большом прошли только на этой неделе, более чем через месяц после начала карантина.

Тем не менее, Цвирко и Шрайнер все еще выглядят подтянутыми, а Цвирко тянет себя за пояс.

«Я не думаю, что я потолстела, это главное», — говорит 30-летняя танцовщица, ведущая солистка Большого театра, исполнявшая главные партии в «Иване Грозном» и «Нурееве». .

Шрайнер, первая солистка, исполнившая главные роли в «Коппелии» и «Кармен-сюите», массирует ногу теннисным мячиком и садится на шпагат.

Вместе уже больше года они живут в однокомнатной квартире, принадлежащей театру.

В этом же квартале живут еще несколько танцоров, и именно за пределами этого здания в 2013 году произошло печально известное нападение с кислотой на тогдашнего художественного руководителя Сергея Филина9.0003

Их урок Zoom ведет учитель, который делает шаги в своей спальне под аккомпанемент фортепиано.

Прыжки и энергичные танцевальные номера. В конце Шрайнер сидит, вытянув ноги перед собой.

«У нас есть кардио», — говорит 26-летний парень.

После этого они бездельничают, Цвирко выполняет подъемы со Шрайнером.

«Что касается танцев в дуэте, да, нам, наверное, повезло, что мы можем поддерживать такую ​​форму», — говорит Шрайнер.

Танцоры должны были найти свои собственные способы создать режим самоизоляции и найти оборудование.

— «Только сильнее» —

Когда начался карантин, «Большой дал очень важный и полезный совет: будь в форме и найди способ заниматься балетом в условиях самоизоляции», — говорит Цвирко.

«Вот чем мы, артисты, занимаемся: ищем линолеум, решетки.»

Обычно танцоры не тренируются дома, поэтому у них нет такого оборудования, — говорит Цвирко.

Пока они говорили, в театр принесли рулоны черного танцевального линолеума, особого типа с сильным сцеплением.

У них даже балетки «изнашиваются», так как они не могут собрать новые запасы, говорит Цвирко.

Генеральный директор театра Владимир Урин в начале апреля заявил «Коммерсанту», что проводить онлайн-занятия для труппы из 250 человек нецелесообразно.

Цвирко предполагает, что руководство изначально не представляло, как можно использовать онлайн-видеоконференции.

«Я думаю, это в первую очередь связано с тем, что некоторые люди не были знакомы с техническими новинками, которые существуют сейчас. »

Генеральный директор Урин сказал, что его «хороший» сценарий — открытие театра на новый сезон в сентябре, и Цвирко говорит, что рассчитывает на такие сроки.

«Сомневаюсь, что кто-то начнет работать до сентября или что-то откроется, так что я настроился на такие длинные каникулы.»

Тем временем оба развивают хобби.

Цвирко учится играть на гитаре, а Шрайнер занимается кулинарией, пилатесом и изучением английского языка.

Говорит, что скучает по театральной суете: «Там не привычный темп, ритм, постоянные репетиции, встречи с коллегами, посиделки в столовой».

Цвирко говорит, что скучает по предвкушению выхода на сцену.

«Эта атмосфера, когда ты приходишь, согреваешься и разговариваешь со своими любимыми мастерами гардероба, твоими визажистами — этот процесс входа, легкие бабочки, наверное, то, по чему я скучаю больше всего.»

Возвращаться будет нелегко, признают они.

«После столь долгого времени строгих мер предосторожности, как мужчины вообще будут обмениваться рукопожатиями? Я думаю, все будут немного держаться на расстоянии», — предсказывает Шрайнер.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *