Код Пелевина: новая книга писателя о химерах ГРУ, забавах олигархов и третьей мировой войне | ForbesLife
В этом смысле первая повесть «Иакинф» — идеальная наживка для читателей, прежде с Пелевиным незнакомых, литературная конфетка, после которой немедленно хочется еще. Четверо молодых парней — тележурналист, банковский брокер, замерщик окон и социолог с эмблемой евро на майке — ищут в горах смены впечатлений. Офисный планктон, придумавший себе хобби — трекинг («Они познакомились в Непале на Латанге — в разреженном горном воздухе русские люди сходятся друг с другом легко и быстро»), оказывается в Нальчике в очередном походе. Нерадивый таксист высаживает их у подножия горы, и, пока компания в сумерках поднимается к месту ночлега, сверху на велосипеде спускается седовласый мужчина с бородой, фальшиво напевающий Джо Дассена. Этот жутковатый «гендальф» окажется проводником Акинфием Ивановичем, с которым парни пойдут в горы и которого по дороге уговорят рассказать свою историю. От ночлега к ночлегу, как Шахеризада со стажем, Акинфий расскажет, как московский прохиндей прикинулся в 90-е экстрасенсом на Кавказе и куда это его завело. Слушать надо внимательно, чтобы разобраться, при чем тут двурогий тур, египетские жрецы и бог времени Кронос. Подвох в том, что, как только разберешься (а это как раз несложно) — ты уже в ловушке у рассказчика: добровольно приносишь ему в жертву самое ценное, свое время. Пелевин же в обмен берется объяснить, как устроен день сегодняшний, и обучить искусству легких касаний.
Заглавная повесть — ироничный пересказ выдуманного многостраничного философско-эротического трактата специалиста по масонам К. П. Голгофского, который расследует и изобличает вселенский заговор и раскрывает суть новой информационной войны между Россией и Америкой. Вдоволь натешившись литературными играми два года назад в «iPhuck 10» и как следует припечатав и коллег-писателей, и редакторов, и особенно критиков, в новой книге Пелевин играет доброго полицейского. Журналистов сравнивает с порноактерами, политиков — с клоунами, мягко журит заигравшегося автора (а с ним заодно всех русских беллетристов) за избыточность, неумение держать сюжет и прочие текстовые недостатки и сам же попутно их исправляет. «Роман в романе» — удобная форма самоиронии, разновидность творческой лаборатории: я, мол, мог бы раздуть из этого двухтомник, как в романе «Смотритель», мог бы уложиться в «Лампу Мафусаила, или Крайнюю битву чекистов с масонами», но буду краток, ведь на этот раз в центре внимания не «приключения фальшивого героя в криво намалеванном мире», а «кульбиты пытливого ума в измерении интеллекта».
«Книга Голгофского, — говорит Пелевин, — построена по тому же принципу, что и все бесконечные коды-да-винчи, свинченные за последние 20 лет в книггерских потогонках из ржавых постмодернистских запчастей». Но в «Искусстве легких касаний» все будет иначе, обещает автор: не информационный пазл, «стерильный, как породившая его культура», а правда о происходящем сегодня. С этими вводными читатель и получает занимательную повесть о древних химерах на посылках у современных спецслужб. Специалист по масонам Голгофский живет на даче по соседству с «похожим на китайского благородного мужа» генералом Изюминым, который работал в спецслужбах и занимал высокий секретный пост, но недавно был снят со всех должностей и отправлен в отставку.
«Слушать бесконечные жалобы в соцсетях на то, какая вокруг жопа, после «Искусства легких касаний» станет не в пример веселее»
Генерал мило общается с Голгофским через невысокий забор, но в гости не приглашает, чем только разжигает любопытство. Голгофский следит за соседской дачей все внимательнее, поэтому, когда Изюмин слишком уж долго пьет чай в своей беседке, ему хватает пары минут, чтобы перемахнуть через забор и увидеть странный предсмертный генеральский жест. Генерал, впрочем, останется жив и впадет в кому (он отравлен редкой смесью мышьяка и таллия, почерк ГРУ), но это уже никому не интересно. На дачу приедут люди и заберут документы и компьютер, прилетит из Голландии дочь Ирина, с которой Голгофский дружен, поручит соседу приглядывать за дачей и поливать в отцовском кабинете бонсаи, поплачет и отчалит, пока роману не потребуется любовная линия. А Голгофский, попав в кабинет к Изюмину, развернется. Модель органа из готического собора, ритуальный жезл египетских жрецов, вышитый на шелке веселый лось с хоккейной клюшкой в руках (кто еще, кроме Пелевина, так ловко увязал бы все это в захватывающий сюжет о гибридной войне в ноосфере) — все это станет ключами Голгофского к масштабному пониманию происходящего в мировом царстве Разума.
Отдавая дань сгоревшему Нотр-Даму, Пелевин начинает с химер и горгулий, но, ловко подкладывая своему герою нужные артефакты, переходит от готического зодчества к египетским жрецам, от Французской революции, сексуальных практик маркиза де Сада и «любовно выпиленных в Берлине, Цюрихе и Лондоне лекал русских революций» к организации гибридных войн, «вмешательству России в политические и культурные процессы свободных рыночных демократий», клоунским выборам, делу «Нового величия», феминистской повестке и гендерной идеологии. Вышучивая писательскую манеру Голгофского, Пелевин демонстрирует собственный арсенал фирменных приемов во всей красе и развертывает в конце такую Царь-химеру, что почти заслуживает пушкинского «ай да сукин сын». Раскрывать подробности и лишать удовольствия следить за причудливым ходом пелевинской мысли не буду, но скажу, что слушать бесконечные жалобы в соцсетях на то, какая вокруг жопа, после «Искусства легких касаний» станет не в пример веселее.
Последний же рассказ в новой книге — «Столыпин» — подарок всем поклонникам прошлогоднего романа «Тайные виды на гору Фудзи». Интерес Федора Семеновича (не самого крупного бизнесмена с предпоследней строчки списка Forbes) к поставляющим впечатления стартапам и легкая конкурентностимулирующая зависть к образу жизни более успешного Рината Мусаевича никуда не делись, а даже вышли на новый уровень. Пелевин обязательно расскажет, как дела у сильных мира сего и в чем они черпают силы-вдохновение, но сперва придется прокатиться в вонючем вагоне для этапирования заключенных и послушать выстроенную по понятиям байку Плеша со второй полки. «Понемногу, понемногу богатство и просвещение просачиваются вниз. Для того ведь в девяностых все и затевали», — кивают друг другу олигархи, потягивая «Шато д’Икем» 1847 года.
«Искусство легких касаний», как пишет Пелевин в своеобразном эпиграфе, нашептано «мультикультурным хором внутренних голосов различных политических взглядов, верования, ориентаций, тендеров и идентичностей, переть против которых, по внутреннему ощущению автора, выйдет себе дороже». И в элегантно-насмешливой авторской интерпретации этот многоголосый шепот оказывает должный терапевтический эффект с легким анестезирующим действием. Да, жизнь — иллюзия, боги времени и разума неизбежно требуют новых жертв, сетевой серфинг с успехом заменяет наркотрипы, а легкая степень опьянения достигается за пару твитов. Возможно, вся Россия — это вагон столыпин, независимо от того, есть ли у тебя личный выход на палубу или нет. Но у каждой жертвы есть право знать, что с ней происходит прямо сейчас. И эту возможность Пелевин в очередной раз нам предоставляет.
Стоит ли читать «Искусство легких касаний» Виктора Пелевина
С сегодняшнего дня в магазинах — новая книга Виктора Пелевина. «Искусство легких касаний» состоит из трех новелл, в которых, как обычно, писатель объясняет, как устроен мир, и пытается увязать новостную повестку с традициями древних культов.
Четыре приятеля идут в поход по горам Кабардино-Балкарии в сопровождении колоритного старика Иакинфа, а по пути выслушивают занимательную историю его жизни. Историк становится свидетелем покушения на соседа — генерала ГРУ — и пускается распутывать дэнбрауновскую интригу, в которой привычно сплетены масоны, Древний Египет и неловкая критика европейских протестов. Интеллигентный зэк рассказывает соседям по вагонзаку об удивительной встрече, случившейся в его первую ходку. Из этих трех историй — первые две связаны общей мифологией, третья пришита, видимо, для солидности — складывается новый, непривычно рано вышедший в этом году том Пелевина.
Собственно, «Искусство легких касаний» — это вторая, самая объемная из трех новелл сборника. Ее главный герой, похотливый историк-конспиролог Голгофский, мечется между Калининградом, Парижем и Сухуми, приходя к предсказуемо пелевинскому выводу: дуб — дерево, роза — цветок, спецслужбы используют методы древних культов для борьбы с геополитическими противниками. Об этом Голгофский пишет монструозный роман на 2000 страниц (который называется, вы угадали, «Искусство легких касаний»). А безымянный рассказчик усушивает его до романа-мумии, чтобы скормить покупателям подписки «Синопсис для VIPов», которые читать длинные тексты не хотят, а получить сокровенные знания об устройстве мироздания желают.
На этом же нехитром приеме — рассказ в рассказе — построены и остальные два текста. Иакинф из одноименной новеллы — это пелевинская Шахерезада. Он водит путешественников по горам, а вечерами на стоянках продолжает рассказывать свою историю, каждый раз обрывая ее на клиффхэнгере. Те, завороженные, до самого конца не поймут, куда же Иакинф их ведет, в отличие от читателя, который наверняка сложит два и два гораздо раньше. Тут бы поругать Пелевина за предсказуемость и лобовые метафоры, но к чему? «Иакинф» — это классический Пелевин, какого мы в последнее время редко видим, колдунигнатовский, не полагающийся на каламбуры, а осторожно смешивающий банальное с мифологическим, сиюминутное с вечным. Вряд ли «Иакинфу» уготовано место среди лучших текстов автора, но хорошо, что он есть.
«Столыпин» (не николаевский реформатор, а вагон для перевозки заключенных) тоже напоминает классическую повесть — «Желтую стрелу», в котором весь мир, как в фильме «Сквозь снег», ужимался до размеров поезда. Вот и здесь поначалу кажется, что это растянутая на полсотни страниц метафора, в которой Пелевин сейчас опишет социальное устройство России на примере закрытого сообщества этапируемых зэков. За десять страниц до финала, правда, Пелевин дает Шьямалана, и оказывается, что «Столыпин» — это прямой сиквел к совсем другому его роману, не будем здесь спойлерить.
Интересно, что обрамляющие тексты оказываются в итоге лучше заглавного, который в итоге раскладывается на две составляющие. Во-первых, то, что мы называем фабриками троллей, у Пелевина оказывается фабриками химер — даже местами птицефабриками. Метафора, прямо скажем, несложная, хотя и не лишенная остроумия. А во-вторых, Пелевин создает карикатурно неприятного персонажа, конспиролога, гомофоба, женоненавистника и графомана — чтобы потом любовно журить его за все это от лица столь же карикатурного ультралиберала. Видимо, таким образом Пелевин подтрунивает над критиками «Тайных видов на гору Фудзи» — что ж, в таком случае это чуть ли не самое нежное, почти любовное подтрунивание. Павла Басинского в свое время он куда за меньшее в романе «Generation П» утопил в деревенском сортире. Как говорится, мог бы и бритвой полоснуть.
Кроме этого в «Искусстве», увы, мало, на что можно обратить внимание. Разве что на действительно остроумное сравнение сказки о голом короле с «Вием», да на самоиронию: кажется, что в этой повести он не просто механически воспроизводит собственные истершиеся за последние двадцать лет штампы, а наконец-то критически смотрит на них и пародирует сам себя. В итоге, правда, получается
Когда‑то Пелевин был нашим всем, потом, примерно после «Ананасной воды», превратился в литературный аналог сериала «Ходячие мертвецы»: каждый год выходит новый сезон, особого удовольствия от них давно никто не получает, но рейтинги не падают. Приятная стабильность — критики каждый год вздыхают и пеняют Пелевину на его реакционность, тот на следующий год любовно проходится по ним и дает еще пару поводов для критики.
Лед начал потрескиваться в прошлом году. «Тайные виды на гору Фудзи» получили на орехи за неприятные и, что гораздо хуже, неостроумные выпады в сторону #Metoo и феминизма вообще, но в остальном неожиданно оказался самым трогательным и сентиментальным текстом Пелевина за долгое время. «Искусство легких касаний» должно было бы закрепить этот успех, но пролетает ниже радаров. Новая книга Пелевина вряд ли кому‑то откроет глаза, вряд ли кого‑то обидит, разве что пару раз напомнит о том, за что мы по-прежнему его любим. Касание в этот раз оказалось слишком легким.
От репортажей со «скверных» протестов до тестов и планов на ближайшие дни — в нашем фейсбуке.«Искусство легких касаний». Отрывок из новой книги Виктора Пелевина | ForbesLife
Друзья слышали от него только само это слово — про тайны своей работы Андрон рассказывал еще меньше, чем Тимофей.
На вопрос «Как там дела?» он обычно отвечал жестом: делал круглые глаза и дергал головой назад, как бы указывая затылком на что-то огромное, быстро и опасно вращающееся прямо у него за спиной, о чем лучше не говорить вообще, потому что оно может навестись на звук, подкатиться и мигом разорвать в клочья. Ясно было одно – Андрон работает в области высоких энергий и мгновенной ответственности за базар.
Спускаясь в мир из своего, как он выражался, «фильма ужасов», он снимал галстук и преображался в московскую версию большого Лебовского: мягкого и как бы неуклюжего добряка — хайpaтого, накуренного и небритого. Он сознательно поддерживал это сходство и с удовольствием откликался на обращение «dude». Но за плюшевым хипстерским фасадом скрывалась несгибаемая Воля: каждое утро в семь ноль-ноль он укладывал свой длинный хайр в воинский пони-тэйл и шел на жизнь, на бой, на рынок.
Иногда он делился с друзьями эзотерическим биржевым юмором: например, показывал им выложенный Илоном Маском в твиттере черно-белый клип с песенкой шестидесятых годов про «Short shorts». Для друзей это были просто «короткие шорты» — и Андрон, раздражаясь на чужую тупость, начинал объяснять, что Маск изящно рефлексировал по поводу игры на понижение: ее вели против него американские инвесторы-пираньи, а он в ответ поставил их на целый ярд грина одним-единственным твитом про саудовский выкуп акций, и эта шутка стала с тех пор трейдерским мемом. Правда, Андрон уснащал свой рассказ таким количеством биржевого сленга, что понять его полностью мог только другой брокер.
Третий из друзей, Иван, был замерщиком из фирмы «Балконный материк».
Такой социальный люфт совершенно не мешал походно-спортивному товариществу — наоборот, делал его крепче. Иван был накачанным, коротко стриженным и симпатичным блондином невысокого роста – «до Крыма мог бы играть эфэсбэшников в Голливуде», как исчерпывающе выразился Тимофей.
Иван про свою работу рассказывал подробно и не стесняясь — но его сага была коротка.
— Сначала прихожу я. Вежливый. Ласковый. Предупредительный, пахнущий одеколоном и аккуратно одетый. Снимаю размеры, улыбаюсь и беру деньги вперед. Это самое важное. Когда спрашивают, почему все деньги вперед, я отвечаю, что раньше нам делали заказы, а потом не оплачивали. И мы с тех пор работаем только по предоплате… Люди обычно платят, и зря. Потому что через неделю к ним приходят сборщики. Суровые сильные мужчины, которые говорят «пена» вместо «пена» и пахнут рабочим потом. Они кое-как присoбaчивают рамы к балкону на этой самой «пене» и уходят, оставив после себя швы, дыры и криво торчащие из бетона болты. Заказчик в ужасе, но ему объясняют, что скоро придет отделочник — и все приведет в порядок. А еще через три-четыре дня, когда клиент уже начал привыкать к болтам и дырам, приходит отделочник. Уже откровенно уголовный элемент, который начинает клеить на швы и дыры какие-то пластмассовые полоски, сидящие так криво и страшно, что люди думают: «Э, да он просто придуривается, а сам хочет дождаться вечера и всех нас убить…» И когда отделочник наконец уходит, они облегченно вздыхают, сдирают эти пластмассовые заплаты и улыбаются, видя перед собой привычные дыры, щели и болты… «Материк» в нашем названии — это не континент, а мат. Замаскированный «матерок», так сказать. Но никто сначала не догадывается. Вот этим и живем…
Свой домашний балкон Иван принципиально не стеклил.
Четвертый из походного товарищества, маленький чернявый Валентин, был социологом-евромарксистом и, как он всегда добавлял, социальным философом. Он попеременно носил майки с портретом Алена Бадью и эмблемой евро, а свою профессиональную сущность проявлял главным образом через комментарии к чужим рассказам. Сагу Ивана, например, он разъяснил Тимофею с Андроном так:
— Мы вчетвером — модель России. Новой России. Вот смотрите — один человек, условно говоря, работает. В том смысле, который вкладывали в это слово раньше. Этот человек — Иван. Я говорю «усЛовно», потому что не работает на самом деле даже он, но он хоть как-то связан с людьми, которые работают. Он для этих монтажников и отделочников заказы собирает — и, возможно, даже кого-то из них видел. При этом он не особо их жалует. И за дело, кстати — работают они херово. Россия — страна низкой культуры производства, потому что в ней в свое время растлили рабочий класс. Рабочих на самом деле не освободили, а поработили еще глубже, но при этом отвязали их физическое выживание от результатов труда. Они у нас до сих пор в этом смысле отвязанные, поэтому ракеты падают и все такое. И конкурировать с остальным миром мы не можем. Но работяги — пусть плохо, пусть коряво — но что-то делают. А мы? Один ежедневно создает перед камерой невероятное напряжение мысли вокруг того, куда все двинется дальше — хотя оно никогда никуда не двинется, а останется на том же самом месте и в том же самом качестве.
Другой торгует шортами, которых ни один из упомянутых монтажников и отделочников не то что не натянет на жопу, а даже и в гриппозном сне не увидит. Причем торгует в таких объемах и на такие суммы, что трудящимся этого лучше не знать во избежание социального катаклизма…
— А четвертый? — спросил Тимофей.
— Четвертый осмысляет опыт первых трех, — ответил Валентин с ухмылкой, — и с этого живет. Но кормит всех тот самый полуосвобожденный пролетарий, которого никак не могут нормально закрепостить назад. Из всех нас его пару раз видел Иван. Пролетарий и балконы стеклит, и нефть качает, и электричество для биржи вырабатывает, и так далее… Приносит нам твердые западные деньги — квинтэссенцию мирового труда. Остальная экономика, если не брать военно-промышленный комплекс — это экономика *******. Причем это слово имеет сразу три смысла — рукоприкладный, воровской и близкий к нему гуманитарный…
— Если бы ты понимал в мировой экономике побольше, — сказал ему Андрон, — ты бы так не говорил. Твердые западные деньги, чтобы ты знал, это не квинтэссенция мирового труда, а регулируемый вакуум, который отжимает все у во нет куда надо. Со всего мира. Но говорить про это в мэйнстриме нельзя. У нас тут экономика *******, а у них… Не знаю, таких комплексных деривативов в русском мате просто нет. Мы рядом с этими ребятами невинные лохи…
Тимофей подозрительно нахмурился, чувствуя поношение святынь, открыл было рот, но вовремя вспомнил, что он не на службе.
В общем, трудно представить четырех людей, у которых нашлось бы меньше общего, если не считать молодости — пожалуй, даже еще юности. Но одна совместная страсть у них все же была.
Трекинг.
Они познакомились в Непале на Латанге — в разряженном горном воздухе русские люди сходятся друг с другом легко и быстро. Потом, уже вместе, ездили на тропу Голицина, Софийские озера в Архызе, к Белухе на Алтай и еще на несколько маршрутов попроще. Мечтали, попав следующий раз в Непал, сходить к базовому лагерю под Эверестом — «возложить цветы», как шутил Иван.
Поездку в Кабарду даже нельзя было назвать трекингом в высоком спортивном смысле. Это был откровенный расслабон и любование видами — «бухинг», как выразился Валентин. Заранее не наметили даже точного маршрута, решив все определить на месте.
Виктор Пелевин о деньгах, счастье и феминизме: Книги: Культура: Lenta.ru
Виктор Пелевин написал роман о том, что вселенская вагина — всего лишь обыкновенная *****, а всякая феминистка на самом деле стремится к выгодному браку, но без обязательств брить ноги и подмышки. 27-го сентября — официальный старт продаж новой книги Виктора Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи».
Когдатошний задрот и самый непопулярный мальчик в классе, а теперь успешный бизнесмен из списка Forbes и круга Бориса Березовского и Бадри Патаркацишвили, Федор Семенович понял, что деньги есть, а счастья нет, свежесть впечатлений давно утеряна, или, по его собственной формуле, «было нечего надеть — стало некуда носить». Поэтому в гостиной его яхты (на стене красуется триптих «то ли Дубосарова то ли Виноградского»: Харви Вайнштейн в образе Вакха насилует Николь Кидман, Уму Турман и Натали Портман) возникает молодой человек в белой бейсболке «Skolkovo Sailing Team» по имени Дамиан Улитин.
Дамиан — шустрый и, как впоследствии выяснится, не вполне чистый на руку основатель стартапа «Fuji Experiences», продающий счастье. Точнее, обеспечивающий клиентам набор процедур, эффект от которых гарантирует давно забытое удовольствие от жизни. «Холодное одиночество в тундре, помноженное на риск в любой момент сгореть в потоке магмы, — иносказательное описание внутреннего мира человека на самом верху социальной пирамиды», как витиевато выражается Дамиан. Чтобы вернуть таким людям обычное человеческое счастье, он предлагает экстраординарные меры по цене разной степени заоблачности. Но в случае в Федором Семеновичем что-то пойдет не так. Причем на уровне всех ценовых категорий.
Для начала бизнесмен заказывает услугу по возмещению утраченных возможностей. Когда он еще был нелепым старшеклассником и их возили на картошку, он подкараулил у бани первую красавицу класса Татьяну, в которую был безнадежно влюблен. Больше всего в тот момент он хотел распахнуть перед ней свой халат и предстать как есть. Но не решился. И помнил об этом до сих пор. Разумеется, Дамиан находит ту Татьяну, которая все эти годы строила не слишком успешную карьеру содержанки, а теперь превратилась в сорокалетнюю женщину с лишним весом, размышляющую, как жить дальше. Процедура повторяется, халат распахивается, но, как ни странно, никакого особого счастья и даже удовлетворения Федору Семеновичу это не приносит.
У Дамиана в принципе есть еще много возможностей сделать хорошо своим клиентам, но все они так или иначе основаны на эротических фантазиях. А Федор Семенович хочет не изобретательного секса, а счастья. И тогда Дамиан выписывает буддийских монахов, которые при помощи хитроумного устройства проводят бизнесмена и двух его приятелей по четырем джанам — то есть уровням просветления. «Джаны — это стирка для души, — разливается Улитин. — После них она свежая и пахнет стиральным порошком». Но есть серьезный побочный эффект: прошедших четыре джаны и испытавших все виды озарений и счастья все мирское перестает интересовать совсем.
Когда же монахи, испугавшись, что их подопечные будут использовать джаны в корыстных целях, спешно уезжают, внезапно оказывается, что бизнесмены не то что лишились денег — они лишились того, кто этими деньгами владеет, то есть самих себя. И что зависть, похоть, ненависть, презрение, алчность — это и есть счастье этого мира и нормального человека. И начинают лихорадочный поход в сторону, противоположную от просветления.
Параллельно школьная возлюбленная Федора Семеновича Татьяна идет другим путем: она примкнула к секте «Новых охотниц», практикующих «эзотерический феминизм», который восходит к учению одной из последовательниц Кастанеды. Модель мироздания «охотниц» предполагает, что пространство и сознание появились из женской вагины, а время регулируется менструальным циклом всех женщин планеты. После смерти «охотницы» становятся гуриями.
Надо ли говорить, что в финале сюжетные линии Федора и Татьяны снова пересекутся самым саркастическим образом. Читая концовку, очень легко представить себе автора, который хохочет над тем, как обошелся со своими героями в антифеминистском ключе.
Виктор Пелевин
Фото: Mark Chilvers / The Independent / REX / Shutterstock
Если говорить о тех отличительных чертах пелевинской манеры, которых все ждут, то тут они тоже есть, хотя и не все.
Платоновский диалог. Все друг другу долго и подробно объясняют устройство всего. Например, что никакого мира нет, и никакого Я в этом мире тоже нет, а мир — это нарратив, люди в нем — нарратив, и государственная идеология — тоже нарратив, а когда он начинает плохо пахнуть, его полощут. И, соответственно, главная потребность современного человека — сделать так, чтобы его нарратив совпал с намечтанным шаблоном.
Трипы. Духовно-мистический опыт, который переживают Федор Семенович со товарищи и Татьяна, по форме выглядит как наркотрип. Более того, автор открыто их друг другу уподобляет.
Узнаваемый пелевинский юмор. Здесь не будет россыпи фирменных авторских каламбуров, к которым так привык читатель. И вообще — в этом смысле роман принципиально иного типа. Редкие остроты вроде «мужчины — однорогие козлы, воображающие себя единорогами» или «я походил на ежесекундно сливающийся в канализацию поток жидкой глины, считающий себя чотким големом на пути к успеху» скупо разбросаны по довольно спокойному, сдержанному тексту.
Зато много шуток на уровне конструирования персонажей. Самый яркий в этом смысле, конечно, агрессивно перекачанный мужик с полиорхизмом (четырьмя яичками), представляющийся как феминистка по имени Жизель и считающий себя алхимической женщиной. Или сцена, когда филиппинская горничная с надписью на футболке #MeToo, предоставляет герою сексуальные услуги.
Выстраивание модели мироздания. Виктор Пелевин из романа в роман объясняет устройство современного мира. Не прочел свежий роман Пелевина — считай, не разобрался, чем мы жили минувший год. Но только в этой книге возникает примечательный параллелизм. На определенном этапе просветления Федор Семенович так описывает свои впечатления от реальности: «Я всю жизнь карабкался вверх по лестнице этого мира и даже не знал, что никакой лестницы под моими ногами нет, а есть только крохотный пятачок, куда я ставлю ногу, и он рассыпается сразу после того, как я ногу поднимаю». Так вот реальный мир, разобранный, описанный и обсмеянный Пелевиным, перестает существовать, как только книга выходит из типографии. Он становится историческим, литературным, публицистическим фактом, то есть рассыпается.
А значит, пора ждать нового мира и нового романа.
Пелевин 2019. Вышла новая книга «Искусство легких касаний»: psyteaman — LiveJournal
Мы привыкли ежегодно получать от Пелевина тонкий и остроумный анализ современных трендов в области политики, философии, психологии, технологий и личной жизни человека.В этот раз таких главных тем текущего момента было несколько. Одна из них — всесильные русские хакеры, которые сеют страх в западном мире.
Уже через некоторое время фразы из новой книги станут мемами. Виктора Пелевина обязательно читать любому, кто собирается понимать мышление современников, так как этого писателя читают политики, миллиардеры, представители бомонда, журналисты и интеллектуально развитые сотрудники спецслужб.
Конечно, лучше самому прочитать книгу, чем узнать чье-то «авторитетное», но от этого не менее субъективное мнение. Книга доступна и за деньги, и бесплатно. Сами знаете, где.
Книга состоит из трех разных рассказов. Самый объемный из них о том, как российская ФСБ бок о бок с масонами погрузилась в оккультные науки и добилась вполне конкретных успехов на ниве дестабилизации внутренней политики США. Политкорректность, гендерное разнообразие, становление феминизма, трансгендерный диктат — всё это продукт влияния российских силовиков, действующих с помощью технологии «искусства легких касаний» массовыми постами в Facebook и Twitter.
Цитата: Задачей было свергнуть свободу слова и создать в Америке омерзительную и душную атмосферу лицемерия, страха и лжи, погубившую Советский Союз. С той же аморалкой, кучей запретных тем и избирательным правосудием /…/ Конечная линия развертывания химеры была обозначена так: современная Америка — это тоталитарный совок семьдесят девятого года с ЛГБТ на месте комсомола, корпоративным менеджментом на месте КПСС, сексуальной репрессией на месте сексуальной репрессии и зарей социализма на месте зари социализма.
И я понимаю, почему оппозиционно-либеральным литературным критикам не по душе этот рассказ.
Для тех, кто раньше никогда не сталкивался с творчеством Виктора Пелевина, рекомендую обзор от Медузы, в котором произведения писателя субъективно оцениваются литературным критиком в следующем порядке (у него их больше 16):
16. Шлем ужаса: Креатифф о Тесее и Минотавре (2005)
15. Смотритель (2015)
14. Empire V. Повесть о настоящем сверхчеловеке (2006)
13. Бэтман Аполло (2013)
12. Любовь к трем цукербринам (2014)
11. t (2009)
10. Числа (2003)
9. Тайные виды на гору Фудзи (2018)
8. Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами (2017)
7. Generation П (1999)
6. Омон Ра (1992)
5. S.N.U.F.F. (2011)
4. Чапаев и Пустота (1996)
3. Жизнь насекомых (1993)
Наименее привязанный к актуальным реалиям, а потому наименее устаревший роман Пелевина. Все его герои (узнаваемые человеческие типажи, равно характерные для любой эпохи, но в данном случае локализованные в начале 1990-х) имеют сразу две ипостаси: человеческую и членистоногую, насекомую, которые не противопоставлены друг другу, как у Кафки, но неразрывно связаны и дополняют друг друга. Мощный философский месседж и по-настоящему виртуозное исполнение.
2. iPhuck 10 (2017)
И вновь проще всего реконструировать содержание романа по его ключевым словам: искусственный интеллект, гендер (а вместе с ним семья, сексуальность и все с этим связанное), бытование искусства в современном мире. Герои — литературно-полицейский алгоритм Порфирий Петрович и его клиентка, арт-критик и куратор Маруха Чо — оказываются вовлечены в детективное расследование на правах партнеров, однако каждый из них ведет собственную многоуровневую тайную игру. Отлично (хотя, как водится, и не без иронии) отрабатывая все обязательные для детективного жанра прыжки и отжимания, Пелевин в то же время выстраивает очень реалистичную и крайне стройную модель будущего. Отказываясь быть забавным (в «iPhuck 10» рекордно низкий для Пелевина процент шуток на единицу площади текста), писатель взбирается на не досягаемую прежде ни для него, ни для современной русской литературы в целом интеллектуальную высоту.
1. Священная книга оборотня (2004)
Самый нежный, простой и печальный роман Виктора Пелевина, лишенный острой актуальности и потому почти неподвластный течению времени, а также с большим отрывом лучшая любовная история в его творчестве. Отношения главных героев — лисицы-оборотня по имени А Хули и «оборотня в погонах», молодого генерала ФСБ, — разворачиваются на фоне щемящего оскудения русской земли, распада привычного (хотя и далеко не безупречного) уклада. Лиричная, музыкальная (неслучайно к первому изданию прилагался диск с музыкальными треками, звучащими в романе) и по-настоящему трогательная «Священная книга оборотня» — определенно лучший текст Виктора Пелевина с точки зрения литературного мастерства и в целом одна из сияющих вершин русской прозы ХХI века.
Я тоже немало писал о произведениях Пелевина. Для тех, кому интересно мое личное мнение об этом, предлагаю сделать так. Есть поиск по моему сайту и блогу. Если в нем набрать «Пелевин», то можно увидеть вот что (по ссылке).
Пелевин без спойлеров. 22 августа в печать выходит очередной роман интересующего всех автора
Как выкрутиться несчастному критику, которому надо опять писать про ежегодную книгу Пелевина? Уже вроде бы проделаны все попытки как-то встряхнуть жанр «осенняя статья о новом Пелевине»: ее писали в форме письма к Виктору Олеговичу, в стихах и в виде ответов на вопросы. Так что чуть ли не единственное, что остается, — рецензия в хрестоматийном, так сказать, смысле этого слова. О чем книга, как написана, как соотносится с прежними образцами творчества автора. Вот она.
Название книге — «Искусство легких касаний» (М., Эксмо) — дает один из трех входящих в нее текстов — второй. Он самый длинный и, безусловно, самый главный. Первый называется «Иакинф» — он как будто для разгона. Третий — «Столыпин» — это скорее десерт.
Притом что теперешний всеобщей страх спойлеров кажется мне вещью принципиально неправильной, сводящей произведения к их потребительско-развлекательной составляющей (ах, мы так хотели удивиться, а нам помешали), — в этом случае действительно лучше ничего не выдавать. Особенно говоря о текстах, обрамляющих главный.
Это типичные «пелевинские» тексты, в которых финальное «а, оказывается» меняет перспективу, заставляет предыдущий текст стать другим,
так что, обозначив этот твист, можно лишить читателя чувства переключения, вспышки, которая сверкает в конце хороших рассказов этого автора. Так что достаточно сказать, что в «Иакинфе» четверо московских туристов ходят по кавказским горам со странным гидом, рассказывающим им о забытом культе рогатого бога; в «Столыпине» один из зэков, едущих в печально известном вагоне, рассказывает другим историю с участием океанских яхт и трансгендеров. И то, и то — Пелевин, каким мы его любим, а что еще нужно?
Всей книге предпослано авторское предупреждение. «Эта книга нашептана мультикультурным хором внутренних голосов различных взглядов, верований, ориентаций, гендеров и идентичностей, переть против которых, по внутреннему ощущению автора, выйдет себе дороже». Этот иронический пассаж, с одной стороны, показывает, как писатель относится ко всем этим «гендерам и убеждениям», а с другой — и вправду работает дисклеймером, предупреждая заполошных моралистов, что ничто из сказанного в принципе не может быть аттестовано как идея автора и вменено ему в качестве мнения.
Нуждается в таком уведомлении в первую очередь «Искусство легких касаний» — текст, более других касающийся сегодняшнего мироустройства. Хотя он так ловко устроен, что предупреждение о «мультикультурном хоре» тут не обязательно нужно. Эта повесть написана как дайджест, вернее, пересказ романа под таким названием. Причем сам роман написан человеком очень «ватным» (выражение не мое, а Пелевина), а пересказывает его человек очень либеральный, ну, или очень осторожный. Авторство постоянно переходит из рук в руки, сокращающий то журит сокращаемого, то вдруг надолго его отпускает, чуть ли не совпадает с ним, чтобы вдруг проявиться и пожурить после какого-нибудь совсем забубенного пассажа о «недотраханных феминистках».
Пересказываемый роман принадлежит перу «заметного, но противоречивого российского историка и философа К. П. Голгофского». Этот огромный текст написан от первого лица и, как сообщает автор дайджеста, «построен по тому же принципу, что и все эти бесконечные коды-да-винчи, свинченные за двадцать лет в книггерских потогонках из ржавых постмодернистских запчастей».
Тут, действительно, есть все признаки кодов-да-винчи: детективная завязка, обилие масонов и египтологов, готические соборы, исторические экскурсы и спецслужбы, взявшие на вооружение древние ритуалы.
Но все это в какой-то момент уходит в тень. То есть нет, события продолжают развиваться, но лишь как фон для следующих рассуждений.
«В девяностые мы жили в жуткой, жестокой, но устремленной в будущее и полной надежд России. С другой стороны глобуса была Америка, она тоже изрядно пугала, но ею можно было восхищаться от всего сердца, и она действительно походила на библейский «храм на холме»». А теперь в этом храме на холме «диктатура меньшинств, то есть прогрессивных комиссаров, говорящих от их имени <…> и кликуш, перед которыми все должны ходить на цырлах и оправдываться в твиттере под угрозой увольнения». И свобода слова практически отменена. В Америке создается «омерзительная и душная атмосфера лицемерия, страха и лжи, погубившая Советский Союз». Ну а что создается в сегодняшней России, мы и так знаем. Между этими странами возник мост: «одним концом он похож на американскую стену, а другим похож на Крымский». Тут голоса рассказчика и пересказчика сливаются, а в «мультикультурном хоре» явно проступает голос автора. Чума на оба ваши дома, говорит нам Пелевин. Да кто ж спорит.
В конце нормальной рецензии должен быть вывод. Вывод такой: годный Пелевин, надо брать.
Искусство лёгких касаний — Википедия
«Искусство лёгких касаний» — сборник произведений русского писателя Виктора Пелевина, состоит из двух повестей и одного рассказа. Опубликован в августе 2019 года издательством Эксмо[1].
Иакинф[править | править код]
Четверо молодых людей отправляются в пешее путешествие по горам Кабардино-Балкарии. Их сопровождает пожилой проводник по имени Иакинф, который перед сном рассказывает в палатке историю из своей жизни на протяжении нескольких вечеров.[2][3]. В этой истории он рассказывает о том, как в 90-е работал экстрасенсом (скорее выдавал себя за такового) и ему не посчастливилось быть нанятым криминальным авторитетом для проведения древнего ритуала. Окончив историю, Иакинф приводит компанию в памятное для себя место, как оказалось, — с определенной целью.
Искусство лёгких касаний[править | править код]
Самое объёмное произведение сборника.
Русский писатель и философ Дмитрий Евгеньевич Галковский выведен в качестве одного из главных героев повести под именем Константина Параклетовича Голгофского, автора выдуманного 2000-страничного философско-эротического трактата, философа и историка, специалиста по масонам, который расследует и изобличает вселенский заговор и раскрывает суть новой информационной войны между Россией и Америкой. В повести идёт краткий пересказ этого романа — «Синопсис для VIPов»[4][3]. Также упоминается «главный российский египтолог Солкинд» — очевидная карикатура на Виктора Солкина. В «Искусстве лёгких касаний», как и в «Иакинфе», упоминается бог Кронос (он же Сатурн или Баал[5]), который на этот раз называет себя «Разум».
Повесть начинается с таинственного отравления соседа по даче Голгофского — генерала ГРУ Изюмина. В ходе детективного расследования в духе Дэна Брауна Пелевин высказывает несколько паранаучных концептов коммуникации, резюмируя и рефлексируя вмешательство России в выборы США и соревнование ЦРУ и ГРУ:
«Солкинд называл это „Полями времени“. Суть переживания — прямое восприятие истории, как бы перелистывание тщательно размеченных, но полупустых страниц, где запечатлено былое. Ещё это похоже на ночной вид с самолёта: бесконечно долгие пространства темноты с редкими огнями, затем — сияющие кластеры городов (им соответствуют эпохальные сдвиги — чем ярче свет, тем интенсивнее на этом поле шла „история“), потом снова бархатный мрак»[6].
«… Голгофский понимает, что значит увидеть химеру: вот это охватившее всех в тронном зале ощущение обречённости царя Валтасара и означает, что химера стала заметна. Собравшиеся чувствуют то же, что Даниил — он лишь осмеливается произнести это вслух. Но откуда взялась эта общая уверенность, никто особо не понимает: таков „дух времени“. Триггером служат слова „мене, мене, текел, упарсин“, которые в ужасе повторяет сам царь… Дальнейшее известно. — Рембрандт был знаком с некоторыми таинствами, — говорит Дави. — Его картина „Пир Валтасара“ просто идеально изображает процесс создания химеры и реакцию целевой группы. Обычно эти два события разнесены во времени, но в этом уникальном случае они совпадают…»[6]
«Царь-химера как бы создавала кривое зеркало, где американец видел на своём месте зависимое, запуганное и предельно озабоченное личным выживанием существо, от которого на каждом шагу требуется демонстрация верных политических взглядов и казённого патриотизма. Таким же примерно был советский человек семидесятых. Поэтому конечная линия развёртывания химеры была обозначена так: современная Америка — это тоталитарный совок семьдесят девятого года с ЛГБТ на месте комсомола, корпоративным менеджментом на месте КПСС, сексуальной репрессией на месте сексуальной репрессии и зарёй социализма на месте зари социализма…»[6]
- Триггер — часть кода химеры/химемы, публикация которой в Twitter вызывает «триггерное событие», то есть запуск информации в медиапространство.
«— Чтобы химера стала видна, — говорит Бонье, — необходим триггер.
— Триггер? — не понимает Голгофский.
— Да, — отвечает Бонье, — как бы координаты той точки, куда нужно направить взгляд. Это, если угодно, пароль. Ключ к шифру. Таким ключом может быть условная фраза, картинка, образ. Это своего рода код доступа. На самом деле это простая вещь, только звучит сложно…»[6]
Столыпин[править | править код]
Повествование идёт, в основном, в столыпинском вагоне, в котором перевозят заключённых[3].
Рассказ является продолжением романа Пелевина «Тайные виды на гору Фудзи»[7].
Это книга о том, что даже за хором голосов не спрячешь автора, пусть даже мы двадцать лет его не видим и мнения его о текущих событиях за пределами, собственно, книг, не слышим. А автор тут так откровенно скорбит по временам, когда свобода означала свободу нести какую угодно пургу, а критики, которых он, в общем, и так не любил никогда, обсуждали тексты, а не допустимость и приличие выявленных в них идей, что ни на какое другое переживание в этой книге и места не остается.
— Лиза Биргер для Esquire
«Главным, что произошло с нами за год, по версии Пелевина, стала ситуация с русскими хакерами и тем страхом, который они сеют в мире (кстати, если верить писателю, единственное, в чем хакеры не виновны, так это во вмешательстве в американские выборы). Нельзя сказать, что, выбрав этот предмет, Пелевин попал в молоко — совсем уж нелепых промахов у него, в общем, давно не бывало. Другое дело, что эта тема важна скорее для внешнеполитической повестки, которая в последние пару месяцев стала внезапно куда менее заметна, чем повестка внутренняя, связанная с политическими протестами, сфабрикованными уголовными делами и техногенными катастрофами».