Ɔ. У тебя есть те, кого ты считаешь в русской песне своими предшественниками?

Да много кого. Понятное дело, что это джаз Утесова, что это «

Сергей Шнуров: мне стыдно за бесстыдство «Ленинграда»

Лидер группировки «Ленинград» Сергей Шнуров не нуждается в представлении: одна из главных фигур отечественной эстрады последних десятилетий вызывает интерес общественности одним лишь появлением на публике, а литературное творчество артиста провоцирует оживленные дискуссии и глубокие размышления. В интервью корреспонденту РИА Новости Екатерине Сошниковой Шнуров рассказал о том, где еще в ближайшее время можно будет насладиться творчеством «Ленинграда», зачем он заседает в Госдуме, и раскрыл одно из своих увлекательных хобби.

— Вы чувствуете на себе некий груз ответственности за то, что группировка «Ленинград» прекратила свою гастрольную деятельность и вроде как распалась?

— Нет, ни капли не испытываю.

— А вам остальные участники группировки что сказали на это? Не было осуждения?

— Они обрадовались! Наконец-то, говорят, мы выйдем на пенсию (смеется).

— Вы говорили, что есть вероятность переформатирования «Ленинграда». Может, вообще создадите новый проект, что в планах?

— Я не знаю, это же в планах. Понимаете, и в планах довольно призрачных, до конца не оформленных в моей довольно уже старой и не быстрой голове (смеется).

13 октября 2019, 09:16

— А если вас пригласят на корпоративе выступить с «Ленинградом», согласитесь?

— Обязательно, конечно, без проблем.

— Вас вроде как приглашали на Коачеллу? Поедете?

— Да, поедем, скорее всего. Восемьдесят процентов, что мы там будем. Как только определимся с тем, насколько нам это нужно.

— Что вам дают заседания в Общественном совете при комитете Госдумы по культуре?

— Мне интересно послушать людей.

— Конечно, не самые последние люди в этой стране делятся своими мнениями. Я человек, обладающий опытным умом, пытливым, поэтому мне нужно знать, что происходит. Я хочу быть в курсе.

— Вы как-то сказали, что следите за тем, что происходит в культурной сфере. На ваш взгляд, отечественная культура в каком состоянии на данный момент пребывает?

— Она в прекрасном состоянии страны третьего мира. Пародирует то, что происходит на Западе (смеется).

— Недавно член Общественной палаты Российской Федерации Павел Пожигайло сказал, что Министерство культуры России надо закрыть, вы согласны?

— Перестаньте, это моя идея! А у меня ее украли.

— Недавно министр культуры высказался в негативном ключе о ситуации, когда взрослые читают комиксы. Как вы считаете, комиксы заслуживают того, чтоб называться отдельным видом искусства?

— Слушайте, это один из способов передачи информации, ничем не хуже и не лучше, он просто другой. Если это работает, если это существует, если это не несет очевидной угрозы и вреда, то почему нет?

25 октября 2019, 13:55

— А зачем вы принимаете участие во всяких телевизионных проектах? Что это для вас?

— Для того, чтобы мои нейроны постоянно испытывали какой-то напряг, чтобы в голове развивались новые связи. Я занимаюсь тем, что не даю себе скучать. Таким вот образом. Кто-то, понимаете, сегодня пьет водку, а завтра портвейн и таким образом не скучает. А я сегодня на Первом канале, а завтра на втором.

— Вы всегда делаете только то, что хотите?

— Нет, конечно. Вот смотрите, я иногда очень не хочу, положим, бежать пять километров, выхожу, там дождь, но все равно бегу.

— И зачем? Насилуете организм!

— Да! Затем, что я знаю, что у меня послезавтра концерт, и если я не пробегу, то буду чувствовать себя на сцене довольно плохо. Это отложенное удовольствие, над которым нужно поработать.

— А вам стыдно за что-то в творческом плане?

— За все! (Смеется.)

— Быть того не может!

— Как говорила Анна Ахматова: «Стихи должны быть бесстыдными».

— Вам же не может быть стыдно за «Ленинград».

— Мне стыдно, потому что это бесстыдство! (Смеется.)

13 октября 2019, 10:50

— И последнее: что для вас эти перепалки в инстаграме? Вы подбрасываете пищу для обсуждения?

— Это увеличивает количество подписчиков.

— Зачем они вам нужны?

— Подписчики — для того, чтобы продавать им рекламу.

— Так у вас же решен финансовый вопрос, зачем вам реклама?

— А я, понимаете, люблю продавать рекламу в качестве хобби (смеется).

Шнуров в интервью Собчак для Forbes: «С точки зрения денег мне надо идти во власть, это кратчайший путь» | Бизнес

Нет, нет, нет. Не боюсь, потому что мне надоело смотреть в эти честные глаза наших исполнителей, которые говорят: «Мы для души». Зачем вы это делаете для души? Если вы делаете для души, но плохо, давайте я буду делать для денег, но хорошо. Для души у нас делают дороги, строят стадионы для души. Давайте для денег что-нибудь сделаем? Вот я и делаю для денег.

То есть Шнуров про бабло?

Что значит «про бабло»?

Ну, в смысле, что он про то, чтобы зарабатывать деньги, он такой вот чувак про заработки.

Шнуров делает качественный продукт.

Это правда.

Если про зарабатывание денег, то, конечно же, есть механизмы гораздо проще. Нужно было в свое время встраиваться во власть, вот там деньги как бы зарабатываются, зарабатываются в кавычках. Я иду по пути наибольшего сопротивления, заметьте. Так деньги не зарабатываются в этой стране. Так что, как это я про бабло? Про бабло у нас люди со значками депутатов, они вот про бабло, да.

Я думаю, интервьюера для тебя редакция Forbes выбрала именно для разговора про бабло. Не потому, что я хороший интервьюер, как мне бы хотелось думать, а ровно из-за моих белых конвертов, найденных у меня два года назад.

Это была шумная история.

Потому что понятно, чего греха таить, шоу-бизнес в России если не черный, то серый точно. Ну согласись.

В серой зоне абсолютно. У нас всех есть ПБОЮЛы. Все там, понятно, платят какую-то копеечку, но в принципе это все находится в серой зоне.

Понимаешь, я, к сожалению, плачу уже не копеечку. Где-то года три как, а может, и больше. Нет, больше. Очень большие суммы я перевожу на ИП.

Смотри, у меня есть ООО, есть ЗАО, есть ИП. Со всего этого я плачу налоги. Ты попробуй продавать музыку в электронном виде и не платить налоги. Ты попробуй заключить рекламный контракт всерую. Ты попробуй собрать стадион и вот так сказать.

Ну, слушай, по стадионам есть схемы. Ты говоришь, что у тебя не продался стадион, что у тебя половина зала, а на самом деле у тебя весь стадион, они же не будут считать по головам.

Нет, в случае «Ленинграда» это невозможно. Это очевидно, что он продался, понимаешь.

Очевидно, что спектакль «Сон в летнюю ночь» был у Серебренникова. Это же не мешает его судить за то, что спектакля не было. Что мешает тебе сказать: ребят, у меня половина зала только сидела.

Это, наверное, должны говорить организаторы концертов. Организаторы концерта — это не я. Я, собственно говоря, получаю гонорар, который у нас есть. ИП у каждого сотрудника в «Ленинграде», кто-то трудоустроен в ЗАО «Ленинград», кто-то — в ООО «Ленинград». И все они платят налоги. Я плачу, кстати, очень большие налоги, на мой взгляд. То, что я получаю от этих налогов, гораздо меньше, чем я плачу.

Хорошо, все равно расскажи, чтобы нас не привлекли за это интервью, абстрагируемся лично от тебя. В целом наш шоу-бизнес находится в очень такой серой зоне, согласись. Что с этим делать?

Смотри, публичная деятельность более-менее прозрачна, там все ясно. Все, что касается корпоративов, это, конечно, частных мероприятий, то да. Все в конвертах, и к бабке не ходи.

Более того, это недоказуемо, выступил у друга, взял гитару в руки.

Никак. Это очень круто. Я считаю, что это замечательно, эти наши квартирники. В 70–80-х все скинулись по три рубля и получили Бориса Гребенщикова. А теперь у нас корпоративники.

Какой основной источник дохода проекта «Ленинград» — концерты публичные, корпоративы, продажа музыки, реклама?

Не могу тебе сказать, не знаю просто.

Но примерно как ты представляешь? Мне кажется, на первом месте должны быть сборы от концертов, стадионы, на втором — корпоративы, на третьем — реклама. Какое-то такое должно быть соотношение.

Ну, наверное, так и есть. Дело в том, что ты не поверишь, но я не знаю, сколько денег у меня даже на карточке. У меня все финансы…

Давай вот честно. Я сама была удивлена, зашла в какой-то магазин в Питере, понравились сережки. Захожу через три дня, магазин очень красивый на углу. Говорю: у вас же вот сережки были. Шнуров купил. Ну ладно, купил. Нет, говорит, жене купил. Пришел, взял за двадцаточку сережки.

Это не значит, что я знаю, сколько денег у меня на карте. Я, правда, не знаю.

Больше двадцати тысяч долларов, раз ты можешь купить и позволить.

Там явно больше двадцати тысяч, да.

Ну хорошо, ты понимаешь примерно свои расходы-доходы?

Нет.

То есть ты не копишь, не откладываешь?

Этим всем занимается Матильда.

Но у тебя деньги лежат в России в рублях, долларах, евро? Можешь чуть-чуть об этом рассказать?

Я спрошу у Матильды.

То есть ты не знаешь ничего?

Я вообще даже не парюсь по этому поводу. Человек либо производит деньги, либо их сохраняет. Это не мой профиль. Я думаю о том, как их зарабатывать. А если я буду думать, где их сохранять, как их хранить, на каком счету, это не мое занятие.

Как формируется цена? Смотри, ты сейчас артист дорогой, насколько можно это озвучивать, но в принципе, если ты звонишь в любое агентство и хочешь пригласить группу «Ленинград» на частное мероприятие, это будет стоить прям сто пятьдесят, прям дорого.

Я думаю, сто двадцать где-то, предполагаю. Но не сто пятьдесят.

Как формируется эта цена?

От спроса. Любая цена от спроса.

Я помню, 10 лет или там сколько назад это могло быть пятьдесят, еще сколько-то. Как ты чувствуешь, что наступает момент повышать цену?

Опять же, смотри, этим всем занимается мой директор. Я, вообще-то, тот х…, который придумывает песни и клипы.

То есть ты про финансы свои собственные?

Я почему тебе сейчас говорю «120 тысяч», потому что давеча позвонил один мой знакомый, приятель, и говорит: я хочу сделать корпоративку. Я говорю: не знаю, сколько она стоит, давай перезвоню сейчас. Я звоню директору, он мне говорит: столько. Я перезваниваю. Я не интересуюсь, понимаешь.

Можешь рассказать, как устроен бизнес внутри группы «Ленинград»? Если это не секретная информация. Бренд принадлежит тебе, все права песен принадлежат тебе. Как ты делишь доходы-расходы внутри группы, можешь озвучить?

Могу озвучить, и очень просто. Я забираю половину, а все остальное делится практически поровну между участниками. Эти акции так распределены.

Бывали конфликты на эту тему? Кто-то был не согласен?

Денежные? Боже упаси. Дело в том, что, понимаешь, если бы у всех участников процесса не росли доходы, тогда, конечно, были бы конфликты. Но так как они растут бесконечно…

Сколько примерно концертов ты даешь в месяц?

Я не знаю. Я знаю, сколько я дал в прошлом году по итогам. Опять же, цифру посчитал не я. Мне ее сказал наш саксофонист. 108 концертов мы дали за прошлый год.

Это прямо до херища.

Да.

Послушай, а как у тебя рождается это невероятное ощущение, когда какую песню спеть? Это удивительно, что ты придумываешь эти смыслы и формулируешь их именно в тот момент, когда они становятся невероятным хитом. Как это происходит?

Если бы у меня был бы метод такой, я бы его бесконечно продуцировал.

Ты его бесконечно и продуцируешь.

Нет, смотри, сейчас, положим, после «Стаса» я два месяца ничего не выкладываю. Один клип сняли, и, на мой взгляд, он не получился, второй я задумываю.

Это какой не получился?

Ну, неважно, просто не получился. И вообще много чего не получается. Если у кого-то есть представление, что я луплю все время в десять, то только потому, что я выкладываю только то, что, я считаю, получилось. Конечно, бывает, что и в молоко улетают все эти выстрелы. Слава богу, у меня хватает ума самому себе сказать, что эй, остановись… Самый суровый критик себе — это я. Поэтому более-менее причесанный продукт вылезает под взгляды общественности, все остальное я заметаю под коврик, потому что это не я и я этого не делал. Вообще в принципе я слежу за тем, как меняется язык. Это единственное, что я могу тебе ответить. В «Лабутенах» — там важно что? Понимание того, что появилось это «на»: на лабутенах, на пафосе. Что вот эта частица стала выполнять другую функцию. Если раньше было «в», то теперь «на» — язык поменялся. Я это заметил и ловко с этим сыграл. Язык вообще гибкий, и, слава богу, он меняется, появляется много жаргонизмов, много интересных структур, новые слова, как «лабутены». Они были, но были каким-то маргинальным словом на периферии сознания русского народа, а я вытащил и сделал центральной линией, хотя оно там присутствовало. Так же и «В Питере — пить». Это лингвистические забавы. Мне интересно делать такие ассонансы, разрушить конструкцию Питера как «Питер, терпи», город скорби, серости, плохой погоды. Вот я придумал такую фигню, которая это разрушает. Теперь вот говоришь «Питер», все говорят «пить». Прекрасно. Я изменил отношение к городу, изменил его эмблему, символ.

Это уже стало каламбуром, который неприлично произносить, потому что это самое первое, что у тебя рождается про Питер, как будто это существовало всю жизнь.

Да, это круто. Это прям большая победа, я горжусь. Впрочем, как и «ехай». Если раньше «ехай» было словом условно провинциальным, то теперь, когда говоришь «ехай», сразу появляется это «на…». Другого места поездки не предусмотрено.

В том-то и дело, что, на мой взгляд, это уникальное ощущение, что ты ровно попадаешь. Мы сегодня прилетели, Виторган заказал себе, пока мы ждали багаж, что-то выпить, и я говорю: «Ну что, все, в Питере — пить», а он на меня так посмотрел, словно я сказала: «Какие люди — и без охраны». Я говорю: «Послушай, это не такой каламбур, как ты на меня сейчас посмотрел, ему еще пока год». Это реально песня прошлого лета. Когда ты ее сделал? Полгода назад?

Да нет, год. В мае мы ее выложили, год, да.

Есть ощущение, что это было всегда, и даже неоригинально это сказать.

Я думаю, что это войдет в кровь, станет таким фоном. Можно будет даже не произносить, это просто будет восприниматься как «Белые ночи» Достоевского. Говоря «белые ночи», ты не говоришь «Достоевский», не вспоминаешь этот сентиментальный роман, не вспоминаешь «Бедных людей». Белые ночи — это белые ночи.

Ты говоришь, что для тебя это лингвистический эксперимент. Но вот ощущение тренда, когда спеть про Путина, когда про лабутены, когда про Питер, оно возникает внутри тебя, или это случайные темы, фишки, которые ты подбираешь?

Ну, не фишки. Я вообще не слежу за событиями, во-первых. Я отметаю события как нечто незначимое. Я слежу за движениями явлений, когда я понимаю, что сейчас происходит что-то большое, поворот этих пластов. На события я стараюсь не обращать внимания, кто кого куда, почему, зачем. Я это отметаю, мне неважно. Я слежу за языком, как он реагирует, и одно событие на язык не может сильно повлиять. Оно может родить хештег, но не более того. Но хештег умирает довольно быстро. А явления большие отражаются в языке, я вот за этим слежу и на это реагирую. Это не про Путина, не про лабутены, это большое движение больших культурных пластов.

Какое следующее большое движение ты чувствуешь, которое тебе предстоит еще сформулировать?

Меня давно забавляет эта тема, которая началась еще со времен «Я не хочу на дачу, на дачу не хочу»:
Перекроют нам границы, твой туризм пойдет к х…
Не годится ездить в Ниццу, так сказал Омар Хайям.
Этот диалог традиционной, патриархальной мужской России с новой женской Россией, которая в лабутенах. Это две России, причем они по гендерному признаку даже разъединены, и одна смотрит, как голова нашего двуглавого орла, назад, а другая смотрит вперед, как бы в будущее, но оно тоже не определено и очень размыто. Вот этот конфликт, мне кажется, в нем кроется все самое интересное, что здесь происходит.

То есть следующая песня условно будет о мечте придуманной героини поехать за границу этого условного русского мира.

Нет, следующая песня уже написана, она, конечно же, про Париж. Париж как несбыточная х… Особенно из Твери Париж — это что-то неопределенно ох… Увидеть Париж и умереть, вот это меня очень забавляет.

Почему тебя это забавляет?

Не знаю, но это забавно. Потому что это некий романтический образ, некая идеальная конструкция, потому что Париж такой семантически. Ненастоящий Париж.

Интересно, как ты видишь это сквозь свою призму. Если ты спросишь журналиста, какой тренд, о котором еще не сказал Шнуров, первое, что мне приходит в голову, это, конечно, Америка и отношения с Америкой, странное противостояние, условно вторая холодная война и т. д. У тебя на эту тему нет ни одной песни, и Америка как новый горизонт, враг, которого мы любим и которого хотим и т. д., там не присутствует.

Я Америку вообще в принципе воспринимаю как такое некое отражение. Всегда Россия находится в диалоге с Америкой. Понятно, что они похожи, понятно, что много общего. И многонациональность, и некое пуританское общество, у нас оно тоже вполне себе пуританское.

То есть этого тренда на нелюбовь, ненависть к Америке ты не чувствуешь?

Нет. Во-первых, она не достигла своего апогея, как мне кажется. Потом, Трамп еще не совсем понятен, он не так выразился, ярко проявился. В принципе фигура может сыграть как влево, так и вправо. Он такой трикстер, джокер. Это что-то, что может поменять ход игры. Поэтому что-то формулировать по поводу него глупо. Понятно, что можно ошибиться с мастью. Этого я бы не хотел делать.

По поводу ощущения трендов. Твоя выставка. Ты видел, что там очереди вообще стоят?

Ее продлили сегодня.

Мне позвонил Церетели и сказал: я не понимаю, у меня никогда в музее не было очередей, спасибо вам за идею.
Ни Путин, ни Навальный так не формулируют сегодняшние ощущения, как ты через свою выставку. Я понимаю, почему люди туда приходят. Выставка, как и твое творчество, не про художественную ценность самого произведения, а про то, что ты невероятно круто формулируешь через эти вещи то, что происходит.

Это рифмы, фактически рифмы найденные, и они отражены. Это некое поэтическое игровое пространство.

Вот есть Сергей Шнуров, сто концертов делает в год, зарабатывает до хера бабок на всей этой фигне. Зачем тебе? Это же творческий явно акт, это же не заработать.

Смотри, творчество, нет у меня в языке такого слова, я его исключаю. Творчество, я уже неоднократно говорил, творят телочки в инстаграме. Там творчество. Фотографируешь себя в зеркале, цитатку е… — твори, пожалуйста. Я творчеством не занимаюсь, я занимаюсь искусством. Я создаю искусственные объекты, которые каким-то образом преломляют, объясняют, пытаются объяснить и найти рифмы тому самому бытию, в котором мы существуем, всем этим сложносочиненным социальным структурам. Выставка мне нужна именно затем, чтобы очереди пошли в музеи, чтобы люди перестали бояться современного искусства. По идее, такая азбука. Понятно, что человек, который не читал Бориса Гройса, который вообще вне контекста, ему это современное искусство на… не нужно. Но у нас в последнее время появилась негативная коннотация, что современное искусство — х…, причем не нужная никому. Своим жестом я это опровергаю. Современное искусство может быть с очередью и привлекательным.

Но эта же история доказывает, что Шнуров все-таки не про бабло, хотя мы с этого начали наше интервью, потому что явно ты потратился на эти экспонаты, перевозил их в Москву. Даже если придет еще тысяча человек, все равно ты не заработаешь на этом, и именно с точки зрения коммерческого проекта «Ленинград» это действие бессмысленное по соотношению потраченного времени и заработанных денег. Тогда зачем?

Смотри, оно тебе кажется бессмысленным.

Бессмысленным с точки зрения денег.

Смотри, я же тебе объяснил, с точки зрения денег мне надо идти во власть, это кратчайший путь. Зачем городить этот огород, зачем придумывать эти песни? Это сложно. Клипы снимать, за людьми смотреть.

Ты это делаешь хорошо, рифмы идут, клипы крутые. Это даст возможность собирать стадионы и вести мероприятия.

Согласись, в принципе если пойти в наш петербургский ЗакС, будет быстрее и суммы примерно те же, а то и больше.

Может, у тебя таланта такого нет. Что бог дал, то и дал. У тебя, может, нет таланта чиновника, а этот есть.

Самое ох…, что там в принципе таланты не нужны. Понимаешь, человек как вода — тот, который про бабло. Он течет туда, куда легче течь. Почему я теку вверх? Значит, я не очень про бабло. Почему я преодолеваю все это сопротивление?

Знаешь, может, это единственное, что ты по-настоящему делаешь круто. Ты можешь зарабатывать большие деньги тем, что плетешь макраме? Ты плохо его плетешь, никто покупать не будет, а песни пишешь отличные.

Я не знаю, я не пробовал макраме. Как мне кажется, можно заняться и макраме, это в принципе не тупиковая ветвь. Понятно, что это сложнее, чем депутат.

Но ты же раньше был художником, перерисовывал даже малых голландцев.

Копировал.

Тебе же за это огромные деньги не платили?

По тем временам это были очень неплохие деньги. Очень даже неплохие. За копию в начале 90-х, когда у моих родителей где-то 30 долларов была зарплата, я получал 300. В 10 раз больше, чем мои родители. Это до фига. В принципе, усердно трудясь, мог тыщу заработать. Тыща по тем временам — серьезные деньги.

Есть ли какие-то проекты, в которые ты вкладываешь то, что зарабатываешь сейчас в проекте «Ленинград»? В недвижимость, бизнес какой-то, акции? Что ты с этими капиталами делаешь?

Я же тебе уже сказал.

У Матильды? То есть ты до такой степени? Она же наверняка с тобой советуется, вот хочу вложить в такие-то акции.

Нет, она мне говорит, вот мы открываем ресторан, это будет стоить столько-то. Я говорю, да, о’кей.

Какие-то у тебя есть крупные инвестиции в ценные бумаги, в недвижимость? Без расшифровки, просто чтобы понять.

Не знаю. Я инвестирую в движимость, в Матильду инвестирую, чтобы она двигалась. Я вообще за жизнь. Мне кажется, акции — не мое это.

Россия — страна очень неоднородная. Наряду с выступлениями группы «Ленинград» за 120 000 — ведение корпоративов, что вызывает мою страшную в этом смысле зависть, в хорошем смысле зависть. Ведения Николая Баскова, например, стоят 130 000.

Обалдеть.

Это реально, он дешевле не соглашается. Понимаешь, вполне возможно, этот рейтинг под большим секретом, но возможно, что вы там где-то рядом, соприкасаетесь с Николаем Басковым. О чем этот факт тебе говорит?

Слушай, я видел, как ведет Басков. Он действительно круто ведет, он большой профессионал.

Нет, сейчас мой вопрос в том, если мы сейчас абстрагируемся и берем этот рейтинг как денежное мерило нашего шоу-бизнеса, то среди первых пяти людей встретились дикобраз, ежик и помидор. Это будут очень разные представители шоу-бизнеса.

Ну да, так и должно быть. Если ты возьмешь американский хит-парад доходов, то на первом месте ты увидишь какого-нибудь музыканта кантри, а на втором — металлюгу. И чего? Ну да, один играет кантри про собаку и про то, что идет дождь, а второй кричит: «Я вас убью, сатанисты».

Хорошо, давай попробуем создать свой рейтинг Сергея Шнурова. Кто те люди, можешь назвать максимум пять людей по Сергею Шнурову, которые сегодня формируют главные смыслы. Мы об этом сегодня говорили.

Главные смыслы?

То есть люди, которые формулируют эту повестку, то, что делаешь ты. Люди, которых ты именно по этому качеству мог бы сопоставить с собой. Из самых разных сфер жизни.

Я боюсь, что повестку формируют не люди, а скорее, платформа. Есть некая повестка YouTube, есть повестка Instagram. Причем это делают не люди, а сообщество. Если взять того же самого Дерриду, это резонно. Грибница проявляется.

Но люди, которые чувствуют это так, как ты. Ты сегодня сказал, что через свое искусство ищешь и формулируешь некие смыслы, которые витают вокруг нас, лингвистически выхватываешь. Есть еще люди, про которых ты бы мог сказать, что они тоже по-своему пытаются делать схожие вещи, но только, например, по-другому.

Сейчас я подумаю. Я думаю, что Невзоров, наверное, беспощаден и точен в своих определениях настоящего. Вообще настоящего многие боятся.

А почему?

Или идеализируют. Или, наоборот, проклинают. Никто не пытается анализировать настоящее, а оно требует анализа. У Невзорова иначе получается, хотя я с ним во многом спорю. Спорить он любит и не боится, чем интересен.

Кто еще помимо Невзорова?

Я очень люблю Эткинда, приятельствую тоже с ним. Я читаю Эткинда, но он скорее не про современность, хотя… Я даже не знаю, что сейчас современность. Кто держит время за яйца? Не знаю.

Навальный держит время за яйца?

Думаю, что нет. Он следует тенденциям и является скорее заложником ситуации.

А Путин?

То же самое. Они причем равнозначны. Они просто едут на автомобиле, у которого нет руля. Что один, что другой, только это разные автомобили.

Я тебя обожаю. А кто еще? Звягинцев?

Звягинцев. У Звягинцева, при всем уважении, при всех этих премиях, я в этом не вижу нового киноязыка. Я вижу новый киноязык, положим, в фильме «Бердмэн». Это про современность, это про сейчас. У Звягинцева я как будто окунаюсь в XX век, в недоснятого Тарковского, длинные планы. Мне не нужно три минуты показывать иконки на торпеде автомобиля, я уже понял, спасибо.

Хорошо, последний вопрос. Есть ли какая-то цифра, условно, после которой ты готов закончить творчество группы «Ленинград»? Есть ли сколько-то денег, сколько ты ставишь себе коммерческой целью заработать, после чего можешь сказать: «Спасибо, ребята, свободны»?

В принципе я уже могу ничего не делать. Вот так оцениваю.

Свои сто миллионов ты уже заработал?

В принципе этого хватит, но дело-то не в этом. Дело в том, что мне интересно. Мной двигает, конечно же, интерес. Это самое главное, что мной двигает. Мне интересно повернуть ситуацию, мне интересны конфликты, мне интересно настоящее, потому что настоящее интересно.

Как я люблю людей, которые говорят так, что потом даже не надо их править.

Благодарим Лотте Отель Москва за помощь в проведении съемки

Солист группы «Ленинград» Сергей Шнуров дал интервью «Вестям»

— Здравствуйте, Сергей Владимирович! Рады приветствовать Вас в Уфе!

— Спасибо большое! Рад вас видеть.

— Мы тоже. Тур, который Вы анонсировали, Вы уже сказали, что он финальный в череде больших гастролей и что Вы, как лидер группы «Ленинград», не планируете больше больших концертных выступлений. Почему отказываетесь от гастролей?

— В силу многих причин, но основная причина то, что на данном этапе мы сделали все, что хотели и пока нет целей и идей. Бесполезно шевелиться. Я не понимаю, куда мы идем. Вот когда я пойму, что мы хотим, не знаю, получить «Грэмми», тогда я займусь решением этой задачи. А сейчас мы собрали все стадионы во всех городах, собрали самое большое количество людей за историю российского шоу-бизнеса за один год. Поэтому все вершины пока нами покорены. Ну а новых я не придумал.

— Вы сейчас один из самых востребованных исполнителей на территории Российской Федерации. Ваши песни, Ваши стихи учат, цитируют, причем от мала до велика. На сколько Вы вообще себя ощущаете голосом поколения. Мне кажется, наверно, Вы как-то отозвались в сердце у всех тех, кто живет на просторах РФ.

— Я вообще думаю, что у этого поколения, вот у моего поколения, очень много голосов. Это не то поколение, которому нужен один голос. Это не 20-е и не 30-е года прошлого века. Мы живем в стране на столько разной, на столько занимающейся многоплановыми вещами и на столько преследующей разные интересы, даже вероисповедания у нас разные. Тут не может быть голоса поколения. Голос поколения хорош при Советском Союзе, когда есть тоталитарное управление, культура, и из нее никуда не выскочишь, будь ты армянин или чукча, ты все равно будешь знать, кто такой Карл Маркс. Да, тогда есть голос поколения.

— Есть голос поколения, который говорит, о чем думает это поколение.

— Поколение всегда думает о разном. Разные люди даже на одной лестничной площадке. В одной квартире люди думают о том, как приготовить яичницу, а в другой сидит Перельман и думает о том, как решит теорему Пуанкаре. Какой голос у этого поколения должен быть?

— Видимо, здесь каждый останется при своем. Хочу затронуть очень интересную, для меня, с точки зрения человека, который достаточно близко знаком с театром, о том, что Вы постоянно меняетесь. У Вас образ меняется. У Вас нет такого ощущения, что это некая теория Грама, где есть завязка, конфликт, развязка, и Вы – актер, который в этой драматургии учувствует. Почему вот так происходит?

— Скорее всего Вы сейчас описали не драму, а сказку. Потому что вот есть у нас герои Иванушка-дурачок, который лежит на печи и ведет какой-то непонятный образ жизни, потом он отправляется в сказочный лес, встречает Бабу-Ягу, получает у нее какие-то знания сакральные и отправляется вслед за большой принцессой, становится, в итоге, королем. Наверное, да. Я стараюсь не стоять на месте. Если раньше я думал, что можно оставаться как-то тем, самым, которым ты был в школе, придерживаться тех странных убеждений, которые тебе были навязаны твоей юношеской средой, то теперь я понимаю, что это совершенная чушь. Человек должен меняться. Если он не меняется, значит, он находится в реанимации. Если человек живой, то он обязан меняться.  

— Вы привели в пример сказку, то вот в этой сказке Вы на каком этапе?

— Я выхожу из сказочного леса, впереди еще много всяких испытаний. Я еще далеко не король.

— Тем не менее, Ваша работа, это такая театральность, потому что у Вас здесь и слово, и стенография, и режиссура, и изобразительное искусство. Вам никакие параллели, связанные с театром, не приходят на ум?

— Я скорее ориентировался на цирк. На тот средневековый цирк, где цирк – это некоторое сакральное пространство, в котором происходят удивительные вещи и возможно совмещение всех жанров. У нас там есть герой Петрушка, предположим, и полицейский, и какая-нибудь нимфа, и воздушные гимнасты, и все это сопровождается музыкальным, живым оркестром. Театр, все-таки, много слова. У «Ленинграда» слов не так много. И у нас времени не так много, мы мыслим такими плакатными категориями, близкими к площадному искусству.

— Надо сказать, что у вас достаточно тесная связь с киноискусством. У группы «Ленинград» потрясающие клипы. Кто создает эти шедевры, Вы сами пишите или есть люди?

— В основном идею выставляю я режиссерам, а конкретно клипы со всеми разработками делают наши талантливые режиссеры.

— Несмотря на то, что большие гастроли заканчиваются, тем не менее, «Ленинград» ведь останется в творческом пространстве страны и песни будут писаться, и клипы сниматься?

— Я надеюсь, что да. Но даю себе возможность отдохнуть и об этом не думать. Я хочу побыть не героем своих песен, а просто пожить и посмотреть, как живут остальные люди со стороны.

— У Вас получилось раскрутить группу «Ленинград» без СМИ, без ротации на радио… Это была воля случая или специально задумано?

— Я боюсь, что в 25 лет, если бы я знал, как будет развиваться научно-технический прогресс, что появится интернет, что появятся другие средства коммуникации, появятся независимые медиа, я бы занялся точно не «Ленинградом».

— А чем?

— Я бы занялся пропагандой и пиаром. Чем-нибудь таким, что требует меньше затрат физических и приносит больше денег. Но так как я занялся «Ленинградом, я не думаю, что это все видел, что я мог вот так предугадать. Я просто делал то, что я делал. Я пытался быть более-менее реалистичным художником в довольно узком жанре популярной песни.

— Глядя на Вас, мое личное мнение, нынешние исполнители, очень популярные у молодежи, Face, Хаски, уфимский Моргенштерн, пошли тем же самым путем. У Вас нет ощущения, что они, глядя на Вас, решили повторить успех группы «Ленинград» и Сергея Шнурова в частности.

— Я не думаю. Я думаю, что это скорее мировые процессы, что песня так или иначе, которая является популярной, она наследует, берет свое начало от народного творчества, которое опирается на язык, которым говорят люди. Если сейчас на таком довольно странном языке, составленном из англицизмов, заимствованных из компьютерных игр, жаргонных словечек, приправленных немножко перцем русского мата, получается вот такой язык, которым говорит молодежь. Это ничья заслуга. Это такой язык, он так сейчас сформировался. Так люди сейчас общаются, так видят мир, так его объясняют.

— Но группа «Ленинград» — это часть этого мира и часть этого языка. Нецензурная лексика – это некий шарм группы, и многие сейчас пытаются это повторить. На сколько Вам кажется, что это им удается?

— Я думаю, что они созвучные эпохи, я думаю, что они актуальны для сегодняшнего дня и не мне судить, удается это или нет. Если есть отклик у молодежи, если есть у людей какая-то энергия, то это все имеет право на существование. Это всего лишь искусство, а в искусстве допустимо все.

— Есть мнение, что это современный Эзопов язык, что это так выражаются люди.

— Сейчас Эзопов язык, пока не приняли закон о суверенном рунете, он не нужен. Зачем?  Во многих случаях он не нужен.

—  Также можно сказать о новом Вашем воплощении? О ведущем телеканала «Россия-24» программы «Диалог».

— Я так в качестве гостя. Программа «Диалог» строится на том, что какой-то правительственный функционер, министр приглашает того человека, с кем интересно ему побеседовать. И наш министр образования позвала меня.

— Достаточно интересный получился разговор, особенно о том, что молодежи нужны такие образы, с которых она будет брать пример, и Васильева привел Вас как раз в этот самый пример.

— В каждом человеке очень много всего намешано. Если брать с меня пример с человека, который, предположим, как пробивного, человека, который не отступает от намеченных целей, как человека предприимчивого, человека, который старается не сгибаться под возникшими обстоятельствами, а дальше гнет свою линию, то, наверное, этот пример стоит брать. Во мне также много того, чего не стоит, наверное, даже пытаться сделать.

— В этом разговоре речь шла прежде всего про то, как Вы наверно нереально трудоспособны. Мне кажется, она говорила именно об этом.

— С этим я соглашусь.

— Ну и подводя финал нашему разговору, в одном из интервью Вы сказали очень интересную фразу. Какие животные могут жить в Уфе?

— Я не знаю, я еще Уфы толком не видел. После концерта я Вам, может быть, что-то и смогу сказать. Сейчас мало входной информации.

— Но пост в Инстаграме будет?

— Конечно, обязательно.

— Спасибо Вам большое за этот разговор.

— Друзья, все ударяемся в науку. В науке нам ничего не запретили. Все собрались, начали учиться, и мы сделаем весь мир!

Сергей Шнуров дал интервью RT — Рамблер/кино

— Сергей, у вас запланированы концерты в Европе. Расскажите, куда вы поедете?

— Я не помню. По-моему, Лондон, Париж, Кипр, Таллинн, Рига, а перед этим в конце месяца мы поедем в европейский город Сочи.

— Я как-то не слежу за их гастролями. Не бывал ни разу на их концертах, но обязательно как-нибудь схожу. Стоит?

— Бывает интересно. А кто ходит на ваши концерты в Европе?

— Всё зависит от страны. В Германии много коренных немцев, которые слушают «Ленинград». Это связано с тем, что у них было большое движение в двухтысячных, которое называлось Russian Disco. Даже фильм такой есть, где преимущественно играет музыка группировки «Ленинград».

— У вас 3 мая будет концерт в Париже, это как раз между двумя турами президентских выборов. Начнёте концерт с песни «Выборы»?

— Выборы во Франции особенные в этом году, там четыре кандидата, и у каждого — около 20% голосов избирателей. Была очень жаркая, напряжённая борьба. Вы следили за этим?

— Я за международной политикой не слежу и совершенно не знаю, что там происходит. Я же не политик. Если б я работал таксистом, я бы вам всё рассказал про геополитику, потому что лучше таксистов никто вам не расскажет про геополитику — где, что, как, за кого, почему. Но я не таксист.

— Во Франции есть такой кандидат — Марин Ле Пен. Почти половина французов говорят, что она фашистка, расистка и что за неё стыдно голосовать, но при этом она проходит во второй тур выборов. Как вы относитесь к такой ситуации?

— Я не знаю, насколько она фашистка. Насколько я помню, фашистский режим был сочинён во времена Муссолини. Фашио — это пучок (в переводе с итальянского. — RT). Сейчас все понятия смешались, слова все закавычены и утратили свои первоначальные значения из-за девальвации и слишком частого употребления. Нужно различать фашизм и национализм — это несколько разные направления.

— Может быть, вы кого-то из кандидатов позовёте на свой концерт?

— Да я бы всех позвал на свой концерт. Мне совершенно неважно — кандидат это или не кандидат. Концерт «Ленинграда» срывает все эти социальные маски, костюмы, и неважно — это ватник или пиджак. «Ленинград» — это фактически такая баня, где все равны.

— Насколько я знаю, вы что-то сочинили во Франции по поводу выборов. Можете прочитать?

— Стишок следующего содержания:

Суета у французского трона, я готов предложить вам пари:

Сто процентов победа Макрона, если имя возьмет он Марин.

Отложив с избирателем ужин, устриц дюжину, пенистый эль,

В духе времени выступить нужно. Чем Марин хуже Эммануэль?

— Сергей, а вы на иностранных языках поёте, читаете?

— Нет, Бог уберёг.

— Но говорите.

— Нет. Стараюсь не говорить. Я по-русски-то плохо говорю, как вы успели заметить.

— Однако у вас в песнях есть и французские, и английские слова.

— Бывают. Просто тем, кто читал Пушкина, без французского никуда.

— Понимаете, особенно молодёжи и старикам кажется, что мир куда-то катится. Это просто христианское, эсхатологическое мышление. Все мы живём в христианской культуре и понимаем, что всё по идее должно закончиться концом света, апокалипсисом, вторым пришествием, поэтому всё нормально, всё хорошо. Чем хуже, тем лучше.

— Выход Великобритании из ЕС для многих стал неожиданностью. Несколько лет назад такое даже представить было невозможно.

— Ну почему же? Кто читал историю, тот знает, что и Римская империя рухнула, и Византийская империя рухнула, и от Советского Союза чуть-чуть осталось. Всё меняется. Мир меняется. Дважды в одну воду не зайдешь — ещё Гераклит сказал. Где Древняя Греция? Ау!

— Я не знаю, я жену люблю. За жену голосую. У меня телевизора нет, я в этом не разбираюсь. Это не мой профиль.

— Вы слышали что-нибудь про…

— Нет.

— Последнее время именно наш канал очень много обвиняли во влиянии на американские выборы. На Западе считают, что Россия с помощью телеканала Russia Today привела Трампа к президентству.

— Вы тогда крутые. Я считаю, что вы молодцы. Это мощно. Если есть такое средство влияния — это круто.

— А вы как-то влияете на процессы, которые происходят у нас в России или на Западе?

— Надеюсь, что да. Я пытаюсь в довольно абсурдной и для многих кажущейся безнадёжной ситуации всё-таки какую-то долю оптимизма вносить и радоваться малому — солнцу и дождю, травке, снегу талому.

— Что у нас в России происходит?

— Тут всё просто. Включаешь телевизор, смотришь — в России всё зашибись, залезаешь в интернет — в России жить невозможно. И между этих двух полюсов живёт нормальное население страны, которое не участвует в телевизионных программах и не пишет в «Фейсбуке». Они где-то между.

— Совсем недавно прошли протесты по стране. Это большая тема, которую у нас по телевизору особо не обсуждали.

— Я же говорю — в телевизоре всё хорошо. В телевизоре нельзя обсуждать протесты.

— А мы можем.

— Вы можете? Давайте обсудим. Какие вы смелые, телевизионщики. Потом порежете всё.

— Протесты прошли во многих городах России. В Москве были тысячи протестующих.

— В интернете пишут, что в Москве было 25 тысяч человек. Арестовали, на мой взгляд, неоправданно. Протесты в основном молодёжные. Молодёжи по идее нужно протестовать. Они всегда протестуют. Вот вы мне подарили ватник — как моднику. И я как модник вам скажу, что это жанровые предпочтения. Это «Адидас» против «Бриони». Молодёжи не нравится «Бриони». Им надоел этот гламур, им стиль этот надоел. Это протесты об этом. Это «Тесла» против «Бентли».

— С одной стороны, наши официальные лица и представители шоу-бизнеса говорят, что нельзя привлекать целенаправленно молодежь и тем самым ставить её под удар. С другой — многие говорят, что молодёжь — наше будущее, и поэтому важно, что они вышли и решили высказаться.

— Вот смотрите. В 18 лет в армию можно — курить нельзя. В армию иди, а кури только с 21-го. Выпивать нельзя. За родину умирать можно, а выпивать нельзя.

— Значит, протестовать тоже можно?

— Не знаю. Просто историческая справка: старшему брату нашего дорогого Ульянова (Ленина. — RT), когда он совершал покушение на царя, было 19 лет. Все революционеры были люди молодые.

— Да, смотрел.

— Как вам фильм? И как вам Алексей Навальный?

— Я очень спокойно к нему отношусь. Весь этот дискурс мне напомнил старинный анекдот. Старая революционерка слышит какой-то шум на улице в 1917 году и спрашивает у своей служанки, что там происходит. Служанка говорит: да вот революция, протестуют! А протестуют против чего? Хотят, чтобы не было богатых. А мы в своё время хотели, чтобы не было бедных.

Я фильм смотрел, фактология странная. Фильм, на мой взгляд, спорный. Он, конечно, мог бы послужить поводом для какой-то дискуссии. Мне ясно, почему на молодёжь он производит впечатление. Молодёжь же не будет разбираться, что Медведев — бывший президент и знает все государственные тайны. Ребята, он не может жить в пятиэтажке!

— Если говорить о политической активности в целом, россияне пассивны?

— Дай Бог.

— Знаете, когда были выборы в первую Думу, вторую, третью, четвёртую, там тоже народ вяленько на это смотрел, а закончилось 1917-м. Вся эта вялость в секунду может закончиться такой невялостью, что не дай Боже. Крови бы не хотелось. Это моё личное вкусовое предпочтение. Я не люблю насилие.

— Вам нравится, когда в таких городах, как Питер и Москва, меньше 50% явка?

— Потому что выборы нужно организовывать. Нужно делать шоу. Посмотрите на ту же Америку. Вот мы отвечаем бесконечно Голливуду. Голливуд на нас не смотрит, но мы ему отвечаем — непонятными фильмами, которые калькируются оттуда. Ну, возьмите кальку выборов. Сделайте выборы интересными — и люди пойдут. Сценарист нужен хороший.

— Может быть, вам попробовать что-нибудь сделать и в этой сфере?

— Меня хватает в моей сфере. Я делаю интересную музыку, я делаю интересные клипы. Ребята, я не могу делать всё. Вас 140 миллионов. Займитесь. Сделайте что-нибудь интересно. Как я хотя бы. Пускай с матом, но интересно.

— Ваш новый клип «Экстаз» набрал, если не ошибаюсь, больше двух миллионов просмотров.

— Уже под три.

— Это успех? Это круто?

— Смотря с кем сравнивать. Мы всегда стараемся удивлять и выходить за рамки определённых представлений о том, что клип — это устоявшаяся форма. Мы всё время ломаем эту структуру: обратно запускаем изображение, делаем несоответствие звукового ряда с визуальным, делаем 11-минутные клипы, делаем короткие. Всё время боремся за новые художественные пространства. И, по-моему, с успехом.

— А как вам украинские «Грибы»?

— Мне нравится. Шикарно. Это полнейшая победа над смыслом. Это гениально. Это настолько резонирует с современностью, со всем абсурдом, который мы видим ежеминутно, ежесекундно. Это гениально, это круто!

— Вы бы с ними вместе что-нибудь замутили?

— Нет, я не буду портить такое хорошее дело. Пускай они сами.

— Это какая-то политическая игра. Сильно раздутый, явно переоценённый у нас конкурс. Это не моя игра. Я вообще теннисист, а это футбол. Я не слежу за тем, что там происходит.

— Где вас застала новость о теракте в родном Санкт-Петербурге?

— Я в этот день прилетел и ехал по кольцевой дороге. Мне пришло сообщение по новостной ленте. А у меня мама там живёт на «Техноложке» (станция метро «Технологический университет», где произошёл теракт. — RT). Я сразу ей позвонил, спросил, как она. Все испытали ужас. Было страшно.

— Такого в Питере не было?

— На моей памяти — нет.

— Питер в одночасье стал примером для всей страны. Я имею в виду сообщения, объявления в тот день: «Подброшу вас до дома».

— У нас ребята из группы тоже подвозили.

— Значит, в Питере не только пить.

— Питиё здесь как средство коммуникации, средство сближения. Поэтому, конечно же, в Питере пить. И от этого происходит всё остальное.

— А за «Зенит-Арену» вы бы выпили?

— Мне кажется, это кто-то пытался воплотить идею чёрной звезды — звезды смерти из «Звёздных войн». Они начали её строить, и под землёй там остаток этой фигни. Когда она взлетит, тогда и выпьем. Я по этому поводу даже стих написал: «Миллиарды вложите в нарды» — эффекта будет больше.

— Вам совсем не понравился стадион?

— Я не был там, не знаю. Только мимо проезжал. Скорее всего, это закопанная звезда смерти. Там не обошлось без Дарта Вейдера. Он занимался постройкой.

— По своим идеологическим соображениям не могу сказать, что он чемпион. Но формально, конечно же, да.

— С такой игрой «Зенита» вряд ли. Но я всё равно буду болеть за «Зенит». И надеяться. Но это уже из «Звёздных войн». Какой-то джедай должен прилететь в эту команду и сделать что-то невероятное.

— Сейчас в ком проблема — в Луческу? Многие на него показывают пальцем.

— У нас принято искать виноватого. Но там одного виноватого быть не может — это командная игра.